Miserere

Ночь полна миражей. Мимолётное прикосновение ветра к раскрасневшейся щеке, как робкий поцелуй. Скрип оголенных ветвей и прощальный шелест опадающих листьев. Раз-два-три… Раз-два-три… Остановись! Зов полуночи будоражит кровь, туманит разум, полнит сердце истомой. Луна так холодна, спокойна и прекрасна. Её серебряный свет отражался от мокрых ветвей, листьев, заполнял их сверкающим серебром изморози. Ветер все налетал на них, грозя разрушить, растоптать, измять хрупкую красоту осенней луны. Нельзя идти, никак нельзя. Но сопротивляться невозможно. Раз-два-три… Раз-два-три… Пока не поздно, молю, остановись! Безнадёжно испорчено белое платье, вымарано в лесной грязи. Нежные руки исцарапаны ветками, а волосы растрепаны в спешке. Но это все мелочи, ведь Он ждёт её. Быстрый взгляд вперед и вот уже видны древние колонны. Наследие далёких предков, потрескавшееся от времени и беспощадных бурь. Мягкий стук каблуков по мрамору кажется столь чуждым средь размеренного лесного ритма, что девушка замирает. Но прогоняет благоговение лишь тряхнув головой. Неважно. Все это неважно. Пять ступеней вверх, вместе с боязнью оступиться, пролетают в единый миг. Стоит лишь присмотреться, и можно увидеть… Никого. Нет. Нет, Он не мог так поступить! Он, наверное, хочет проверить её. Да, так и есть! «Я докажу! Я сделаю это», — думалось ей и сердце подсказало ей выход. Рука стала шарить по платью, в поисках чего-то острого. Брошка-бабочка, подаренная матушкой, приколотая к воротничку первой пошла в ход. Раз… Отстегнуть хитрый замочек. Два… Уколоть себя в руку, почти в вену, и вдыхать разлившийся вокруг запах крови. Три… Чьи-то холодные пальцы легонько коснулись шеи, еще недавно спрятанную под скреплённым брошкой воротником, погладили там, где под тонкой кожей бьётся ручеек крови, заключенный в артерию. И низкий, рокочущий голос, от которого сердце трепещет, и неясно страх тому виной или любовь… — Что же ты делаешь, глупенькая… Поцелуй обжигающе холодных губ и мягкая укоризна в мурчащих обертонах. Пронзительный, томный взгляд почти чёрных глаз пленял, гипнотизировал, а ледяные руки на девичьих плечах были обманчиво лёгкими. Белокурые волосы осветила луна, надев ледяную корону. Он галантно поклонился и протянул ладонь. — Позвольте пригласить вас на танец, моя леди. Раз-два-три… Раз-два-три… Они кружились в вальсе вместе с ветром и посеребренной листвой, вместе с шелестом травы и лунным светом, так что невозможно было выделить что-то одно. Грация ивовых ветвей пронизывала каждое их движение, казалась столь же естественной, как дыхание. Стук каблуков отбивал знакомый ритм, траурно выделяя каждую первую долю. Она счастливо улыбаясь, смотрела с обожанием на своего партнёра. Он позволял себе лишь скользящие взгляды, в которых плескалась тёмная страсть. Раз-два-три… Вдруг девушка словно проснулась. Непонимающе огляделась, словно силясь вспомнить. Её лицо исказила гримаса ужаса, когда она посмотрела на белокурого мужчину, на вихрь листвы вокруг. Попытка вырваться ни к чему не привела, мягкие руки вдруг стали крепче чем стальные оковы. Его улыбка все больше напоминала хищный оскал. — Вот и все, моя леди. Милая, глупая леди… — шепот шёл отовсюду. Листья, ветер, даже мрамор под ногами шептал одно. Глупая… Поцелуй в шею, острый как укол. И следующее за ним ощущение вытекающей жизни; страх и болезненное наслаждение сплелись в одно целое. Туман перед глазами все густел, густел, густел, пока не заволок все сознание целиком… На холодный мрамор упало выпитое до дна, иссохшее тело.

***

Несколькими днями ранее… — Агнесса, ты только посмотри, что пишут в газетах! Девушка отложила книгу, сняла очки и посмотрела на мать. — А что там пишут? — «Череда странных преступлений всполошила город!» — прочитала седая женщина, сидящая в соседнем кресле, — «Вот уже в течение недели, полиция находит у достопримечательностей тела девушек, изувеченные самым непостижимым образом. У несчастных совершенно высушена кожа, будто они не одну неделю пролежали под жарким солнцем. Всех жителей просим быть исключительно внимательными и осторожными!» — Ерунда какая-то! — Агнесса фыркает, снова надевая очки. — Это ведь совершенно невозможно! — Будь это невозможно, оно бы и не случилось, а все эти девушки были бы живы, — сурово отрезала мать, поправляя загнувшуюся газету. — Заклинаю тебя… — Я буду осторожна, матушка, не переживай… Ты слышишь? — Что? — Кто-то стучал! Уже ночь на дворе! А вдруг что-то случилось? — Агнесса! Ты меня не слышала?! Мы никому не будем открывать дверь! — И бросим человека в сырости и холоде? — Немедленно сядь на место!.. Но девушка уже не слушала, со всех ног мчась к двери. Отперев замок, она встретилась глазами с русоволосым мужчиной, промокшим насквозь. — Здравствуйте. Прошу простить меня, что побеспокоил вас в столь позднее время. Со мной произошло крайне досадное происшествие… — Так не стойте же на пороге! Проходите! Мужчина удовлетворенно улыбнулся, и вошёл в дом. Агнесса удивленно посмотрела ему вслед. На секунду ей показалось, что глаза его сверкнули красным.