Волчонок

Всадники по разные стороны барьера, в доспехах и с копьями наперевес, неумолимо сближаются, один из них успевает занести копье на полмгновения раньше – бах! – удар в плечо противника, тот вылетает из седла и катится по взбитому конскими копытами месиву из грязи и опилок. В ложах дружный рев. - Победил герцог Саффолк! – дерет горло арбитр со своего помоста, и ветер уносит его крик куда-то за противоположные трибуны. – Два очка герцогу Саффолку! Противник герцога – граф Дорсет – тяжело, при помощи слуги, поднимается на ноги, его доспехи нуждаются в хорошей помывке. - Кто победил? – крутя головой, волнуется матушка, которая из-за натянутого на уши гейбла не слышит не то что арбитра, но и отборно сквернословящего рядом сына. - Саффолк, чтоб его! – злобно гаркает Том. Он, как и многие придворные его поколения, недолюбливает королевского фаворита – всем известно, что блестящую карьеру тот сделал исключительно на основании дружбы с Его Величеством. Есть чему позавидовать. За глаза мои братья любят позубоскалить над Саффолком. - Ах, герцог! – матушка хорошо помнит обаятельного герцога, который гостил осенью в нашем поместье вместе с королем, и теперь ей не терпится продемонстрировать близость к элите. – Муж мой, это ведь он командовал вашей армией во Франции? - Да, он, - кивает отец. – Ума ему Бог, конечно, пожалел, но храбростью не обидел. Том на это злорадно ржет, хлопая себя по коленям. Видит Бог, я бы тоже охотно посмеялась, но у меня, в отличие от брата, нет для этого ни единого повода. В соседней ложе восседает фракция королевы, и меня там видеть не рады. Хотя самой королевы нет, поскольку она сочла, что турнир – зрелище слишком нервозное, а потому вредное для женщины, носящей дитя. А Анна делает все для того, чтобы выносить и родить принца. Вероятно, поэтому сейчас она старается не замечать меня, словно я – пустое место. Но я не сомневаюсь, что после появления на свет мальчика она обязательно постарается избавиться от меня, и не сомневаюсь, что любой ценой доведет это намерение до конца. Анна больше не фальшивая королева, поскольку первая жена короля мертва. А статус матери наследника престола сделает ее неприкосновенной. Станет ли король тратить себя на вражду с матерью своего долгожданного сына, если вообще допустит вражду, из-за очередной любовницы? Праздный вопрос. Томас Кромвель – моя единственная надежда на защиту, но и в его отношении я предпочитаю не строить иллюзий. Он всегда на стороне власти. Кто я такая, чтобы вступать с ней в конфликт из-за меня? Он уже дал мне понять это более чем красноречиво. Все эти мрачные мысли соседствуют с робкими надеждами на то, что пока король расположен ко мне – я в безопасности. Может быть, когда родится принц, и король снова вернется в постель королевы, ее злоба остынет. Во всяком случае, по отношению к Мадж она довольно лояльна, а ведь Мадж, как говорят, около полугода согревала постель короля. А я вовсе не собираюсь идти по ее стопам. А что, если принц не родится? Признаюсь, эта мысль – моя частая гостья. Возможно, я должна испытывать по этому поводу угрызения совести, но их нет. Возраст королевы и предыдущий выкидыш отнюдь не располагают к оптимистичным прогнозам. Так считаю не только я. Многие. Не сомневаюсь, что и сама Анна думает так же. Именно поэтому она так осторожна – старается не волноваться, часто отдыхает днем, постоянно слушает приятную музыку в исполнении симпатичного Марка Смитона, который вечно торчит в ее покоях, готовый услужить госпоже по первому слову. Она и на турнире не появилась, предпочитая побыть в тепле и тишине своих уютных покоев, подремать на мягкой перине, почитать или послушать певучую нежную скрипку Марка. Я тоже не намеревалась присутствовать на турнире – чтобы все ели меня глазами, и готова была настоять на своем, но меня попросил о присутствии сам король. Вернее, не предполагающим возражения тоном он уведомил меня о том, что будет сражаться в мою честь. Часто ли в мою честь рыцари преломляли копья? Ни единого раза, если уж честно. Может, это частично объяснит тот факт, что меня не покидает чувство, будто я обманом заняла чужое место. Не может король посвятить бой деревенской дурнушке, такое бывает только в сказках. От множества глаз, устремленных на меня со всех сторон, мне хочется забраться под лавку. - Джейн, сиди прямо, - цедит сквозь зубы матушка. Действительно, что мне еще остается? Сестра успокаивающим жестом сжимает мою руку в своей горячей ладошке. - Ты не сделала ничего предосудительного, Джейн, - тихо говорит она. – Тебе нечего стыдиться или бояться. - Зато мне есть, что терять. Лиззи вздыхает. Накануне между нами состоялся разговор, во время которого сестра заявила: - Знаешь, милая, мне кажется, ты просто понятия не имеешь, что такое насилие. Тебя не выдавали девчонкой замуж за старика. Чужие холодные руки не щупали тебя за все сокровенные места твоего тела. И, даже оставшись после всего этого девственницей, чувствуешь себя использованной. Вот это ужасно и унизительно. А не когда красивый мужчина влюблен в тебя. Я понимаю, что на сердце у сестры есть горькая тайна. Но все равно у каждой из нас правда своя. - Оказывается, я многого о тебе не знала, - говорит она. Кое-чего и я о себе не знала до некоторых пор. - Мистер Ричард Кромвель сразится с герцогом Саффолком! – простуженно выкликает арбитр, видимо, окоченевший на студеном зимнем ветру. Оглушительно трубят герольды. Ричард Кромвель, хорошо сложенный молодой человек, внешне очень похожий на дядю, опускает забрало своего шлема и берет копье наперевес. Его гнедой скакун нетерпеливо приплясывает. - Кромвель? – реагирует матушка на знакомое имя. – Не сын ли господина секретаря? - Племянник, - отвечаю я. - Он ведь не дворянин? – ее тон, скорее, утвердительный. - Дальний кузен короля. У них общий валлийский предок Тюдор. - О! – леди матушка смотрит с интересом. Ее глаза отражают мыслительную деятельность – вероятно, она пытается вычислить в уме родословную Ричарда Кромвеля. Поравнявшись с противником, герцог Саффолк молниеносно посылает в его голову свое копье, но оно лишь вскользь задевает шлем Ричарда, и герцог по инерции едва не устремляется вон из седла вслед за копьем. Ложи ахают и ревут. Я в напряжении стискиваю кулаки и перестаю дышать, когда соперники идут на второй заход… и судорожно вдыхаю сырой холодный воздух, когда, угостив друг друга ударами и кое-как удержавшись в седле, разворачиваются и идут на третий. Из-под копыт лошадей летят ошметки скользкой грязной жижи, не смотря на то, что ристалище предварительно хорошенько посыпали опилками, дабы кони не поскользнулись и не переломали себе ноги. Бах! – два почти одновременных удара, и герцог, выбитый из седла, грузно, плашмя шлепается в грязное месиво. Товарищи Ричарда громко выражают свою радость и одобрение. Я вижу, как взвивается со своего места маленькая бледная герцогиня, как прижимает ладошки к губам, чтобы подавить крик. Однако герцог не пострадал. Он поднимается, пошатываясь. К нему уже бегут слуги, один из них ловит коня под уздцы и подводит к хозяину, и тот на пару со скакуном покидает поле. - Победил мистер Ричард Кромвель! – хрипло вопит арбитр. – Два очка мистеру Ричарду! Если бы мой лорд видел сейчас своего воспитанника – он бы гордился им, думаю я. Жаль, мне нельзя болеть за кого-то, кроме Его Величества. Поэтому я просто сдержанно улыбаюсь, опустив голову. - Эти мальчишки такие головорезы, - бурчит матушка. – Готовы из достойного человека дух вышибить… Братья насмешливо ухмыляются, довольные тем, что бывший клерк «покрыл» - Том так и выражается в присутствии матушки – спесивого вельможу. Набухшее грязно-синими тучами небо, низко нависшее над трибунами, готово разрешиться от бремени дождем или снегом. В это время года погода так неустойчива. - Его Величество король сразится с Генри Норрисом! Болезненный тычок локтем с одной стороны, пожатие горячей лапки с другой – мать и сестра напоминают мне о мгновении моего триумфа, который охотно готовы разделить со мной. Орлиный профиль Эдварда устремлен вперед. Том на полуслове прерывает свою болтовню. Король умеет появиться так, чтобы все замерли в восхищении. Не потому, что он король – потому, что он великолепен. Отполированные до зеркального блеска серебристые доспехи, отделанные золотом, переливаются, словно созданы из жидкого металла. Он похож на рыцаря из легенд, которые я читала в детстве – красивый, отважный и грозный в своей уверенности в победе. Под ним гарцует крепкий вороной конек, неистовый и горячий, под стать своему всаднику. Генри Норрис выглядит не столь эффектно, но держится не менее уверенно. Они с королем на пару поломали немало копий на турнирах, начиная с ранней юности. Жених Мадж Шелтон и мой… (поклонник? Как странно это звучит)... демонстрируют себя публике. Я более, чем уверена, что все с нетерпением ждут того момента, когда король приблизится к нашей ложе и попросит у меня знак расположения. Вот это будет зрелище! Я представляю себе лица компаньонок – все, как одно, вытянувшиеся и с расширенными глазами. И лицо Анны в момент, когда она от души размахивается и отвешивает мне пощечину. Мое сердце болезненно сжимается. Хочется вскочить и убежать, куда глаза глядят. Никогда еще я не чувствовала себя столь неприкаянной и беззащитной, как с тех пор, когда король по странной прихоти своей натуры вдруг обратил на меня свой взор. Сейчас он начнет играть со мной, как кот с мышью, на глазах у всего двора, а потом его кошечка довершит начатое, перекусив мне горло. - Ай! – вскрикивает сестра, и я понимаю, что больно вцепилась ногтями ей в руку. Однако мои опасения не оправдываются в той мере, что я полагала. Король триумфально гарцует мимо нашей ложи, и, поравнявшись со мной, посылает пронзительный взгляд и улыбку – дерзкую усмешку воина, не сомневающегося в своей победе. После чего спешит занять свою позицию перед сражением. Мое бесчестие только что состоялось публично и окончательно. Сейчас в каждой ложе нет ни одного сомневающегося в том, что Джейн Сеймур – шлюха Его Величества. Меня единодушно презирают, а моим братьям – завидуют. После турнира я в глаза скажу Эдварду и Томасу, что с радостью уступаю любому из них свое место вместе с обязанностью торговать телом. И пусть затопчут друг дружку в стремлении наперегонки достичь этой перспективы. Ненависть застилает мне взор и мучительно стискивает горло. Я и не знала прежде, что способна на такие чувства. Но прежде меня не предавали те, кому я безоговорочно доверяла. Ненависть такой силы можно испытывать лишь по отношению к самым близким – тем, кого любишь. Любовь просто меняет полюс. - Ничего, Дженни, - приговаривал Том, вытащив меня из куста крыжовника и дуя на каждую царапину на моих руках. Мне было лет семь, не больше, Том на год меня старше. – До свадьбы заживет. Даже раньше. Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу. В сарае недавно окотилась кошка, и котята – еще слепые, тоненько пищащие, копошились возле ее брюха. Было так чудно наблюдать это любопытное и трогательное зрелище – нежность и беззащитность новой жизни, и трепет материнства в каждом движении ловкого розового языка, обхаживающего крохотные тельца и мордочки. - Ой, Том, - заворожено прошептала я, забыв о своих исцарапанных в кровь руках. – Какие они красивые… Бережно взяв в руки одного пискуна, Том протянул его мне: - Смотри. Похож на тебя, правда? Котенок – беломорденький, розовоносый – широко разинул крошечную пасть и издал возмущенный крик протеста. Взволнованная кошка-мать тотчас отозвалась. Ее крупные, зеленые, словно ягоды крыжовника, глаза сердито блеснули на нас. Я помню тот момент из своего детства, как и множество других, таких же счастливых. Мой Том держит на ладошке котенка и улыбается мне. У него в глазах небо. У него солнце в глазах. Я смеюсь от счастья и люблю его до боли. Все происходит одновременно: подвернутая нога вороного коня и его жалобный, захлебнувшийся крик при падении на всем скаку, дружный стон трибун, вдавленное в грязную жижу тело короля, на которого рухнул скакун в полном боевом облачении. После кратковременного шока все вокруг оживает и начинает ускоренно двигаться. Герцог Саффолк, перемахнув через барьер своей ложи, в два прыжка оказывается около короля, неподвижно лежащего вниз лицом, почти без усилий переворачивает его – шок придал ему сил. Генри Норрис откидывает забрало, открывая обескровленное ужасом лицо, падает на колени, пытается снять шлем с головы короля. Дальнейшего мне не видно, поскольку обзор закрывает толпа, моментально запрудившая место несчастного случая. По звону в ушах и заплясавших в глазах черных точках я понимаю, что в легких у меня не осталось ни капли воздуха, и с усилием делаю глубокий вдох. Потом ощущаю, как меня толкают и тычут со всех сторон, и обнаруживаю себя на поле, среди других. - Сеймур! Болейн! – слышу я громовой голос герцога Саффолка. – Помогите! - Доктор! Пропустите доктора! – кричит кто-то. Плотная толпа начинает ходить волнами, пропуская доктора Баттса, который дежурил на турнире на случай оказания помощи. Я пытаюсь продраться вслед за ним, но меня отталкивают, и я чуть не падаю в грязь. Кто-то резко выдергивает меня из толпы. Ричард Кромвель. - Не суйтесь туда, Джейн, вас затопчут, - говорит он. - Нужно сообщить господину секретарю! – выпаливаю я. - Я уже послал Рейфа. Он хмурится, жестко сжав губы, и становится еще больше похожим на дядю. - Убирайтесь, убирайтесь! Дайте дорогу! – слышится яростный крик Саффолка. Короля несут, высоко подняв на руках – Саффолк, Генри Норрис, Джордж Болейн и мой брат Эдвард – по направлению к шатру, разбитому неподалеку от ристалища, за трибунами. Несут вперед головой. Жив. Боже, храни короля! Словно молния ударяет мне в голову, вызывая вспышку воспоминания – момент из моего зловещего сна: я и мистер Кромвель идем рука об руку к эшафоту. Так вот оно что. Если король умрет, можно будет не сомневаться в том, что сон был предупреждением свыше. Анна станет регентом при дочери, и разделается со всеми, кто когда-то перешел ей дорогу или просто путался под ногами. И мой лорд будет одним из первых. Потому что король слушал его, а с ней препирался и спорил. Потому что он оказывал поддержку опальной леди Марии, и отказался от плана Анны скомпрометировать девушку так, чтобы от нее отвернулась вся Англия и зарубежные родственники. Потому что не уподобился прочим мужчинам из круга ее общения и не пал жертвой ее неотразимости. Тот, кого она называла «мой Кромвель», никогда не был ее. И это в глазах Анны Болейн, властной и привыкшей к поклонению – одно из худших преступлений. Меня она не убьет, конечно. Придумать преступление для меня – это будет едва ли выполнимой задачей. Но можно не сомневаться в том, что меня насильно постригут в монахини и запрут в каком-нибудь дальнем монастыре, где-нибудь в Йоркшире. Братья попрощаются со своей придворной карьерой и постараются поскорее забыть обо мне – источнике их несчастий. И все это произойдет лишь потому, что король решил поиграть в рыцаря Ланселота. Боже, храни короля! Подбежавший Грегори Кромвель, словно не замечая меня, начинает говорить. Король, говорит он кузену, жив, но без сознания. Неизвестно, ранен ли он, снять с него доспехи не представляется возможным. Герцог Норфолк и граф Уилтшир свирепо препираются за шатром по поводу того, кто из них должен стать лордом-протектором, в случае, если король умрет. Король еще не умер, а у него прямо под носом уже вершится государственная измена. Грегори косится на меня и хмуро говорит: - Теперь мы все должны молиться, чтобы король выжил. Иначе… Он не договаривает, но в этом и нет нужды. Каждый из нас знает, что нам конец, если власть возьмут в свои руки Болейны и Говарды. - Мой отец, - чуть слышно шепчет Грегори. Мне так хочется обнять и успокоить юношу, который чуть не плачет, но держится изо всех сил. - Грегори, - говорю я и беру его за руки. Они теплые, и это хороший знак. – На все воля Божия, но мы должны верить в то, что Он не оставит нас и сохранит короля. В глазах Грегори загорается надежда. Его кузен Ричард смотрит на меня с радостным удивлением, странным в такой ситуации. - Вы очень сильная женщина, леди Джейн, - говорит он. – Другие утопают в слезах. Мадж Шелтон просто дождевая туча. А вы храбрый воин. - То же самое говорил мне ваш дядя, - я не могу сдержать улыбки. - Он хорошо чувствует людей, - кивает Ричард. Бремя туч прорывается, и небеса начинают сыпать ледяной изморосью. Мы бросаемся в ближайшую ложу, где уже жмется небольшая компания дам и джентльменов. Среди них моя сестра и ревущая Мадж. - Джейн, у тебя нет желания собрать пожитки и дать стрекача? – мрачно шутит Лиз. - Эта сестра тоже хладнокровная и разумная леди, - одобрительно говорит Ричард Кромвель. – Видишь, Грегори, тебе есть из кого выбирать. - По крайней мере, у меня будет компания для побега, - парирует сестра. Но Грегори не может включиться в шутливую пикировку, он все время напряженно всматривается куда-то вдаль. Может быть, ждет, что явится отец и все исправит. Я вижу, как Норфолк и Уилтшир быстро покидают место происшествия. Значит, направились во дворец. И значит, дело плохо. И они пошли делить власть. Меня начинает колотить нервный озноб. Все происходящее кажется каким-то страшным сном, от которого хочется очнуться. Но в то же время нет и ничего реальнее происходящего. Я поднимаюсь и выхожу под дождь. Иду к шатру, где лежит поверженный государь. Если мне сейчас не дадут увидеть его своими глазами, я вцеплюсь в горло любому, кто встанет у меня на пути. Или выхвачу у охранника алебарду и прорублю себе путь прямо сквозь всю эту охочую до зрелищ толпу. Передо мной – о, чудо! – расступаются. В шатре душный сырой воздух, запах крови и медицинских солей. - Джейн! – Том хватает меня за руку. – Как ты здесь… - Как король? – перебиваю я. - Без сознания. - Что говорит доктор? - На все воля Божия… Король лежит – неподвижное тело - на большом грубо сколоченном столе. На лбу запекшаяся кровь. Лицо покрыто сероватой бледностью и напоминает посмертную маску. Может, он уже, в это самое мгновение, мертв. Я протискиваюсь к столу и встаю у изголовья. Я должна своими глазами видеть, выживет король или умрет. Если умрет – я тотчас отправлюсь прямиком к мистеру Кромвелю и скажу ему: «Бежим вместе». Идея безумная, но остаться на растерзание Болейнам и Норфолку – еще безумнее. Значит – бежать, и желательно, этой же ночью. Куда? Какая разница, если с ним. Если король выживет… Все останется на своих местах. Но пусть. Потому что на своих местах – это значит безопасность. Если бы это было возможно – я поделилась бы с королем частью своих жизненных сил. Он – моя защита. Так почему бы не пожертвовать собой? Потому что бежать не выйдет. Мой лорд никогда на это не пойдет. Такие позиции не покидают в одночасье даже под страхом смерти. Он останется там, где был – и погибнет. Я опускаюсь на колени и молюсь вместе со всеми. Герцог Саффолк в грязных доспехах, Генри Норрис с потухшими глазами, Николас Кэрью и другие – никогда еще мы не были так едины, так близки и искренни в общем порыве. Я не чувствую течения времени и не знаю, сколько часов или мгновений прошло. Вход в шатер распахивается, и входит мистер Кромвель. Его первый взгляд - мне, второй – королю, неподвижному телу в зеркальных доспехах. Без слов он быстро проходит к столу, склоняется над королем, трогает его лицо, шею в том месте, где пульс. - Жив. Хорошо, - отрывисто произносит он. – Доктор Баттс, что вы думаете? - Надо ждать, когда очнется, - разводит руками врач. - Он очнется? - Мы молимся об этом. Герцог Саффолк распрямляется с железным скрежетом. - Анне сказали? – интересуется он. - Думаю, да, - отвечает мистер Кромвель. – Я не был у нее. - Норфолк и Уилтшир говорили тут интересные вещи… - Не сомневаюсь. - Кромвель, она ненавидит нас с вами. - Не только нас. Джейн, вам не холодно? - Нет, сэр, - и я не кривлю душой – я действительно не ощущаю ни холода, ни сырости. Мой дух слишком взволнован, чтобы обращать внимание на телесные неудобства. Я смотрю на моего лорда – смотрю украдкой, иначе невозможно – его глаза кажутся непроницаемо-темными, словно сменили цвет, но потом я понимаю, что это из-за бледности кожи. И понимаю также, что готова прямо сейчас преклонить колени перед величием и силой его духа. Его жизнь висит на волоске. А он невозмутим, как ни в чем не бывало, и только нездоровая бледность свидетельствует о том, каково ему на самом деле. - Теперь мы не можем быть уверенными в безопасности принцессы Марии, - говорит епископ Гардинер. - К леди Марии, которую вы имели в виду, ваша светлость, я уже отправил усиленную охрану, - сухо отвечает мистер Кромвель. – И канцелярия занимается вопросом подготовки коронации принцессы Елизаветы. Разумеется, подготовку в любой момент можно отозвать. Доктор, возможно, имеет смысл, чтобы вы что-то сделали? - Я уже сделал все, что мог, - отвечает доктор Баттс, прикладывая руку к груди. – Его Величество жив, это главное. У него замедлено дыхание и сердцебиение. Зрачок реагирует на свет. Это обнадеживает. Хотя он, судя по всему, очень сильно ударился головой. - Послы, небось, уже отправили гонцов с депешами, - задумчиво говорит епископ. - Их поймают на полпути. В любом случае, я сразу же отдал распоряжение закрыть порты. Доктор, не лучше ли будет переправить Его Величество в более подходящие условия? - Пока мы не можем быть ни в чем уверены, господин секретарь, лучше не тревожить Его Величество, - хмурится старик Баттс. – Мы не знаем, какие у него внутренние повреждения. Дождемся, пока он придет в сознание. Он достает склянку с солями, открывает и начинает водить ею под носом у бесчувственного короля. Епископ вновь принимается читать молитву. А мы – все остальные присутствующие – ждем. Чуда? Даже в детстве в канун Рождества я не ждала чуда столь страстно и с таким нетерпением. Пусть король очнется, молюсь я мысленно. Я постараюсь измениться. Обязательно постараюсь. Я буду более любезна и открыта с ним, если он того желает. Только пусть он живет долгие годы и охраняет жизнь и благополучие мое и тех, кто мне дорог. Разве я многого прошу? Только сохранить стране суверена. И жизнь – лучшему из его подданных. В шатер врывается герцог Норфолк. - А что здесь делает эта девочка? Его черные колючие глаза сверлят меня, и я невольно сжимаюсь, не зная, куда себя деть. - Так получилось, - мистер Кромвель ненавязчиво закрывает меня собой. – Вы видели королеву? - Королеву, - у Норфолка такой тон, словно в рот ему попало что-то невыносимо кислое. – Вы, наверное, хотели сказать – эту дикую кошку? - Вы слышали, что я сказал. Как она? - Получше, чем король. Он не… - герцог делает опасливую паузу. - Нет, он жив. - Слава Господу! Однако в его голосе не чувствуется ни радости, ни облегчения. - Королева в порядке? – нажимает мистер Кромвель. - Испугалась. Вы ожидали чего-то другого? – с плохо скрытым раздражением бросает Норфолк. Он делает знак доктору, отводит его в сторону и что-то тихо говорит ему. Доктор так же тихо отвечает. Епископ, герцог Саффолк, Генри Норрис и Николас Кэрью монотонно бормочут молитву. Моим братьям и их приятелям, вероятно, наскучило дожидаться у моря погоды, это их гнетет, и они предпочли выйти на воздух, дабы немного развеяться. Мистер Кромвель поворачивается ко мне. Наши руки находят друг друга и крепко сцепляются, переплетясь пальцами. Я никогда еще не видела у него такого выражения глаз. - Будьте готовы к тому, чтобы немедленно покинуть дворец, - шепчет он еле слышно. – Никогда и ни с кем не говорите обо мне ради вашей безопасности. Простите мне мои прегрешения. - Не говорите так, - шепчу я в ответ. – Вы ни в чем не виноваты. Я счастлива, что узнала вас. Его рука до боли сжимает мою. - А я – вас. Грохот доспехов, ругань, возгласы изумления – Саффолк и Норрис столкнулись, бросившись к деревянному ложу короля. - Доктор! Смотрите! Глаза короля, испещренные красными прожилками, открыты, но взгляд их еще какой-то потусторонний, неосмысленный. Из груди вырывается хриплый полувздох-полустон. - Ваше Величество! – Саффолк стремительно наклоняется к нему. – Гарри!.. О, Господи! Он жив! Герцог смеется от счастья и облегчения, и отвешивает дружеский тумак Норрису. Все присутствующие бросаются взглянуть на ожившего короля. - Милорды! – тщетно взывает к ним врач. – Отойдите, не толпитесь! Его Величеству нужен свежий воздух. - Прочь, прочь! – Саффолк энергично пытается вытолкать зевак, угощая их тычками. Генрих VIII, наш суверен, остался жив после страшного падения. Но какую-то пару часов тому назад все мы пережили ужас смерти государя и узрели свое будущее без него. Вторично нам этого уже не пережить. Боже, храни короля! Король поводит воспаленными глазами, и, когда его взгляд останавливается на мне, он становится осмысленным.