Свой

       Лезвие меча глубоко вошло в разрез маски вайзарда, вырывая из горла металлический хрип. — Вы уже не капитан Тоусен. Если бы вы не так сильно полагались на своё зрение, то с легкостью отклонились бы от этого удара, — и, прикрыв глаза, сказать: — Устрой жатву, Казашини. … — Позволь взглянуть на твоё лицо, Хисаги. Сила пустого еще во мне, и я могу видеть, благодаря ей. Я хочу запомнить тебя, — Тоусен протягивает руку к своему бывшему лейтенанту. — Ка… — и не успевает Хисаги сжать его руку, как тот погибает. — Капитан! Капита-ан! — надрывается Сюхей, с ужасом смотря на огромную лужу крови, пока на фоне звучит разъяренный голос Комамуры: — Айзен! Тебе нет прощения!        Хисаги резко распахивает глаза и садится на футоне. Он хватается руками за волосы, пытаясь успокоить дыхание. И не сразу замечает, как по щекам текут слезы. Пытается вытереть их покрывалом, но те и не думают прекращаться. В конце концов Хисаги утыкается лицом в колени и, кусая губы, содрогается в рыданиях.        Неожиданно обхватившие и прижавшие его к горячей груди мускулистые руки привели его в чувства, как и прозвучавшее ему в макушку: — Тише, Сюхей.        Тот, с отчаяньем утопающего, вцепился в сомкнувшиеся у него на талии руки и, не сдержав дрожи в голосе, выдавил: — Простите, капитан Кенсей, что разбудил. Я сейчас уйду, — над ухом хмыкнули и прижали к себе сильнее, да так, что Хисаги показалось, что его кости угрожающе затрещали.        И он никак не предполагал, что его развернут и теперь уже обнимут, позволяя уткнуться в чужое плечо.        Кенсей ласково проводил широкими ладонями по оголенной и дрожащей спине своего лейтенанта, зарываясь носом во всклокоченные ото сна волосы. Хисаги через некоторое время немного расслабился, что позволило отстранить его от себя и посмотреть во влажные глаза. — Всё хорошо? — Сюхей торопливо кивнул и вдруг неловко покраснел, отводя взгляд.        И успел только охнуть, как оказался поваленным на всё тот же злосчастный футон. Капитан навис над ним, насмешливо и совершенно неприлично ухмыляясь. — Знаешь, что лучше всего помогает от кошмаров? — чужая ладонь скользнула по чужому бедру вниз, стаскивая за собой единственную защиту стройного тела. — Нет. Но вы ведь расскажете, капитан? — шумно выдохнул мальчишка, невинно хлопнув ресницами. — Невозможный, — рыкнул Кенсей и прижал его к себе для поцелуя.        Хисаги до сих пор отвечал неумело, ярко краснея, чем тешил самолюбие вайзарда. Его лейтенант уже как два месяца потерял невинность и уже месяц, как переехал из своей комнаты в комнату капитана. Кенсей не знал, почему мальчишка позволил ему тогда, два месяца назад, после очередной пьянки у Мацумото, затащить его к себе и завалить на футон. Уже утром, когда он смотрел на сопящего у него на груди парня, в душе зародилось сожаление. Может Сюхей поддался ему из-за затуманенной алкоголем головы или из-за его детского восхищения капитаном девятого отряда, который спас его от съедения пустым? Но все сомнения развеялись, когда Хисаги на его груди заворочался и сонно открыл темные глаза. Они с минуту глядели на друг друга, пока лейтенант вдруг не уткнулся ему в плечо, пряча покрывшееся смущенным румянцем лицо. Тогда-то до Кенсея и дошло, что вчерашнее было не спонтанным желанием, а уже долго хранимым в сердце многие десятки лет. Кенсей Мугурума в тот момент был счастлив, как никогда прежде.        Из воспоминаний его вырвал ощутимый укус за губу. Хисаги обиженно сверкал глазами и тяжело дышал. И он тут же выгнулся, когда горячие губы обхватили сосок. Кенсей в это время шарил рукой под подушкой, куда вчера он закинул смазку. И когда та нашлась, он раздвинул ноги Хисаги, который сразу послушно обхватил его ими за поясницу. И Сюхей глухо застонал, когда в него протолкнулись два пальца и раздвинулись на манер ножниц. Боль была лишь фоновой и только увеличивала удовольствие. Когда пальцы покинули горячее нутро, Хисаги смог только разочарованно застонать. И тут же вскрикнуть в поцелуй, когда капитан вошёл во всю длину и задвигался, не давая и шанса полноценно вздохнуть.        И вдруг всё стало неважно. Ни члены отряда, которые завтра опять будут кидать на них невыспавшиеся и укоризненные взгляды, потому что Хисаги слышно на все бараки 9 отряда, ни мнение остальных из Готей-13, ни капитан Тоусен — сейчас ничего не имело особого значения.        И даже потом, когда Сюхей лежал на груди сыто жмурящегося Кенсея, рисуя пальцем на могучем торсе только одному ему известные узоры, голова была наполнена лишь легким дурманом.        И больше Тоусен ему никогда не снился. Ведь у него теперь другой капитан. Свой.