Золото холодное луны

— Ума не приложу, откуда в тебе столь богатый набор комплексов по поводу твоей, можно сказать, даже, отличительной черты, — Билл тянет красноречивую улыбку, попутно смахивая отросшую челку Мейсона, — дерево ты из ряда сосновых, — он задорно смеется, обнажая взору ряд ровных зубов. А Мейсон, отпрянув в сторону, пытается быстрыми, даже неловкими движениями прикрыть лоб с "нелепым", по его мнению, родимым пятном. — Было бы, что прикрывать, — бурчит он, а голос едва дрожал, по коже Пайнса будто прошлась целая колония муравьев и Мейсона едва трясло под острым, как бритва, взглядом Билла, — признайся, Билл, — пауза, затем подросток вскидывает голову, будто это не он мгновенье назад дрожал, как испуганный оленёнок, — вряд ли тебе предоставлялась возможность испытать весь чудный букет подросткового максимализма на своей прокуренной до мозга костей, туше. Мейсон щурится, Билл был слишком ярким, ярким для этого мира. С каждой новой встречей ему всё больше казалось, что Билл всего лишь выдумка его больного мозга, у которого был изрядный дефицит общения с людьми. Будто картинку из подростковой фантастики распотрошили и из этой кучки трухи возродился Сайфер во всей своей красе. — Туше? — кривит губы в легкой полу-улыбке, едва морщась. Вся ситуация была до абсурда комичной, и Биллу лишь оставалось продолжать отыгрывать свою роль, будто он являлся актёром какого-нибудь там малобюджетного сериальчика, — Ты ухитрился одним только словом подорвать всё моё достоинство, осквернив тем самым всё моё существование, — но в противовес своим словам, едва ли может сдержать застрявший, как ком в горле, смех, — и как мне теперь жить, Сосновое деревце? — а в голосе ни нотки горечи, Мейсон лишь закатывает глаза, сдерживая глупую улыбку влюблённой дурочки. — В тебе умирает великая актриса большого театра, Билл, — Мейсон уворачивается от шишки, которую запустил в него, его неизменный компаньон. Состроив гримасу ужаса, Пайнс валит Билла на холодную землю.

***

— Кто бы сомневался, — пнув булыжник, Сайфер с трудом растянул губы в неком подобии улыбки, — твоя мать чуть было не откусила мою многострадальную голову, — он мрачно усмехается, — страшная женщина… — последнюю фразу прошептал, тряхнув головой, — Флаг тебе в руки, подам твою заявку на премию "ходячая проблема этого года", — Пайнс лишь кривится, не отрывая хмурого взгляда от усыпанной пожелтевшими листьями земли. Настроение было отвратительнейшее и даже Билл, вызывавший в его душе трепет крыльев бабочек, ничем не мог помочь. — Что? Даже не попытаешься съязв… стоп, — хватает того за плечо, Билл подозрительно сощурил глаза, — ты курил, — не вопрос, утверждение. — И что с того? — после недолгой паузы Мейсон бесцветно подал голос, прикрывая глаза. Ему больно, организм истощенный недостатком еды протестующе давал сбой. Сжав зубы, Билл рвано выдохнул, борясь с диким желанием заехать тому в нос. Вдох. Выдох. Дежурная улыбочка, — Разве не ты, сосенка, причитал, — его взгляд падает на костяшки рук Мейсона, избитые в кровь, — на тему рака легких и прочей ереси, вызванной в следствии, хм, употребления табака? — как можно язвительней осведомился он, бессильно сжимая кулаки. Пайнс качает головой, вперившись глазами в его подбородок, теребя в руках потрёпанный блокнот. Он нервничал, залегшие тени под глазами ясно говорили, что он не спал около двух суток, его едва ли трясло от сдерживаемых рыданий, но он упрямо сжимал губы, что-то решая для себя. Не выдержав и пары минут, Билл хватает ладони парня, обращая его внимание на себя, — Сейчас, как никогда лучше, ты представляешь собой вид брошенного щенка. Что случилось, девчонка бросила? — Билл усмехается, но получается это у него максимально неестественно. А Мейсон смотрел куда-то сквозь Билла, прожигая дыру в теле своими пронзительными карими глазами, находясь в некой абстракции. Мейсону было пятнадцать. На его запястье бесцветной строчкой было выведено имя Уильяма Сайфера. Биллу семнадцать. И его запястья белоснежно чисты.

***

— Знаешь, — раздается в звенящей тишине горячий шепот, — ты, — тёплые руки обхватывают горящие щеки, — несносное, — невесомый, на грани невинности, поцелуй в губы, — сосновое деревце. Распахнув глаза, Мейсона пробивает мелкая дрожь. Очередной, до дрожи в коленях, пугающий своей реальностью сон.

***

— Дип-Дип, зря отказываешься! Фирменный коктейль от Мейбл взбодрит тебя по щелчку пальца! — бодрость сестры действительно иногда пугала, она весело шагала вслед за долговязой, понурой фигурой своего братца. В последнее время Диппер стал через чур раздражительным, он отказывается спать, вливая в себя литры кофе и энергетических напитков. Мейбл прикусила губу, с безмолвным беспокойством во взгляде, смотря тому вслед. А у Диппера кровь в жилах стынет, его до трясучки пугают сны с участием незнакомого блондина.

***

— У нас есть сомнения предполагать… — доктор, наморщив лоб, вгляделся в лица очередных родственников, кому предстоит сообщить печальную новость, — Что Мейсон Пайнс не очнется. На душе у Билла скребут кошки, он на пару с Мейбл днями не отходит от болезненно-бледного, будто прозрачного, Соснового деревца. Сжимая его мертвецки-холодную руку, он глупо пялится в безмятежное лицо, можно подумать, что он просто спит, а не медленно умирает. Мейсон подключен к всевозможным аппаратам жизнедеятельности, но состояние его никак не становится лучше. Билл пытался, он возвращался, заключал сделки, наблюдал и был невольным участником этой клоунской пляски. Привязанность, болезненная на грани помешательства, лишь ухудшало и без того гадкое положение дел.

***

Месяц как Мейсона нет. Билл крутит в руках телефон с выведенным номером. "Это было очень эгоистично, Сосна",  — заторможенная мысль возникает в голове, Билл сидел здесь, на крыльце почти развалившегося домика в непонятном ожидании: «К черту рак лёгких, травиться, так уж вместе».