Апельсиновый джем

– О чём ты думаешь? Сникерс слышит вопрос, выдыхает, пропуская горячий песок сквозь пальцы, и открывает глаза, приподнимаясь на локтях. Натс сидит, сложив ноги по-турецки, крутит в руках банку с апельсиновым джемом и так забавно на неё пялится, что Сникерс не может сдержать смех. Натс вопросительно смотрит на него и вздыхает, приподняв бровь. – Ну прости, – Сникерс садится и легонько бьёт его кулаком в плечо. – Ты иногда выглядишь таким озадаченным простыми вещами, что просто невозможно не заржать. Натс закрывает глаза и дотрагивается кончиками пальцев до берилла с небольшой щербинкой, расположенного у него под ключицей. Сникерс пользуется моментом и разглядывает его – за исключением камня и глаз, в которых буквально можно увидеть вселенную, он выглядит совсем как обычный человек, но на деле таковым не является. Он всегда трогает свой камень, когда растерян, озадачен или просто не знает, что сказать – это кажется Сникерсу милым и вполне человечным для пришельца, пусть и выращенного на земле. – Ты не ответил на мой вопрос, – произносит Натс, и через стёкла его очков Сникерс отчётливо видит крошечные точечки звёзд в расширенных зрачках. – О тебе, – фыркает Сникерс, усаживаясь на колени. – А ты? – О том, как вообще можно было додуматься варить очищенные апельсины в подсахаренной воде, – Натс отвечает без всякой задней мысли. Сникерсу хочется разочарованно вздохнуть, но он сам не замечает, как снова начинает смеяться. – Да что с тобой такое? – спрашивает Натс почти возмущённо, на что Сникерс, посмеиваясь, отнимает у него банку и откручивает крышку. – Ты уже больше сотни лет живёшь на Земле, чувак. Да что там живёшь, ты же родился из этой планеты, разве нет? – Сникерс, мы уже сто пятьдесят три раза обсуждали с тобой, как появляются самоцветы и чем они отличаются от людей, и, несмотря на то, что технически я родился здесь... – ...ты не человек, и фактически принадлежишь иной планете, – Сникерс парой пальцев зачерпывает немного джема из банки и самым наглым образом перебивает его, прикладывая эти самые пальцы к его губам, вынуждая открыть рот и слизнуть с них лакомство. – Я помню, Натс. Просто у меня не укладывается в голове, как ты можешь так легко разбираться в технологиях самоцветов, когда даже ни разу не был в вашем родном мире, и при этом не понимать людей, среди которых живёшь всю свою жизнь. Натс смотрит на него своими пугающе завораживающими глазами, и Сникерс смотрит в них, кормит его апельсиновым джемом пальцами, не давая ничего сказать. Они и правда много (сто пятьдесят три) раза говорили об этом, и вряд ли на сто пятьдесят четвертый раз что-то изменится. Ведь сколько бы раз Натс не объяснял Сникерсу, как работают их странные инопланетные технологии, все объяснения оставались для него пустым звуком. Просто один из них – живой человек, а второй – живой драгоценный камень. Свободной рукой Сникерс осторожно касается щербинки на берилле Натса, и он вздрагивает, но остаётся сидеть на месте. Из-за этой щербинки у Натса такие глаза, но Сникерсу нравится. – Какая разница, кто придумал варить апельсины в воде с сахаром, если это вкусно, – спрашивает он, пододвигаясь ещё ближе, не убирая руку с его груди. – Вкусно же? Сникерс знает, что бессмысленно спрашивать, ведь у самоцветов нет потребности есть, а Натс говорил ему, что не видит для самоцветов смысла ощущать вкус пищи. Но когда вообще его действиями руководил смысл? За горизонтом лениво садится солнце, пока Сникерс медленно целует Натса в сладкие пахнущие апельсином губы, прикрывая глаза; Натс выдыхает и подаётся вперёд, одну руку запускает ему в волосы на затылке, а другой продолжает держать ту глупую открытую банку. Когда поцелуй заканчивается и Сникерс открывает глаза, Натс улыбается. – Вкусно.