Ocean Eyes

В этот день все шло по наклонной с самого утра. Проспал, вылил на чистую белую рубашку кофе, не успел на автобус, следовательно, опоздал на работу, получил от начальства, не уложился с отчетами в срок, сорвался на лучшего друга, где-то посеял деньги на проезд и шел домой пешком в этакую даль, по пути наебнувшись бессчетное количество раз на льду. Чудесный день. Просто потрясающий. И вся неделя такая. И все это время Пауль задавал себе только один вопрос: за что? Ответ не находился, не находилось и желание с кем-либо контактировать, что для парня было вообще дикостью. Ландерс, сколько себя помнил, являлся человеком социальным, порой даже слишком, и всегда нуждался в общении. Сейчас же хотелось просто закутаться с головой в плед и не вылезать оттуда до скончания веков. Желая хоть как-то компенсировать скверно задавшуюся недельку, он так и поступил. Придя домой, Хайко с кряхтением разделся, проклиная погоду, снег, лед, мокрую одежду. Поспешно, молясь не заболеть, парень забрался в уютную постельку, завернувшись в одеяло так, что даже нос не торчал. Это было самое приятное за последние семь дней, и Пауль даже убедил себя, что дальше все наладится и станет как прежде. Обычная черная полоса, с кем не бывает. Ландерс вдруг вспомнил о друге, на которого сегодня наорал с утра пораньше. Некрасиво получилось. Надо бы ему позвонить, что ли, извиниться. Оливер, конечно, знал о непростом периоде Пауля, так что зла на друга-недотепу скорее всего не держал. Но Хайко — чрезвычайно совестливый человек, к тому же безумно любящий Риделя и очень им дорожащий. Поэтому он решил набрать товарищу и пригласить его куда-нибудь. В кино, например. Оливер любит кино. И попкорн тоже любит. У Пауля сразу же созрел план, и он, не откладывая столь важное дело в долгий ящик, схватил телефон и набрал номер друга. — Хей, Ридель, я сегодня накосячил, поэтому просто обязан извиниться, и я даже знаю как, — без предисловий начал Хайко, как только Оливер взял трубку. — Боже, Ландерс, давай без этого, прошу… — даже не видя парня, Пауль знал, что тот закатил глаза и почесал лысую макушку. — У меня в мыслях не было обижаться, и даже если ты… — …Итак, мы идем в кино, — парень проигнорировал возмущения друга. — В наш любимый торговый центр. В программу обязательно входят попкорн, твой любимый кофе и чизкейк. — Во сколько выходить, говоришь? Пауль едва слышно усмехнулся. — Давай часов в пять. Я слегка подзаебался и хочу прикорнуть. — Как скажешь, — Оливер пожал плечами. — Только есть одно но. — А? — Хайко недоуменно приподнял бровь. — Ко мне приезжает Марта. Сам понимаешь, мы давно не виделись… И проблема в том, что из-за этой отвратительной погоды в аэропорту могут возникнуть неполадки. То ли рейс задержат, то ли еще что… А я ведь пообещал ее встретить. Так что… Может у тебя не получится извиниться сегодня. Я тебе отпишусь, если что. — Окей, — Ландерс пожал плечами. — Привет ей от меня, кстати. — Обязательно, — и Ридель положил трубку. Пауль откинулся на подушку и закрыл глаза. Ну вот. Еще и такой замечательный поход может накрыться. Он совсем не злился, нет, боже упаси. Хайко прекрасно знал Марту и очень любил ее, знал об их с Оливером отношениях, которые длятся уже четвертый год, знал, насколько сильна любовь этих двоих и как они друг по другу скучают, когда не видятся. Просто ему было обидно. Обидно, что все идет наперекосяк. Все, чего парень ни коснется, обязательно оборачивается крахом. Что, естественно, забивает решающий гол в ворота психики. Знаете, такое пограничное состояние, когда нервы на пределе, а сам ты готов разрыдаться только потому, что у тебя из рук выпала ложка. Хайко и не заметил, как провалился в глубокий сон. Сказалось напряжение последней недели: парень засыпал буквально везде и всегда. Ему ничего не снилось, хотя для Пауля это было очень странно. Никаких стремных зомби или наркоманских говорящих кактусов… ничего. И, если б не жутко изнуряющие будни, он непременно стал бы по ним скучать. Проснулся он от пиликанья телефона: кто-то очень настойчиво строчил ему сообщения. И Ландерс даже догадывался кто. Такая тупая привычка писать по одному слову вместо целостного предложения из всех его знакомых была только у Риделя. «Короче, братан, с кино облом. Марта прилетела. Буквально полчаса назад. Внезапно, как сам знаешь кто в сам знаешь каком году», — протяжно зевая, прочитал Пауль. — «Ты уж извини, в другой раз как-нибудь, ок?» — Ай, ну кто бы сомневался, — парень цокнул языком. — Если не везет, то везде и всюду. Ладно уж, — он вновь зевнул, — один схожу. Может, если упорно стоять на своем, судьба соизволит повернуться ко мне лицом. Хотя я в этом почему-то сомневаюсь. Потянувшись и размяв слегка затекшие конечности, Пауль быстро чиркнул Оливеру сообщение, мол, да, конечно, все будет в другой раз, не сомневайся, и пошел собираться, попутно просматривая ближайшие сеансы. Самым оптимальным вариантом оказалась какая-то комедия, начинавшаяся в половине шестого. Судя по отзывам, ничего особенного она собой не представляла, и Пауль счел это тем, что ему как раз и нужно. Просто посмотреть тупой фильм и расслабиться, запивая все это дело колой и не думая ни о чем. Сложных сюжетов хватало и в реальности. Парень взглянул на часы: без пяти пять. Что ж, времени еще навалом, особо можно не торопиться. Торговый центр находился недалеко от дома Ландерса: по крайней мере, не нужно было ехать на общественном транспорте: Пауль добирался на своих двоих минут за пятнадцать. Хайко лениво натянул любимые потертые джинсы и не менее любимый темно-синий свитер, пошел на кухню, попил водички, полюбовался противным пасмурным небом, смачно зевнул и начал усердно думать, чем бы ему занять долгие пятнадцать минут. Выходить рано было не в его привычке. Уж лучше дотянуть до последнего, а потом бегать как ошпаренный с шилом в жопе и искать гребаный шарф, который как нарочно оказался на нижней полке шкафа, где должны бы лежать носки. Так было и в этот раз. Ландерс решил полазить на просторах Интернета и, пролистывая очень интересную статью об одной малоизвестной группе, заметил, что ему давно пора было выйти. Мысленно дав себе по лбу и пообещав в следующий раз быть пунктуальнее, Пауль выскочил из дома и направился к торговому центру. Погода оставляла желать лучшего: свинцовые тучи низко ползли по небу, создавая угнетающую атмосферу, грязный снег и гребаный лед, который был повсюду и на котором парень постоянно поскальзывался. Даже любимые берцы не спасали от неконтролируемого фигурного катания. Вчера было чересчур тепло для февраля месяца, а сегодня наоборот подморозило, поэтому условия для похода куда-либо были просто отвратительные. Пауль уже успел тысячу раз пожалеть, что вылез из дома — тем более без друга. Но поворачивать назад не хотелось, и потому Хайко продолжил свой нелегкий путь. Стоило подумать о той зловещей полузамерзшей луже, которая занимала почти всю дорожку и в которую он чуть не свалился. Добежал он буквально за пару минут до начала сеанса и чуть не взвыл — все билеты были распроданы. Проклиная себя, свои тупые привычки и этот мир в целом, Ландерс вернулся на первый этаж, намереваясь пойти в какую-нибудь кафешку и заесть горе чем-нибудь вкусненьким. Но жизнь решила окончательно послать его нахуй — все места на фудкорте были заняты. — Да твою же мать! — вслух возмутился Пауль, огромными усилиями подавляя в себе желание кого-нибудь придушить. — Где ж я так нагрешил-то? Где моя законная белая полоса? Я что, не заслужил?! На него покосилась какая-то девушка, идущая за ручку с маленькой девочкой. Округлив глаза, она поспешила увести свое чадо от в край шарахнутого парня, который ругал нечто, судя по всему, видимое только ему одному. Хайко нервно усмехнулся и вышел с фудкорта. Оглянувшись в поисках свободного диванчика, которые так кстати здесь стояли, Ландерс был уже готов потерпеть очередной крах… но нет. Первый раз за неделю ему хоть чуточку, но повезло. Буквально в двух шагах от Пауля обнаружился абсолютно свободный диван. Присвистнув от удивления, Хайко буквально в один прыжок преодолел небольшое расстояние и блаженно развалился на диванчике, едва не заурчав от удовольствия. Но длилось счастье недолго. Через какое-то время Пауль почувствовал, как кто-то расположился рядом, и нехотя открыл глаза. Он даже подвинулся, дабы не стеснять нежданного незнакомца и не напороться на какой-нибудь скандал. Вдруг это та мамашка, которая на него странно смотрела. Этого Хайко уже точно не пережил бы. В его расположении духа поцапаться — раз плюнуть. Парень посмотрел на незнакомца. Мужчина лет тридцати-тридцати пяти вальяжно раскинулся на диване, всем своим видом показывая, как ему похуй на все происходящее. Вообще он смотрел на окружающую его обстановку как будто свысока. Словно… он на голову выше остальных. Аристократ диванный. Хотя… черты его лица и вправду были аристократическими. Хоть он и выглядел так, будто два дня подряд бухал, не просыхая. Растрепанные угольно-черные волосы и щетина резко контрастировали с пронзительными серыми глазами, прямым носом и тонко очерченными губами, которые слегка скривились в усмешке, когда мужчина заметил, что Пауль на протяжении нескольких минут пристально его рассматривает. Парень, поняв, что обнаружен, резко отвернулся, смутившись и даже слегка покраснев. Но через некоторое время Хайко вернулся к своему занятию. Засмотревшись на красивое лицо незнакомца, он и не заметил, что тот сидит в костюме. Черный пиджак, черные брюки, белая, идеально отглаженная рубашка и черная бабочка, безусловно, очень шли мужчине, но это как-то… странно. Пауль не обнаружил рядом ни куртки, ни какой-либо другой верхней одежды — а ведь на улице февраль. Да и… кто ходит по торговым центрам в костюмах? И тут взгляд его зацепился за одну интересную деталь: левая ладонь мужчины была в черной перчатке. Правая же — совершенно обычная, если не считать накрашенные серебряным лаком ногти чем-то сверхъестественным — покоилась на подлокотнике дивана. Присмотревшись, Пауль понял, что это… протез? Так или иначе, мужчину это ничуть не портило — даже наоборот, придавало ему какого-то шарма. Сам незнакомец, похоже, задремал. Пожав плечами и решив забить на это дело, Ландерс достал телефон и надумал проверить сообщения. — Всем на пол, здание заминировано! От громкого вопля у себя над ухом Пауль едва не поседел и не сразу понял, что произошло. — Никому не двигаться, иначе все здесь взлетит к чертовой матери! Хайко почувствовал, как кровь отливает от щек, и медленно сполз на пол, дрожа всем телом. Голос прозвучал так близко. Так опасно близко. Незнакомец, которого буквально минуту назад разглядывал парень, теперь стоял, вскинув руку с направленным в потолок пистолетом вверх. Твою мать. В эту секунду все предыдущие неудачи показались Паулю не маленькими — ничтожными, микроскопическими по сравнению с тем, что творилось сейчас. Почему, почему, почему этого придурка угораздило сесть именно рядом с ним? Ах, блять, ну да, это же было единственное свободное место, наверное, во всем центре. Хотелось орать и материться — до того абсурдным все казалось. Только парню хотелось поверить, что его черная полоса развиднелась, как она тут же из просто черного нырнула в дико черный. Черт, нет же, нет, ему наверняка это снится, просто снится, сейчас он откроет глаза и увидит свою комнату, услышит ненавистный будильник, поймет, что опять проспал, и со вздохом облегчения отправится на гребаную работу выполнять гребаный отчет. Да. Точно. Так все и будет. Надо просто ущипнуть себя… Но чуда не произошло. Пауль по-прежнему лежал на холодном грязном полу торгового центра, совсем рядом с гребаным террористом. Чертовски красивым террористом. С прокуренным сексуальным голосом. С длинными тонкими пальцами, ногти которых накрашены серебристым лаком. Которые сейчас обхватывали пистолет и были готовы в любую секунду спустить курок. Прогремел выстрел, и Пауль едва не лишился чувств. Сердце бешено колотилось, а у него не хватало духа отползти подальше от этого мужика. Руки тряслись, в глазах потемнело, но тут он понял… что не хочет отползать. И от этой мысли волосы встали дыбом. Да и… Как бы преступник отреагировал на попытку заложника уползти? Кто знает, может и напичкал бы его тело свинцом. Выстрел повторился, и Ландерс буквально вжался в пол. Он боялся поднять голову и посмотреть, что происходит, поискать других несчастных, которые, как и он сам, так не вовремя решили посетить этот злосчастный магазин. Но, судя по тому, что звук на этот раз был чуть тише, Пауль понял, что мужчина отошел от него. И непроизвольно из груди вырвался вздох облегчения. Хайко разрывали двойственные чувства. Его накрывал не страх, нет, — ужас леденил кровь, растекался по венам и заражал каждую клеточку тела, проникал во все уголки души парня и буквально парализовал. Он понимал, что не смог бы убежать, даже если бы представилась возможность. Его тошнило, голова шла кругом, и где-то даже мелькнула мысль о скорой смерти. С другой стороны… Об этом даже думать не хотелось. Пауль до сих пор не отошел от того странного и даже страшного нежелания оказаться подальше от террориста. Словно… тот околдовал его и привязал к себе. Хотя этот поступок был вполне рационален, Хайко чувствовал, что отнюдь не соображения безопасности удерживали его около преступника. Где-то он уже о таком читал… есть такое психическое состояние… стокгольмский синдром, кажется, называется. Когда жертва не настроена против своего насильника и даже, наоборот, помогает ему. Но… черт, это, можно сказать, защитная реакция — человек от безысходности думает, что так расположит террориста к себе и тот, возможно, отпустит его невредимым. Но, как правило, синдром быстро проходит — и чаще всего после первой убитой жертвы. Нет, нет, боже, нет… Тут другое. Совсем другое. Нечто… особенное? Ландерс просто… просто не хотел отпускать приглянувшегося мужчину, даже несмотря на то что тот может в любую секунду вышибить из него мозги. Это неправильное, нездоровое и, может, даже порочное чувство Пауль старался закопать как можно дальше. Конечно, ему и раньше мог кто-то приглянуться — в автобусе, в том же самом торговом центре, в кафе и так далее — но, блять… Это — просто ни в какие рамки. Внезапно чья-то могучая рука подняла его с пола и, сильно встряхнув, толкнула к стене, затем некто крепкого телосложения прижал несчастного парня к холодной поверхности, не забыв перед этим хорошенько приложить его лицом. В глазах потемнело, рассудок помутнел, Пауль почувствовал, как по щекам потекла горячая кровь. Все мысли, что сумбурно мелькали в его больной голове до этого, будто выбило ударом, и Хайко почти отключился, но неизвестный не дал ему этого сделать, заломив руки парню за спину одной рукой, а другой придушив. — Ненавижу таких, как ты, — прошептал на ухо хриплый, низкий голос. Не тот, что кричал «всем на пол!», другой, ничуть не сексуальный, в хлам прокуренный, изо рта шел нехилый амбре, от которого Пауль едва не блеванул, и от него Ландерсу хотелось бежать без оглядки, пока его не спасут или не подстрелят. Пауль не мог нормально дышать, но вопрос задать попытался: — Ка… ких?.. — он искренне не понимал, за что его успел возненавидеть незнакомый мужик, — из всех заложников шарахнуть мордой об стену решили именно его. У Хайко уже просто не осталось сил смеяться над своей судьбой. Хотелось умереть. Ледяные пальцы сжали горло сильнее, практически перекрывая оставшийся доступ кислорода. — Педиков. Почему вы вообще еще не передохли? Почему вас, собак, еще не перестреляли? — каждое слово этого мужика буквально сочилось ядом и обжигало ухо Пауля, который пытался хоть как-то хватать ртом воздух и молился, чтобы это все поскорее закончилось. Так как доступ кислорода был весьма ограничен, до парня не сразу дошел смысл сказанных террористом слов. А когда дошел, он буквально охренел. Нет, Хайко, конечно, знал, что бывают наглухо отбитые гомофобы, и то, что он до сих пор относительно живой стоит у стенки, а не валяется с разбросанными по всему центру конечностями, уже можно считать чудом… Но, блять, с какого его приняли за гея? Почему? Почему?! Начнем с того, что он им и не являлся. У Пауля были подозрения по поводу своей бисексуальности, но пока отношений со своим полом у него не было, так что проверить теорию еще не представилась возможность. Во-вторых, таких выводов нельзя сделать даже по его внешнему виду: вызывающей одежды он не носил — в основном темные тона, на рюкзаке никаких радужных значков не было, да даже шарф был не розовый и не в разноцветную полоску, проколотые уши не видно под шапкой и длинными осветленными… стоп. Серьезно?.. — С че… — глубокий, насколько это было возможно, вдох, — чего вы… взя… — Все педики похожи на баб. Особенно те, у кого длинные волосы. Нормальный мужик не будет носить бабские прически. Ландерса и без того мутило, а сейчас он был готов заблевать все в радиусе километра — настолько мерзким был его… собеседник. Все тело адски ломило, голова гудела и напоминала карусель, а сам Пауль был уже готов с радостью помахать своему уплывающему сознанию ручкой… Как вдруг их милую светскую беседу нарушил другой мужик: — Грег, тебя там это, босс зовет. — Нахрена? — Грег чуть ослабил хватку, и Пауль со свистом вдохнул новую порцию кислорода, благодаря все высшие силы. Его мучитель повернул голову в сторону своего товарища, и Хайко смог даже выхватить дозу свежего воздуха. Оказывается, для счастья нужно так мало. — Я че ебу, что ли, — голос собеседника был раздраженным. — Просто велел прийти. — А этого я куда? — Грег тупо уставился на него. — Да мне до лампочки, давай быстрее. — Круспе! — Господи, сейчас еще и какой-то Круспе припрется… — Подмени меня. Сильно не мучай, я сам его добить хочу. — Как скажешь, — услышал Пауль равнодушный и… такой знакомый голос. О Боже. Это же… — Ну привет, дружок, — раздался над ухом тихий томный баритон, от которого у Ландерса по спине побежали мурашки. — Моя очередь тебя рассматривать и немножко мучить. Хайко едва не лишился чувств: то ли от переизбытка эмоций, которые так и хлестали, когда этот человек находился рядом, то ли от усталости и сильных потрясений. Слишком. Много. Всего. Свалилось. За день. Ландерс был морально истощен, и ему уже было как-то плевать на свою дальнейшую судьбу. Просто хотелось, чтобы это все быстрее закончилось. К тому же его откровенно пугали эти ощущения, которые он испытывал, когда террорист прикасался к нему. Нет, не тот, благодаря которому Пауль теперь истекает кровью, упаси Господи, а тот, который сейчас… поглаживает его запястья?.. Черт, это так… приятно, и что-то внутри Пауля трепещет и волнуется, бьется о ребра и вырывается из груди, стремясь к этому опасному и чертовски сексуальному мужчине, который прижался к Хайко еще плотнее, без труда сжимая его запястья одной рукой. — Вблизи ты еще красивее, — прошептал он Паулю на ухо. — Особенно когда не дергаешься. Да ты будто и не боишься меня, а? Даже не дрожишь. Круспе слегка приврал: парня потряхивало, но он словно находился в какой-то прострации и реагировал на происходящее спокойнее, чем остальные заложники. И это, как ни странно, очень нравилось мужчине. Обычно они шарахаются каждого звука, дрожат так, что создается впечатление, будто они бьются в припадке, и падают в обморок от любого прикосновения к ним. И хотя это абсолютно нормальная реакция на таких, как Рихард, его она злила. Он и сам не понимал почему. Его раздражала человеческая слабость. Он понимал, он прекрасно понимал: смерть ужасает, леденит кровь и парализует мозг, лишая способности адекватно мыслить и контролировать свои эмоции, даже если ты умираешь в бою. Страшно. Безумно страшно. Особенно когда ты не понимаешь, почему умираешь, почему именно ты и почему именно сегодня, когда тебе нужно вести дочь на первый отчетный концерт в музыкальной школе, когда вам с женой наконец-то привезли шкаф, который вы так долго покупали и который ты обещал собрать, когда у сына матч и ты клялся, что ни за что не пропустишь такое событие, когда жизнь течет своим чередом, но благодаря таким событиям ты чувствуешь себя по-настоящему живым… Рихард все это понимал. Но ничего не имел. Возможно, поэтому его так бесила человеческая слабость и этот ужас в глазах, из которых непрерывным потоком катились слезы. Он не знал. И не хотел знать. Он просто убивал. — Я… — конечно, Пауль боялся. Пауль был просто в ужасе и до сих пор не верил, что все это происходит на самом деле. Или же не хотел верить. — Вы… Вы просто не такой, как они, — сорвалось с языка быстрее, чем он успел подумать. — Правда? — Круспе иронично приподнял бровь. — А почему ты так решил? — Я… — вновь начал Хайко свою песню. Ну что «я», что? Я не могу нормально дышать в твоем присутствии и отнюдь не потому, что ты душишь меня? — Я не знаю. Я… так чувствую. Рихард даже на секунду растерялся. Уж не под кайфом ли парнишка? Он не мог сказать, так как видел лишь его затылок и немного красивый профиль. Он не успел рассмотреть его тогда, на диванчике, в то время как Пауль, кажется, разглядел его в подробностях. Круспе непроизвольно покосился на левую руку. Он никогда прежде не стеснялся своего протеза — ему в принципе было плевать на чужое мнение по этому поводу — но здесь вдруг смутился. Наверняка внимательный парнишка заметил и его. Рихард представил, как его губы искривляются от отвращения, а в глазах плещется какое-то презрение. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул — но не разозлился. И это было очень странно. Он часто мог взбеситься даже по выдуманной причине. Неуравновешенный. Вспыльчивый. Ядовитый. — Ты… — впервые Круспе не знал, что говорить. Не знал, что сказать жертве. — Не выкай мне. Непривычно. Браво. — Как ска… как скажешь. Где-то неподалеку раздался плач. Пауль зажмурился, на секунду перестав дышать. Послышался глухой звук — и плач прекратился, а несчастный, судя по всему, упал на пол. Хайко снова затошнило, а мир перед глазами пустился в пляс. Жив ли тот человек? Или же удар был настолько сильным, что он не выдержал? Неужели такое будет и с ним?.. Рихард почувствовал, как хрупкое тело его «подопечного» обмякло, а сам парнишка едва не полетел на холодный грязный пол. Быстро сориентировавшись, мужчина подхватил Пауля и вернул в относительно вертикальное положение, держа его за талию. Тот никак не отреагировал, а его голова упокоилась на груди Круспе, вызвав у последнего мурашки по спине. Рихард вздрогнул. Нервно сглотнул. Что, черт возьми, происходит? — Эй, — он слегка похлопал Пауля по щеке, — эй, парень, ты неудачное выбрал время для сна, — сто баллов из десяти за уместное остроумие. И откуда оно только взялось. Ландерс по-прежнему лежал в отключке, уткнувшись слегка вздернутым носиком Рихарду в грудь. Круспе судорожно вздохнул. Правая ладонь взметнулась к прелестному личику и пригладила растрепавшиеся волосы. — И что мне с тобой делать? — задумчиво и даже как-то нежно проговорил мужчина, поглаживая Пауля по щеке. — Эй… Парнишка, подъем! Ноль реакции. К такому Рихарда жизнь не готовила, а тот, надо сказать, повидал немало, но в данной ситуации просто не представлял, что нужно делать. Потормошить? Кинуть на пол?.. Нет-нет-нет, нельзя! Нельзя?.. Внезапно в умную голову террориста прокралась заманчивая мыслишка, и он, поколебавшись секунду, все-таки решил воплотить ее в жизнь. Круспе завернул за угол и осмотрелся — вроде никого. Внезапно его взор упал на дверь какой-то подсобки, и он, не раздумывая, нырнул туда, оставив лишь небольшую щель. Обхватив Хайко за талию поудобнее, Рихард аккуратно взял его большим и указательным пальцами за подбородок и повернул к себе. Бледная, почти белая кожа, зажмуренные глаза, цвет которых он еще не успел узнать, плотно сомкнутые губы… И это он его довел?.. Рука дрогнула, а Рихард стыдливо отвел взгляд, проклиная себя и жалея, что ввязался в это. Но, вспомнив, для чего он здесь, встрепенулся и дернулся к лицу парнишки, томно прикрыв глаза. Дыхание сбилось, а сердце пустилось галопом — сколько он читал об этом в разных сопливых романах и каждый раз лишь насмешливо выгибал бровь, не понимая: и как им не надоест штамповать это в каждой книге? Да и что такого может произойти во время обычного поцелуя? Сейчас же, прижимая к себе парня, который творил с ним такие невероятные вещи, целуя чуть теплые мягкие губы, Рихард ощущал все то, что описывалось в глупых книжках, и ему было уже не смешно. Вдруг он почувствовал, как чужая рука обвила его шею, а другая зарылась в волосы, притягивая мужчину еще ближе к своему обладателю. Круспе едва не рухнул рядом с парнишкой. А может, он ответил, просто потому что испугался, что в случае отказа Рихард пустит ему пулю в лоб?.. От этой мысли стало паршиво и горько. Он ведь… и пальцем не тронет этого прелестного мальчика… Только он об этом не знает. Но ведь… если бы парень его боялся, то он бы как минимум дрожал — его руки же мирно покоились на шее Круспе, а сам мальчишка наоборот перестал трястись и целовал Рихарда так, словно они уже не первый год вместе — нежно, желая, иногда пытаясь перехватить инициативу. Мужчина улыбнулся уголком губ. Что же ты творишь со мной… С трудом оторвавшись от такого желанного паренька, Рихард разлепил веки и посмотрел на Пауля. Тот глаз не открывал, но выглядел весьма и весьма довольным. К щекам прилила кровь, и теперь на них играл румянец смущения, губы растянулись в такой счастливой улыбке, что Круспе и сам улыбнулся, аккуратно зачесав пятерней растрепавшиеся волосы назад. — Очнулся? — заботливо и как-то уж чересчур нежно спросил мужчина, мысленно пробив себе лицо рукой. Идиот. Ландерс наконец открыл глаза и непонимающе уставился на Рихарда. — Я… Что произошло? — он огляделся. — Где мы? — Все там же, — Круспе решил скрыть внезапно вырвавшуюся из глубины души нежность за колкостью и кривой усмешкой. — Я отключился, — Пауль задумчиво кивнул, пытаясь восстановить в памяти события пятиминутной давности. — Там кто-то кричал и плакал, потом послышался удар, плач прекратился, потом… потом… О Господи, — парень в шоке посмотрел на Рихарда, поднеся ладонь к губам, — я… ты… мы с тобой… — Еще скажи, что тебе не понравилось, — фыркнул Круспе, вновь входя в образ плохого парня. — Я ведь все чувствую… — прошептал он оторопевшему Хайко на ухо. — В моих объятиях я чувствую всего тебя, а каждая твоя похотливая мыслишка отражается у меня в голове… — Пауль мгновенно залился краской, поспешно отворачиваясь от мужчины. Он помнил, помнил все в мельчайших деталях и, что самое страшное, он хотел еще. Он хотел этого гребаного террориста, этого статного, харизматичного, до одури сексуального убийцу, который во время поцелуя мог запросто свернуть ему шею. Это и пугало, и привлекало одновременно, и Пауль не знал, какому чутью довериться. Он никогда не встречал таких противоречивых людей. Круспе сочетал в себе галантного, заботливого, порой даже нежного джентльмена (еще и этот костюм, который так ему идет, черт возьми) и… насильника. Почему он выбрал такой путь? Ведь он… он вовсе не плохой… По крайней мере, таким видел его Хайко. Может, загадочные жизненные обстоятельства так сложились? Может, он и не хочет убивать людей, но его заставляют? От этой мысли Пауля переполнила жалость и всепоглощающая нежность к этому человеку. Захотелось обнять его, прижать к себе и… и не отпускать. Не в этой жизни. — Мне так нравится, как ты краснеешь, — вновь услышал Пауль тихий шепот и поперхнулся воздухом. Голос вновь звучал так опасно близко. Только в этот раз он сходил с ума не от страха, а от возбуждения и желания, которые заставляли воспаленный мозг рисовать самые разнообразные картинки, о которых Паулю еще вчера даже думать было стыдно. Горячие губы коснулись щеки Хайко, заставляя того вздрогнуть. Он хотел, но не мог, не мог поднять свои чертовы глаза на Рихарда. Не мог он увидеть и пожирающего взгляда, которым его одаривал Круспе, пытаясь запомнить каждую черточку этого прелестного личика. Мужчина прекрасно понимал, что с этим парнем ему ничего не светит, и пытался впитать в себя его запах, его голос, его серые сверкающие глаза, его руки, которые все еще не отпускали шею Рихарда, его всего. Он не знал, не понимал, чем его так зацепил этот хрупкий с виду парнишка, имя которого до сих пор не удосужился спросить, да и не хотел понимать. Он… он никогда не испытывал таких чувств и подозревал, что никогда больше не испытает. Это было так странно, так чуждо ему и так… приятно. Парень словно выворачивал его наизнанку, вытаскивал из старых заплесневелых шкафов пыльные полуразвалившиеся скелеты, вскрывал старые раны и исцелял его одновременно. Так просто, ничего не делая, но он оживлял искалеченную душу Круспе. Так невесомо и нежно… — Ты… — проговорил Пауль и осекся. — Прости, я не знаю твоего имени. — Рихард, — выдохнул мужчина Ландерсу в висок. — Я Пауль, — ответил парень, неосознанно прижимаясь ближе к Круспе. Черт, он просто сводит Хайко с ума. Хотелось запрыгнуть ему на руки и больше не слезать. — Пауль, — сладко растягивая гласные, повторил Рихард. Ландерс улыбнулся и чмокнул мужчину в щеку. Это было настолько неожиданно даже для него самого, что он сразу отвернулся и вновь покраснел. Черт, черт, черт, ну и что он натворил? Внезапно Рихард рассмеялся мягким, чуть хриплым смехом, и Пауль был готов поклясться, что это самый чудесный смех, который он когда-либо слышал. — Ты боишься, что я тебя укушу? — усмехнулся Круспе. — Есть такое, — признался Хайко, смутившись еще сильнее. Вообще-то укус — это самое безобидное, что может сделать профессиональный убийца. Пауль тут же подумал прекратить называть его так. — Не бойся, — Рихард улыбнулся. — Пока ты со мной, и волоска с твоей головы не упадет. Ландерс недоверчиво посмотрел на него. Он верил ему, всецело и полностью, но… Обстоятельства могут быть разными. Сейчас Круспе говорит одно, а потом сольется, дабы выгородить свою задницу. Шикарную задницу, надо отметить. — Я клянусь, — прошептал мужчина, задевая губами мочку уха. Пауля пробрала дрожь, и Рихард усмехнулся. Сводить с ума этого мальчишку было просто потрясающе. Его алые щеки и смущенно поджатые губы сносили Круспе башню, и приятное тепло разливалось по всему телу, отдаваясь тяжестью в паху. Черт… — Рихард, — смешок, — я чувствую, тебе тоже очень нравится происходящее. Круспе рвано вдохнул и, плюнув на все, впился требовательным поцелуем в губы Пауля. Он был готов к чему угодно — но парень даже не попытался вырваться или оттолкнуть. Наоборот, он притянул Рихарда еще ближе, закинув ногу ему на бедро. Мужчина подхватил его за ягодицы и позволил обвить ногами свою талию. Выдохнув, он спустился к шее и, не удержавшись, оставил ярко-красный засос над воротником свитера, сорвав с губ Ландерса тихий стон. Тот сразу же зажал рот кулаком, зажмурившись, но когда Рихард оттянул ткань одежды и принялся покрывать поцелуями хрупкие ключицы, в его голове словно сработал какой-то рубильник. Пауль в шоке распахнул глаза и посмотрел на мужчину, который с остервенением целовал его. — Рихард, твою мать, остановись! — прошипел Хайко, пытаясь слезть с сильных рук Рихарда вопреки своим желаниям. — Что… Что? — казалось, Круспе не понимал, где он находится и что вообще происходит. Подняв затуманенный взгляд на ошарашенное лицо парня и увидев дикий испуг в его глазах, Рихард моментально опустил его на пол. Мужчина пытался выровнять дыхание и унять колотящееся сердце. От такой внезапной близости крышу снесло напрочь, руки слегка подрагивали, а ноги отказывались держать своего хозяина. Рихард вновь посмотрел на Хайко: взъерошенные волосы, алые щеки, десятки ярких отметин везде, куда добрались губы Круспе, и подозрительно блестящие глаза. — Пауль? — неуверенно позвал его мужчина, заметив, что Ландерс выглядит крайне беспомощно. — Я… Ты мне, мы… с тобой… О господи, — парень закрыл лицо ладонями и отвернулся от Рихарда. — Ты не мог бы выражать мысли поточнее, — едко обронил Круспе, утирая губы рукавом, — потому что я пока читать их не научился. Ответа не было. — Пауль? Эй? — мужчина положил ладонь Хайко на плечо и слегка встряхнул. — Не трогай меня, — прошептал парень, не убирая рук от лица. — Прошу, просто не трогай меня! — в его голосе слышались истеричные нотки, но он при всем желании не смог бы завопить от ужаса, переполнявшего его: за углом копошились террористы, которые далеко не целовать своих жертв хотели. Взгляд Круспе похолодел, а рука сильнее сдавила плечо мальчишки, отчего тот невольно поморщился. — Слушай сюда, — мужчина грубо развернул Пауля к себе, — благодаря мне ты до сих пор жив, а не лежишь с раздолбанной задницей и простреленной черепушкой. Знаешь, что мы обычно делаем с такими, как ты? — Я не педик! — просипел Ландерс, на какое-то мгновение забывая, с кем говорит. — С чего вы вообще это взяли?! Рихард усмехнулся, вынимая из кармана брюк пачку сигарет. — А подо мной сейчас не ты стенал, — ядовито произнес он, закуривая. — А накинулся на меня явно не ты, — парировал Пауль, скрещивая руки на груди. Круспе выдохнул сизый дым и сделал вид, что не услышал колкое замечание в свой адрес. Рихард никогда ничего не имел против гомосексуализма и, в принципе, сам являлся бисексуалом, но в банде об этом, конечно же, никто не знал. А это обобщенное «мы» он произнес, лишь бы как-то прикрыть свое смущение и смятение. Круспе был в растерянности: никто и никогда ему не отказывал, да еще и таким резким способом, и он не понимал, чем вызван такой перепад настроения этого до умопомрачения сексуального парня, ведь, судя по томным вздохам, ему самому очень нравилось происходящее. — Рихард, я… Черт, я не знаю… Я… На самом деле все было просто: Пауль боялся. Он боялся секса с мужчиной, с незнакомым, на секундочку, мужчиной, но больше всего его пугало то, кем этот мужчина являлся. Хайко не знал ничего о его прошлом, о том, как он попал в эту банду, что его побудило на это и как он относится ко всему происходящему — может, конечно, его заставили, может, он и не убивал никого… Но эта неизвестность и его новый фетиш, безусловно, навевали на парня страх, а в какие-то моменты даже ужас. Влюбиться в террориста и убийцу — не хотел же его так называть! — и практически сразу же с ним потрахаться буквально на месте преступления… Боже, Хайко, и как ты до этого докатился? Пауль посмотрел мужчине в глаза — и потерял связь с реальностью. Не море, не океан, не космос — никакими из этих слов нельзя было охарактеризовать их, слишком банально и избито, но… в них Ландерс словно увидел тот мир, о котором мечтал всю жизнь. В них было все то, что он так долго искал и чего так страстно желал. Что — Пауль и сам не знал. Но не влюбиться в эти бездонные серые глаза, искрящиеся азартом и страстью, было просто невозможно. — Ты? — напомнил Круспе Хайко о незаконченном предложении, стряхивая пепел на пол. — Мне страшно, — выдавил из себя парень, потупив взгляд в пол. Как глупо и нелепо это прозвучало… Он уже предвидел, как Рихард рассмеется своим чудесным смехом — Пауль услышит его в последний раз — и, послав куда подальше, а то и вовсе молча, развернется и уйдет из его жизни. А может, еще и сдаст — в отместку за ущемленную гордость. За эти полчаса ты успел перевернуть мою жизнь с ног на голову, разделить ее на «до» и «после» и стать ее частью — и вот так сразу покинешь? Рихард… Мужчина не шелохнулся, хотя внутри него бушевал настоящий ураган чувств. Так вот в чем дело… Мальчик мой… Маленький, такой беззащитный, такой наивный и невинный… Рихард улыбнулся — обиды словно и не было, были лишь всепоглощающие тепло и нежность к этому парню, который за каких-то полчаса пробудил в Круспе то, до чего многие не могли достучаться годами, заставил пересмотреть все свои принципы и выкинуть их к чертям. Поддавшись внезапному порыву, Рихард крепко обнял Пауля, прижимаясь губами к его макушке. — Я понял, — он улыбнулся, наблюдая за тем, как стремительно меняются эмоции на лице Ландерса. — Понял и принял. И, если я выйду отсюда живым… Круспе осекся, вновь увидев в глазах Хайко испуг, — но то был уже страх не за себя и свою девственную задницу, а за жизнь так полюбившегося мужчины. — Если? — уточнил парень, округляя глаза. — Ну, кхм… Пауль, черт, ты же сам все прекрасно понимаешь, — Рихард внезапно начал раздражаться. — Тебя освободят — я в этом не сомневаюсь, потому что я пристрелю любого, кто коснется тебя, — а мне прямая дорога за решетку. А если кто-то из моих прознает, чем я тут на самом деле занимался, то тогда сразу на тот свет. Сам видишь, выбор небогатый. Пауль уткнулся носом в грудь мужчине. Он все слышал, но не хотел в это верить. Слишком тяжело, слишком больно, слишком много всего сразу. Что их ждет впереди? Их? Ждет ли вообще их совместное будущее? Или же сегодня кого-то не станет? Пауля не отпускало предчувствие чего-то плохого. — Брось, — мягко произнес Рихард, перебирая длинными пальцами осветленные пряди парня. — Я и не из таких передряг выбирался. — Расскажешь? — Хайко поднял на мужчину глаза и чуть улыбнулся. — Обязательно. Когда-нибудь. — А конкретнее? — Пауль лукаво прищурился. — После того как я тебя хорошенько оттрахаю, — подмигнул Круспе, закусив губу. — Звучит многообещающе, — пробубнил Ландерс, отворачиваясь и вновь заливаясь краской. Рихард рассмеялся, крепче прижимая парня к себе. — Какой же ты все-таки прелестный. Несмотря на внешнюю беззаботность, на душе у мужчины скребла целая стая кошек. Он пытался сохранять позитивный настрой ради Пауля, как бы странно и даже дико для него это ни звучало. Рихард прекрасно понимал, что безнаказанным отсюда он не выйдет. Даже если сбежит — снаружи полно полицейских, да и сдадут сразу же. В банде существует не так много принципов, и вообще все правила их «сотрудничества» строятся на узах. Если берут всех, то никто не убегает. У него нет и друзей, заинтересованных в его освобождении. У него нет никого. И, обретя такой маленький кусочек Солнца, он теряет его, не успев толком насладиться этим дивным светом. Чертова жизнь, за что она сбросила все это на его плечи? Удивительно, но тем же озабочен был и Пауль, особенно последнюю неделю. Но если он уже тогда думал, что его проблемы — это огромное несправедливое к нему нечто, то сейчас парень понимал, что реально влип. Влип, потому что он среди террористов, влип, потому что в любой момент может отдать Богу душу, влип, потому что влюбился в Рихарда. Влюбился как мальчишка — и он не сможет жить с этим гребаным чувством неизвестности, с этим страхом, что его мужчину застрелят, а он даже не будет об этом знать. — Космос нас любит, — внезапно протянул Рихард, отстраняясь от Пауля и вытаскивая очередную сигарету. Черт возьми, наша жизнь и без того на волоске, а ты решил побыстрее себя угробить? — Ты это к чему? — устало спросил Хайко, прерывая самокопание. — К тому, что мы еще встретимся. Парень непонимающе посмотрел на Круспе. Тот внезапно притянул его к себе, положив широкую ладонь на шею, и глубоко поцеловал, спровоцировав буйство красок на лице не ожидавшего такого напора Ландерса. Проблемы отошли на второй план, мысли будто испарились, оставив после себя абсолютную пустоту в голове, Пауль чувствовал лишь тепло, разливавшееся по всему телу, ощущал сильные руки, широкую грудь и мягкие горячие губы своего мужчины, которые развеяли все сомнения по поводу их будущего. Рихард все сделает для этого. Ему можно верить. — Прости, прощай, — быстро прошептал Круспе, так же внезапно отпустив Пауля, и, развернувшись, буквально испарился из поля зрения Ландерса, вызывая у того еще больше вопросов в разболевшейся голове. — Рих?.. — вполголоса проговорил Хайко, абсолютно не понимая, что происходит. Вдруг он услышал вдалеке какую-то возню, затем выстрелы и громкие крики «Всем на пол!». «Что, опять?» — с тоской подумал Пауль, уже готовя себя к скорой смерти — ведь своего покровителя он лишился. Даже не предпринимая никаких попыток обезопаситься, Ландерс, плюнув на все, сел на пол, обхватил руками колени и уткнулся в них лицом. После ухода Рихарда внутри него словно что-то оборвалось и исчезло вместе с мужчиной, оставляя после себя гребаную пустоту. Смысла выбираться отсюда Пауль особо не видел. «Зачем? Я наконец-то нашел человека, которому был готов отдаться целиком и полностью, которого так скоро и так сильно полюбил, который покорил меня с первой секунды — не это ли настоящая любовь? О ней так часто и много пишут стихи, книги, снимают фильмы, но одно дело — смотреть на это со стороны, другое — испытывать самому. И сейчас… я даже не знаю, где он. Есть ли он? Он был рядом со мной минуту назад — и вот его уже нет. Я не знаю, где и как его искать. Я не знаю о нем, по сути, ничего. И я сомневаюсь, что…» Парень, погрузившись в свои мрачные мысли, не слышал, что происходит вокруг. Среагировал он только тогда, когда его потрясли за плечо. — Я не мог так просто бежать. Пауль поднял голову и встретил встревоженный взгляд таких родных серых глаз. Таких выразительных и глубоких. Таких противоречивых и манящих своей загадочностью. Не лгущих. Откровенных. Его. — Рих, что… происходит? — язык отказывался слушать своего хозяина, а голос предательски дрогнул и сорвался. Ему страшно. Так страшно. Даже сейчас, когда Рихард присел рядом на колени, загораживая парня своей широкой спиной, — Ландерс понимал, что мужчина может покинуть его в любой момент, возможно, даже сам того не желая. И его присутствие здесь в такой момент — по всему центру были слышны громкие вскрики и выстрелы — можно назвать подвигом. Он рисковал собой. Ради него? — Освобождение твое идет, вот что, — Круспе был на крайней стадии раздражения, граничащей с бешенством, но сдерживал себя изо всех сих, понимая, что парнишке и без того страшно. — Мне нужно спасать свою задницу, хотя при таком количестве копов снаружи это будет весьма проблематично, но… Я не могу оставить тебя одного. Не знаю, что-то тянет меня сюда, — Рихард шептал быстро, запинаясь и постоянно озираясь, боясь, что его застукают, — не ищи меня, слышишь? Даже не пытайся. Сделаешь себе хуже. Не ввязывайся в это дерьмо, прошу, не ввязывайся. Круспе нежно провел тыльной стороной ладони по щеке Пауля и чуть улыбнулся. — Все будет хорошо, я обещаю, просто не высовывайся и жди, пока тебя найдут «не мои», — он слегка скривился на последних словах, но тут же взял себя в руки. Они сидели на полу в темном углу, куда редко заглядывал даже сам персонал — им повезло с местонахождением — и отсюда было не видно, что происходит, но они отчетливо слышали все до единого звука. — С тобой все будет хорошо, я клянусь, Пауль, клянусь, слышишь? — казалось, Рихард шептал это уже в каком-то беспамятстве, не контролируя себя и свою речь. — Рихард… — выдохнул Ландерс, отрицательно помотав головой, отказываясь принимать происходящее. — Тсс, ничего не говори, умоляю, — буквально простонал Круспе, поддаваясь секундному порыву и прижимая парня к себе. Стараясь дышать глубже, он поцеловал Пауля в макушку и тут же отстранился. — Будь осторожен. — Рихард, нет… — Я должен. — Рихард, прошу тебя… — умоляюще прошептал Ландерс, крепче прижимаясь к мужчине. — Пауль. — Прошу от тебя того же, — сделав над собой огромное усилие, Хайко взял себя в руки и посмотрел Рихарду в глаза. — Я постараюсь, — Круспе улыбнулся, кротко целуя парня в висок. И вновь леденящий душу холод блядского одиночества. Пауль сглотнул, пытаясь понять, что ему делать дальше. Выходить из своего угла страшно. Остаться тут и ждать, пока его не найдут?.. В принципе, звучит не так плохо. Копы по идее должны проверять каждый уголок, после того как обезвредят террористов… Да вот хуй их знает. По идее должны, а на практике никто никому ничего не должен. В этой стране и не такая херня происходила, а правительство до сих пор не сменилось… Сумбурные странные мысли парня прервал выстрел, раздавшийся буквально над ухом вмиг обомлевшего и побелевшего Хайко. Блять, блять, блять… Но не это было самое страшное. Спустя мгновение, которое длилось для парня вечность, он увидел, как упало безжизненное тело, а сквозь широкую щель под дверью в каморку начала стекать лужа ярко-алой крови. . Глаза несчастного — девушки лет двадцати-двадцати трех — были широко распахнуты и обращены прямо на Ландерса, который, задрожав всем телом, прижал руки ко рту, чтобы не заорать от ужаса и чувства безысходности, которое стремительно заполняло каждую клеточку его онемевшего тела. Губы девушки были чуть приоткрыты, по щеке стекала тонкая алая струйка, темные волосы прилипли к лицу, пропитываясь потом и кровью. Пауль едва сдерживал подступившие к горлу слезы. Он не знал, здесь ли еще безжалостный убийца, не понимал, наяву ли все это или же ему снится ужасный кошмар, голова кружилась, кружилась, перед глазами все плыло и раздваивалось, ощущение реальности стремительно исчезало, и Хайко уже не ощущал, как подкашиваются его ноги и как он летит на пол, теряя связь с внешним миром. Он не помнил, что было дальше. Он не знал, как его нашли, как выволокли из подсобки, как донесли до скорой, как долго он вообще там валялся — час, два, месяц, год — и ему было абсолютно плевать. Быть может, если бы он умер, радости было бы больше. Что-то Пауль все же услышал, когда один раз ненадолго пришел в себя: незнакомый мужской голос кому-то рассказывал, что ему, Паулю, очень повезло с таким укрытием, что на месте той девушки запросто мог быть он, что его обморок, можно сказать, даже сыграл ему на руку — даже если кто-то из террористов туда и заглядывал, он наверняка подумал, что парень уже мертв. Кому придет в голову проверять? Да и кровь на полу немало помогла бы в его незамысловатой маскировке. В глубине души Хайко надеялся услышать знакомое имя, узнать хоть что-нибудь о любимом человеке, но тщетно. Парень по-прежнему не мог выяснить, удалось ли ему сбежать и жив ли он вообще. Что-то слева сильно болело и билось о ребра, обжигая внутренности. Ярость? Безысходность? Любовь? Ебаная покорность судьбе.

***

Пауль устало протер глаза и посмотрел на часы. Семь вечера. Солнце уже клонилось к закату, небо медленно окрашивалось в мягкие розовые оттенки, а в комнате царил сумрак отчасти благодаря темным занавескам. По телевизору шли титры очередного фильма — парень решил устроить киновечер наедине с самим собой. В последнее время он вообще стал сторониться людей и больше времени проводить в одиночестве. Все его друзья-коллеги-знакомые прекрасно знали о теракте и о том, что он был в самом его эпицентре. Первое время он шарахался любых звуков, боялся выходить на улицу и с кем-либо контактировать. Любое крупное скопление людей провоцировало паническую атаку, так что даже банальный поход в магазин был неосуществимым подвигом. Однако среди всего населения планеты был человек, доверие к которому не было предано терактом. Оливер. Вспомнив, что этому парню он доверяет больше, чем себе, Пауль позволил другу на первых порах ухаживать за ним — сходить в магазин, если понадобится, сидеть рядом с ним в моменты приступов, которые не так часто, но все же случались, и… Да и вообще для поддержки. Ландерс часто думал: если уж с ним такая ересь творится, то что происходит с теми несчастными, которые во время теракта так душераздирающе кричали и плакали?.. Но самым невыносимым были сны. Сны о Рихарде. В течение полугода Пауль каждый день думал о нем, строил догадки о его дальнейшей судьбе и пытался остановить подступающие слезы. С каждым днем Хайко чувствовал себя все хуже и понимал, что забыть этого мужчину и все, что произошло тогда в центре, просто невозможно. Более того: его любовь лишь крепла. Дико, непонятно, страшно, но, видя во сне такие родные пальцы, влажные от поцелуев губы и сверкающие серые глаза, Пауль просыпался, дрожа всем телом и ощущая на щеках предательские слезы. Он скучал. Так сильно скучал. И сейчас, стоя у окна и любуясь малиновым закатом, Хайко думал, светит ли вообще солнце его возлюбленному или же он лежит под слоем земли с раздробленным черепом и вскрытой грудной клеткой. Похороненный наспех, всеми брошенный и небрежно закинутый в могилу, Рихард, вероятно, уже был глух к переживаниям. Пауль проклинал свою фантазию. Проклинал свою память. Проклинал сердце, которое все еще бьется и обливается кровью. Внезапно раздался звонок в дверь. Ландерс поморщился, не понимая, кого могло к нему принести: Оливер, единственный человек, который знает его адрес, сейчас находился у родителей Марты. Пауль заверил его, что ему намного лучше, он может остаться один и вообще, Олли, ты в няньки не нанимался, я тебе даже не плачу, ты имеешь право на личную жизнь, так что дуй к предкам Марты и срази там всех своим обаянием. Ридель улыбнулся во все тридцать два и со спокойной совестью свалил со своей ненаглядной. Так что Хайко понятия не имел, кого там занесло в его берлогу. Молясь, чтобы это был какой-нибудь курьер, который ошибся адресом, Пауль проковылял к входной двери, даже не смотря в глазок. В конце концов, он был уже не против убийцы. Открыв дверь, он тупо уставился на незваного гостя. Протер глаза. Вновь уставился. Кажется, перестал дышать. На пороге, опершись об косяк, стоял Рихард и скучающим взглядом рассматривал Ландерса. Подобрав с пола челюсть, парень сглотнул и почувствовал, как его начинает бить крупная дрожь. — Впустишь, или мне на сквозняке стоять? — лениво поинтересовался мужчина, постукивая пальцами правой руки по дереву. Левая ладонь была в кармане. — Я… Да, проходи… — заплетающимся языком пробормотал Пауль, все еще не веря, что мужчина не плод его больной фантазии. — Благодарю, — Круспе лучезарно улыбнулся и, переступив порог, рывком рванул парня к себе, впиваясь в его губы голодным поцелуем. — Рих… — сдавленно пискнул Хайко, машинально обвивая шею мужчины руками и чувствуя такое родное тепло и запах, который так и не выветрился из памяти. Прошло полгода, но он не забыл, каково это — целовать его, каково это — отдаваться ему целиком и полностью, без остатка растворяться в безумном жарком поцелуе с привкусом крепких сигарет и мятной жвачки, выкидывать все мысли из головы и существовать только в его сильных руках, скользящих по спине парня. Пауль настолько сильно желал этого воссоединения, что сейчас мозг просто отказывался верить в происходящее, а гребаные слезы подкатили тугим комом к горлу и грозились вызвать потоп в квартире и во всем гребаном Берлине, выдавая чувства парня с головой. Он не хотел быть слабым в глазах Рихарда, но в то же время безумно желал показать, как он уязвим рядом с ним, как доверяет ему и как мечтает о нем. Предательская слеза все же побежала по щеке, оставляя мокрую дорожку. Круспе, тяжело дыша, оторвался от парня, всем нутром ощущая его растерянность. — Пауль? — еле вымолвил он, утирая большим пальцем горячую каплю, сразу же целуя. Черт возьми, как он прекрасен. Хотелось с порога сорвать с него одежду и накинуться, подобно голодному зверю, которым Рихард и ощущал себя последние полгода, но в то же время хотелось прижать паренька к себе, зацеловать до потери пульса и больше не отпускать. Никогда. Круспе сам не понимал, как не съехал с катушек за время, проведенное в психушке. Парадоксально звучит, да? В тот судьбоносный для мужчин день Рихард хотел тихо слинять из торгового центра — он не знал как, но был в полной уверенности, что у него получится это провернуть, но какая-то тварь сдала его, и мужчину сразу поймали. Почему-то он был в полной уверенности, что это тот парень, который просил Круспе покараулить Пауля вместо него. Суть в том, что Рихарда не судили — его просто поместили в лечебницу, якобы признав невменяемым. Ну да, крышу в тот день ему конкретно снесло, тут уж Рихард поспорить не мог. Только вот ненормальность эта крылась не в голове, а в сердце. Он влюбился. К такому заключению пришел мужчина, просидев в палате месяц-два. По-другому объяснить свое ебанутое поведение и ту ересь, что творилась с ним на протяжении этого времени, он не мог. А может, и не хотел. — Я… — вновь начал Ландерс свою старую песню, выводя Рихарда из прострации. — Знаешь, я так соскучился. Уголки губ мужчины непроизвольно дернулись и растянулись в широкой искренней улыбке. В глазах Пауля плескалось безразмерное счастье, и именно он, Рихард, причина этому. Никогда еще Круспе не чувствовал себя так легко и чудесно. Он и представить себе не мог, что можно ощущать себя счастливым, завися от другого человека. Зависимость — плохо, от нее нужно избавляться, иначе ты сдохнешь от ломки — такой вывод сделал Круспе, пытаясь не вывернуться наизнанку в подвале какой-то полуразрушенной заброшки. Тогда, ломаясь от нехватки наркотиков, размазывая по лицу слезы и слюни, Рихард в полной мере ощутил лютую ненависть к себе и всему, что с ним связано, и понял, что нужно что-то делать. Потому что жить хотелось. Он буквально нутром ощущал, что еще не нашел, не сделал что-то, предназначенное ему. Откуда взялось это суеверие — непонятно, но мужчина свято в него верил, поэтому с титаническими усилиями, практически срываясь бессчетное количество раз, он слез с иглы и зарекся подсаживаться на что-либо. Исключение составляли лишь сигареты. И Пауль. Круспе не сдержал данное себе обещание. Но ни разу об этом не пожалел. В психушке его ломало даже сильнее, чем тогда, в подвале, но он отдавался этой тоске с каким-то мазохистским упоением и иногда пугался сам себя. Он видел этого парня всего раз, а уже готов отдаться ему во всех смыслах. Разве так может быть? Разве это правильно? Что вообще есть это правильно? Для Рихарда данное понятие бесконечно растяжимое. Что неправильного в том, что плохой парень влюбился? Разве может быть неправильным то, что он хочет исправиться ради другого человека? Вопрос был в другом: а реальны ли его чувства? Или же он правда помешанный и все это придумал его воспаленный мозг? Может, никакого Пауля и не было, а у него просто раздвоение личности? Но тот мужик ведь тоже видел парнишку… Быть может, все те волшебные моменты, которые они пережили, то парящее чувство влюбленности, которые он испытал в те короткие минуты, — это все яркая иллюзия его страдающего мозга? Или же последствие медикаментов, которыми его пичкают в психушке? Сложно. Слишком сложно. Непонятно. Но приятно. Сладко. Каждый раз, смотря в белоснежный потолок, Рихард анализировал и мусолил эту единственную интересную для себя тему и приходил к одному и тому же выводу: «Я люблю тебя, Пауль». Я люблю тебя, — шептал он холодным больничным стенам и надеялся, что когда-нибудь скажет это ему лично. Безумие. Дурдом. Но в этой обители хаоса он был готов остаться навсегда. — Ты и представить себе не можешь, как соскучился я, — нежно протянул мужчина, понимая, что все его вечные наигранные высокомерие, пафос и саркастичность здесь совсем неуместны и можно быть самим собой. Они только вдвоем. Бесконечная фальшь, что была составляющей образа крутого парня, давно стала частью Рихарда тоже. Ложь, на которой он строил свою жизнь, стала настолько естественной, что паразитировала на полных правах в его душе. Теперь же ее можно выбросить. Оставить наигранность в стороне. — Очень даже могу, — с грустной улыбкой ответил Пауль, вновь смущаясь от взгляда Круспе и вновь вызывая у последнего табуны мурашек и умиленные восклицания, которые он тщетно пытался сдерживать. — Твою мать, как я устал, — прошептал мужчина, утыкаясь носом в висок Хайко и вдыхая до боли в груди знакомый запах. — Устал сидеть на таблетках, которые нихрена не помогают. Устал целыми днями смотреть в потолок. Устал бороться с самим собой. Устал жить без тебя. Пауль едва сдерживал вновь подступившие слезы и сильнее прижимался к могучему, но измотанному, истерзанному телу возлюбленного. Как я тебя понимаю, родной. Я здесь, я рядом, все хорошо, любовь моя, теперь все будет по-другому. Я обещаю. Ты сдержал свое обещание тогда, на холодном грязном полу окруженного здания торгового центра, будучи на волоске от тюрьмы и смерти. Ты рисковал собой, даже не зная меня. Ты заслуживаешь целую вселенную, сердце мое. Будь покоен, верь мне, я отдам тебе все до последней молекулы своего тоскующего существа и спасу. От всего. От тебя самого. Ландерс хотел сказать все это вслух, успокоить, поддержать, но слова застряли в глотке и отказывались озвучиваться. Рихард судорожно вдыхал носом воздух, пытаясь не сорваться. Он разбит. Разбит на миллионы осколков. Однажды дав трещину, он уже не смог восстановиться, и бедное сердце рыдало, захлебываясь собственной кровью. Не было никого рядом, чтобы исцелить бедное существо. Помоги мне. Спаси меня. Я не знаю как, но только ты в силах собрать то, что не подлежит восстановлению. Скажи мне это. Умоляю. Скажи эти гребаные слова. Пусть мысленно, но мое сердце услышит и вновь начнет биться. Пауль, я… — Люблю тебя, — раздалось робкое признание в гробовой тишине плачущей квартиры. Среди осколков души, аккуратно ступая, ты нашел то, что не мог найти никто. Я плачу. Прости меня, я плачу. Стискивая зубы, вздрагивая, я молча изливаю тебе всю ту гниль, что копилась во мне столько лет. — Рихард?.. — тихий голос заставляет мужчину сильнее прижаться к родному телу, судорожно глотать слезы и стараться всхлипывать не так громко. В банде его за такое бы как минимум засмеяли, потому что все ее участники были твердо уверены: настоящий мужик не плачет и не показывает своих эмоций. У него их в принципе нет. Так что любое проявление чувств расценивалось как слабость и ничтожность. Рихард за свою жизнь плакал от силы пару раз: когда умерли родители и младшая сестра, разбившись на самолете, и когда его кинул человек, ради которого он был готов отдать все, что имеет, и даже сверх того. Тогда было невыносимо больно. Он сам был болью. Что-то буквально разрывало грудную клетку и выжигало сердце, оставляя после лишь горстку пепла. А сейчас… он и сам не понимал, почему плачет. Может, потому что и правда устал. Может, потому что ему надоело держать все в себе. А может, его чувства к этому парню были настолько сильны, что он уже не мог их прятать. Не мог, не хотел и не старался. Рихард почувствовал тонкие теплые пальцы, касающиеся его шеи, на затылок мягко легла ладонь. Он уже начинал понемногу успокаиваться, когда услышал над ухом звучание такого родного голоса: — Рихард, пожалуйста… Рихард, прошу тебя, любовь моя, не плачь. Рихард, посмотри на меня. Круспе притих, но по-прежнему утыкался носом в шею возлюбленного. — Рихард, просто посмотри на меня. Глубоко вдохнув, мужчина поднял голову и посмотрел заплаканными глазами на Пауля. Все эти полгода он каждый день воскрешал в памяти его лицо — каким он его запомнил, в деталях, вплоть до каждой черточки и морщинки — и вот сейчас оно перед ним, так мучительно близко. Рихарду даже показалось, что он немного постарел за эти полгода. Пропал этот блеск в глазах, который так завораживал его в их первую встречу, уголки губ опустились, а на лбу пролегла морщина. Мужчина судорожно вздохнул. Прости. Прости меня, прости, я правда не хотел покидать тебя, так не хотел, но я должен был, должен… Прости, что заставил страдать, родной. Прости. За все прости. Пауль нежно улыбнулся, и улыбка эта заставила Рихарда забыть все терзания, что мучили его все это время. — Риш… Круспе судорожно вздохнул. Хайко будто знал его самые больные места и бил точно в цель, но делал это так ласково и любя, залечивая старые раны, которые рваным полотном устилали изувеченную душу мужчины. Он чувствовал, что та тьма, в которой он пребывал большую часть своей жизни, отпускает и дает вдохнуть полной грудью, а от внезапного потока кислорода начинает кружиться голова, но ему все равно, уже настолько все равно… Так его называла мама. Далекие двадцать лет назад. И в тот день, когда все случилось, она поцеловала его в лоб — точно так же, как его целует сейчас Пауль, — улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой и сказала: «Еда в холодильнике, Риш, не забудь сделать уроки и полить цветы», а потом сказала, как сильно они его любят, так сильно, Риш, всегда помни об этом, что бы ни случилось, хорошо? Будто знала, что это последний их разговор. Риш, Риш, Риш… Риш. На мгновение он увидел ее глаза — такие же блестящие, такие же любящие, по-доброму усмехающиеся. — Риш, все хорошо? Теперь да. Теперь все изменится. Теперь не нужно прятаться по подворотням и отсасывать жирным потным мужикам за гроши на кусок хлеба. А он-то думал, что больше никогда не сможет почувствовать себя человеком. — Риш?.. — Да, боже, да… Все просто прекрасно, любовь моя, — прошептал Рихард, зарываясь носом в светлые остриженные пряди. — Ты постригся? — хитро улыбнулся Круспе, стараясь отогнать неприятные мысли. Хайко смутился и провел ладонью по волосам. — Ну, как видишь. — Надоело, что с гомосеками путают? — хохотнул мужчина, тут же отхватывая подзатыльник. — Я. Не. Гомосек, — процедил Пауль, напуская на себя самый грозный вид, на какой только был способен. — Ха, — Рихард едва сдерживал накатывающий смех, — а я и не сказал, что ты гомосек, — он игриво подмигнул негодующему парню, — я сказал, что тебя с ним путают. — Бля, Рих, — пробубнил Хайко, краснея буквально до кончиков ушей, сам не понимая от чего, и утыкаясь в широкую грудь возлюбленного. Сам Круспе был безумно рад своей резкой смене настроения, потому что плакать перед парнем ему было ужасно неловко. Привычка — вторая натура, как говорится. Он не боялся осуждения со стороны Пауля, но ему все равно казалось, что любимому неприятно или даже противно видеть его слезы. Хотя он и понимал, что это бред, ничего не мог с собой поделать. Мужчина крепко-крепко прижал к себе такого родного человека и впервые за столько времени улыбался искренне и счастливо. — Все хорошо, — зачем-то прошептал он, целуя парня в макушку. — Теперь все хорошо. Хайко не мог вымолвить ни слова из-за тугого кома в горле. Он вообще еле сдерживал слезы еще с того момента, когда увидел на пороге Круспе. Какая-то непонятная тяжесть осела в его сердце и, как бы он ни старался, не хотела испаряться. Ему больно. Так больно, так режет и жжет внутри, оно колет раскаленными иглами, выцарапывая завитушками имя главного героя влажных грез парня. — Пауль?.. — робко проговорил Рихард, заглядывая Ландерсу в глаза. — С тобой все хорошо? — Болит, — одними губами прошептал он, кладя правую ладонь на сердце. — Вот здесь. Мужчина дернулся и накрыл его руку своей, мягко поглаживая. Услышав это, ему самому стало паршиво. Круспе не знал и не понимал причины такого состояния возлюбленного, но всей душой желал это исправить. Но как?.. Он ведь не понаслышке знал, как тяжело заживают кровоточащие раны. А если… у него просто не было того, кто мог бы помочь? А у Пауля — есть. Сейчас… сейчас все будет хорошо. Он виноват, и он должен все исправить. Робко, почти невесомо коснулся Рихард сначала влажной щеки Пауля, затем, отпуская ладонь и прижимая его за талию к себе, губами прижался к его, судорожно выдыхая. Краем уха он уловил еле слышный стон и усмехнулся, скользя ладонью по спине парня. — Риш… — просипел Хайко, обмякая в сильных руках своего искусителя. — Прости меня, — Круспе мелко целовал заплаканное личико возлюбленного, непроизвольно комкая майку. — Прости, прости, прости… — За что?.. — Ландерс искренне не понимал, за что так рьяно извиняется мужчина. За то, что оставил его? Так у него не было выбора. Если бы он не оставил Пауля, его сейчас, скорее всего, вообще бы не было на этом свете. А больше… косяков за ним и не наблюдалось. — За то, что я такой, — выдохнул Рихард, целуя нежную кожу на шее Пауля. — Слишком пафосно… звучит, — пробормотал Хайко, крепче прижимаясь к могучему телу своего плохого парня. — Да-а, я такой, — подмигнул мужчина, оттягивая воротник майки и оставляя новые метки на бледной коже. — Как же я люблю тебя, — проваливаясь в какое-то беспамятство, на выдохе произнес Пауль, еле удерживая равновесие. — Взаимно, — Рихард оторвался от лобызания ключиц парня и посмотрел на его прелестное, сияющее от блаженства лицо. — Я люблю тебя, Пауль. Так сильно люблю тебя, слышишь, родной? Прошу не бросай меня, никогда, не уходи, не покидай меня, я не вынесу этого еще раз, понимаешь, я умру… — Господи, Риш, успокойся, я клянусь, слышишь? Я клянусь, что всегда буду рядом. — Я верю, верю… — шептал Круспе, стягивая с парня такую ненужную майку и открывая себе обзор на это худое, чудесное, потрясающее, соблазнительное тело… — Рихард… Словно в пелене, не контролируя себя, мужчина прижал Пауля к стене, буквально изнывая от возбуждения и желания, понимая, что он не в силах больше обходиться одним только лицезрением. Парень протяжно простонал, когда Рихард положил правую ладонь на его пах, слегка сжимая, в то же время припадая припухшими губами к бледной груди парнишки. — Р-Риш… Потершись носом о ключицу Хайко, Круспе накрыл губами затвердевший сосок, слегка прикусывая и срывая с губ возлюбленного судорожный вздох. Да, боже, да. Это именно то, что ему нужно. В чем он так нуждался все эти годы. О чем грезил в отвратительно-белой палате, пытаясь заглушить головную боль ударами об стену. В сладкой истоме он и не почувствовал, как тонкие пальцы сжали черные волосы на затылке. Теплая ладонь легла на шею, мягко поглаживая. Даже находясь в исступлении, в котором отключается мозг, Пауль продолжал дарить возлюбленному тепло и нежность, и Рихард, каким-то краем сознания умудрившись понять это, едва не пустил слезу. «Это все искупит, все искупит…», — мелькнула в мозгу строчка из когда-то давно прочитанной книги. Круспе улыбнулся, уже сильнее прикусив сосок и вызвав недовольное шипение сверху. — Не забывайся, — вполголоса проговорил он, нависая над Хайко и упираясь правой ладонью в стену. — Я ведь все-таки садист, — мужчина игриво подмигнул ему, закусив ровными зубками губу. — Пытаешься восстановить образ плохого парня? — съязвил Ландерс, про себя уже успев умереть и воскреснуть от такого сексуального вида Рихарда. — Ну согласись, попытка весьма эффектная, — он хитро прищурился, бросив взгляд на пах Пауля. — Заткнись, — шикнул парень и, взяв пальцами Круспе за подбородок, притянул его к себе, впиваясь в губы требовательным поцелуем. Мужчина едва не заурчал от такого поворота событий, прекрасно понимая, что Паулю происходящее тоже очень нравится. Парень закинул ногу на бедро Рихарда, многозначительно посмотрев на него. — Повторим? — А ты не сбежишь? — усмехнулся Круспе, подхватывая, как и в тот раз, Хайко за ягодицы. — Здесь особо некуда. А если и сбегу… ты ж меня догонишь, верно? — Пауль улыбнулся, на что Рихард хищно облизнулся. — О да, тут шансы определенно неравны. — Не сомневаюсь, — выдохнул Ландерс, взъерошивая и без того растрепанные волосы любимого. Лизнув за ушком, парень обхватил губами мочку и слегка куснул, наслаждаясь рваным дыханием Рихарда. Он чувствовал, как напрягаются его мышцы в крепких руках, и понимал, что даже в таком положении очень уязвим перед своим мужчиной. Но… уже так плевать. — Я сейчас с ума сойду, что ты творишь… — услышал Пауль судорожный шепот и усмехнулся. — Разве мы уже не сошли? — парень, как бы невзначай, провел пальцами по плечам, спустился к груди и начал расстегивать пуговицы на рубашке. — Я пытаюсь… из последних сил пытаюсь держаться в сознании, — Рихард решил все же вернуть Хайко на пол — от греха подальше. Он чувствовал, как его потряхивает, и боялся уронить своего мальчика, коим он уже окрестил его про себя. — Зачем? — Должен же хоть кто-то держать ситуацию под контролем, — мужчина игриво подмигнул. Пауль фыркнул. Кое-как стянув с возлюбленного рубашку, Ландерс ахнул: видимо, тяжелая уличная жизнь не прошла для Рихарда зря. Подтянутый живот с четко очерченными кубиками пресса, широкая крепкая грудь, к которой Пауль не преминул тут же прильнуть губами, выцеловывая каждый миллиметр бархатной кожи, срывая с уст любимого томные вздохи. Большая холодная ладонь легла на шею Хайко, резким контрастом вызывая табуны мурашек по всему телу парня, пока тот ставил новые яркие отметины на бледной коже. — Пауль… — раздалось сладко и протяжно в тишине пропахшей страстью квартиры. Кротко целуя, Ландерс дошел до приоткрытых пересохших от возбуждения губ возлюбленного и нежно коснулся их, полоснув языком по зубам и вызвав улыбку Рихарда. Последний, воспользовавшись ситуацией, мягко толкнул парня к стене, одной рукой зажав его запястья над головой, и хищно облизнулся, глядя в преданные влюбленные глаза своего мальчика. — Р-Риш… — успел прошептать Пауль, прежде чем Рихард вновь впился в его припухшие от поцелуев губы. — Тсс, — мужчина скользнул ладонью в штаны Хайко, мягко поглаживая твердый член сквозь ткань трусов. Ландерс томно закатил глаза, шумно выдохнув. Последний раз коснувшись губ парня, Рихард опустился на колени, попутно стягивая с него штаны вместе с боксами. Пауль посмотрел вниз и тут же откинул голову назад, едва не кончив от такого зрелища: террорист, убийца, преступник и такой сексуальный мужчина стоит перед ним на коленях, пошло облизывая губы и смотря на парня с такой похотью в глазах, что хочется просто лечь. Игриво подмигнув своему мальчику, Рихард кончиком языка лизнул головку, обхватывая ее губами, нарочно не беря глубже, искушая, дразня, заставляя Пауля прогибаться в спине и буквально умолять о большем. — Рихард… — со стоном выдохнул Хайко, не зная, куда себя деть, и пытаясь хоть как-то скрыть свое смущение в виде покрасневших щек. Но Круспе это лишь сильнее распаляло. Доминируй, властвуй, унижай — таков был девиз Великого и Ужасного Герра до появления в его жизни этого прелестного паренька. Впервые Рихард искренне хотел сделать кому-то приятно, не думая о себе любимом. Сейчас он играет, да, — но если только Пауль покажет, что ему неприятно, некомфортно или просто не нравится, — Круспе тотчас же прекратит. И это стало очередным звоночком о серьезности намерений мужчины. Но это уже не пугало его. Он вообще сейчас об этом не думал. Будущее — это потом, а настоящее — это Пауль. Его Пауль, который настолько возбуждающе стонет, что хочется просто взять и трахнуть, оставив все эти прелюдии, но… нельзя. Ведь это не левая шлюха из подворотни. Это его Пауль. — Ты такой красивый, — прошептал Хайко, заметив на скуле возлюбленного небольшой шрам и аккуратно проведя по нему большим пальцем. Он почувствовал, что щека его мокрая. — Рих?.. Круспе выдохнул, ничего не ответив, и поцеловал живот Пауля, потершись об него носом. — Тебе больно? — взволнованно зашептал Хайко, уже намереваясь сесть на колени рядом со своим мужчиной, но тот, мгновенно поднявшись с холодного пола, вновь прижался губами к губам Пауля, широкой ладонью спускаясь по напрягшейся спине к заднице. Внезапно он поднес правую ладонь к лицу Ландерса, хищно облизнувшись. Парень, сразу поняв намек, обхватил указательный и средний пальцы губами, сладко посасывая. С самым похотливым видом, на который он только был способен, Хайко провел языком по подушечкам, обильно смачивая их слюной и буквально заставляя Рихарда страдать и изнывать от нетерпения и жажды. — Сейчас нужно немного потерпеть, — прошептал он в губы Паулю, аккуратно скользнув пальцами между ягодиц, заставляя парня сдавленно охнуть. — Рихард… — вновь повторил он словно в беспамятстве, подаваясь всем телом навстречу мужчине и буквально обмякая в его сильных умелых руках. Круспе ухмыльнулся. Он может сделать с мальчишкой все что угодно… и как угодно. И из всех вариантов он выберет самый нежный и аккуратный. Пауль недовольно зашипел, когда тонкий палец вошел в него, медленно растягивая. Рихард, поддерживая его левой ладонью за подбородок, осторожно ввел второй палец, стараясь не дергаться от болезненных стонов возлюбленного. — Сейчас, мой мальчик, сейчас будет хорошо, потерпи, — без конца шептал он парню на ушко, понимая, что его утешения мало чем помогут, но изо всех сил стараясь поддержать. Ландерс зажмурился, вцепившись в широкие плечи мужчины и пытаясь дышать как можно глубже, не показывая Рихарду своих истинных эмоций, но слезы, выступившие на глазах, буквально кричали об обратном. Он почувствовал на щеке прохладное прикосновение. Круспе аккуратно утирал соленую влагу протезом, не переставая двигать пальцами внутри Пауля. Постепенно парень расслабился и ослабил хватку. Рихард повел плечами, чуть поморщившись от неприятных ощущений, но быстро забыл об этом. Он взглянул в глаза Ландерса, как бы удостоверяясь, что с ним все в порядке, одновременно спрашивая разрешения на дальнейшие действия. Это так непривычно и странно: сверяться с желаниями другого человека, а не следовать своим животным инстинктам. Странно и… приятно. Хайко нежно улыбнулся, едва кивнул. Плевать на боль, плевать на слезы, что застилали ему глаза, плевать на принципы и на весь этот мир в целом. Он, черт возьми, хочет этого парня! Хочет до дрожи в коленках и тянущего нытья в паху. Будь что будет… он ни за что не пожалеет о содеянном. Пауль стиснул зубы, едва не закричав, когда твердая плоть аккуратно вошла в него. Рихард шумно дышал, понимая, что еще немного — и он сорвется и вколотит гребаного мальчишку в стену. Тихо рыкнув, мужчина собрал остатки разума и уважения к этому человеку в кулак и, глубоко вдохнув, продолжил медленно входить в парня, сопровождая болезненные толчки беспорядочными поцелуями и успокаивающими прикосновениями. Хайко тихо простонал, чувствуя, как горячие губы Круспе прильнули к нежной коже на шее, а зубы оставляли все больше следов. Боль отступила на второй план, а на смену ей пришли невероятные ощущения и осознание космической близости с человеком, от которого у парня просто сносит крышу. Перед глазами плясали звезды, а сердце стучало, грозясь вырваться из груди, — оно хотело чувствовать его сердце. Его дыхание, его запах, его член внутри — все это смешалось в единый ураган, который сносил все преграды на своем пути, расчищая дорогу влюбленным. Высоко-высоко, выше седьмого неба, выше гребаного Бога, выше, выше, выше… К раскаленным небесным телам, компенсируя недостаток кислорода рваными поцелуями, в ледяные объятия равнодушного космоса, не пугаясь его серых глаз, ведь роднее них в этом ебаном мире ничего нет и не будет. Влажный язык залечивал ожоги, изучая каждый миллиметр хрупкого желанного тела, успокаивая, даря такую необходимую защиту. Длинные пальцы, скользя вдоль спины, напоминали о любви, которая ярко-алым бутоном распустилась в душе каждого из этих двоих, и раны от ее шипов приносили лишь сладкую боль мазохизма. Сбивчивый ритм громких стонов и шумного дыхания напоминал мотив плачущего романса, и временами, казалось, можно было услышать тихие вздохи старинной скрипки, слезы которой рвали расстроенные струны двух истерзанных душ. Раз, два, три — новый вальс нелепой современности, обремененной идиотизмом и грязью. Они стирали эту липкую грязь страстными поцелуями и кристально-чистыми слезами томительного ожидания. Горький дым, темные шторы, сильная рука с прохладным протезом мягко поглаживает оголенное плечо уставшего, но такого счастливого парня, с улицы доносится шум вечернего города. Но почему меж них Пауль различает тихие звуки фортепиано?.. В ушах до сих пор животный рык и громкий протяжный стон Рихарда, когда он, прижав одной рукой Хайко к себе, а другой доводя возлюбленного до долгожданной разрядки, излился в него, с трудом переводя дыхание. Это не секс. Это — любовь. Внутри что-то оборвалось, взорвавшись миллиардами цветных атомов. Пауль не помнил, как Круспе, подхватив на руки обмякшее тело, отнес его в спальню. Укрыл одеялом. Поцеловал в висок, убрав со лба светлые пряди. Нежно улыбнулся, слушая гулкие удары своего сердца. Не в своей груди — в груди возлюбленного. — Риш… — прошептал Ландерс, не открывая глаз. Прерывисто вдохнул, сглотнув. — Все хорошо? — Рихард взволнованно приподнялся, вглядываясь в бледное лицо парня. — Пауль? — Я люблю тебя, — Хайко распахнул глаза, внимательным взглядом изучая красивое лицо своего мужчины. Рука дернулась, а пальцы уже поглаживают его щеку. Губы Круспе непроизвольно растянулись в счастливой улыбке. Перехватив ладонь парня, он прижал ее к губам, не разрывая зрительного контакта. Не хотелось слышать никаких слов в ответ. Зачем? Всю эту ночь Пауль смотрел любви прямо в глаза, и она не отводила взгляда, гипнотизируя, стирая к черту границы и рамки. — Мне страшно, — внезапно произнес Ландерс, уже удобно устроившись на груди возлюбленного. Рука Рихарда замерла, перестав перебирать короткие пряди. — Я завязал, — как-то отстраненно проговорил он, глядя в пустоту. — Со всей этой грязью. Что-то больно кольнуло в сердце, заставив его сжаться. Неужели… Все это и вправду иллюзия? Притворство, ложь, первый и последний порыв, а сам он боится, боится его… И это после всех громких слов? — Ты о чем? — но в глазах Пауля было такое неподдельное непонимание, что Рихарду стало чуть легче. — Ну… Тебе нечего бояться. После того случая я оставил все это дерьмо в прошлом. Пошел по пути истинному, так сказать, — ответил Круспе, стараясь избегать конкретики. — Господи, я не об этом. Как ты мог подумать, что я боюсь тебя? Хайко смотрел на мужчину удивленно, но одновременно с легким возмущением и укором. Рихарду даже стало немного стыдно. — Очень просто, — равнодушно произнес он, переведя взгляд в окно. — Я — убийца, а ты жертва стокгольмского синдрома. — Жертва? — парень поперхнулся воздухом. — Я жертва? Синдрома? Серьезно? Рихард, я люблю тебя! Как ты этого не понимаешь? Круспе стыдливо потупил взор в пол. — Пауль, я… Прости, но, понимаешь… — он вздохнул. — Это очень сложно. Верить кому-то, когда тебя всю жизнь били головой об стену. — Я знаю, Риш, знаю, но… Я думал, что смог показать любовь некоторыми… поступками. Круспе поцеловал его в макушку. — Солнце, я так долго не видел любви, что забыл, как она выглядит, — он грустно улыбнулся. К горлу Пауля подступил ком. — Я боюсь, что ты снова исчезнешь, — произнес он после минутной тишины, чувствуя, как голос предательски срывается. — Что завтра я вновь проснусь один в холодной постели наедине со своими навязчивыми мыслями и невыносимыми воспоминаниями. Что это все окажется сном. Таким реальным и таким… таким… Рихард, блять, я не могу! Хайко обессиленно упал на подушку, закрывая лицо ладонями. Круспе тут же прижал его к себе, чувствуя, как мальчишку бьет мелкая дрожь, как содрогаются его плечи, и возненавидел себя еще сильнее. Как… как он мог такое подумать? — Пауль… — Я просто… боюсь… опять оказаться в том аду… без тебя… — Не бойся, — шептал Рихард, беспорядочно целуя возлюбленного. — Я рядом, слышишь? Я никуда не уйду, клянусь, больше никогда и никуда, я буду рядом, я люблю тебя, Пауль, я люблю тебя, успокойся, все хорошо… Ландерс часто дышал, постепенно успокаиваясь. Он не злился на мужчину, нет, он правда до безумия боялся снова его потерять. Снова видеть эти кошмарные сны, снова хотеть хотя бы коснуться его и понимать, что это невозможно, снова гадать, жив ли он или уже отдал Богу душу. Второй раз Хайко бы этого точно не пережил. — Все хорошо, — продолжал бормотать Круспе, поглаживая парня по спине. — Все хорошо. Я нашел тебя, я рядом, все хорошо. — Расскажи мне что-нибудь, — внезапно попросил Пауль. — Ты обещал рассказать о своей жизни, помнишь? — Помню, — Рихард улыбнулся. — Что тебе рассказать? — Да все что угодно, — парень поудобнее устроился на груди возлюбленного и прикрыл глаза, приготовившись слушать. — Когда я был маленьким, я постоянно смотрел на небо, — после минутной паузы начал Круспе. Голос его звучал мягко, глубоко и успокаивающе. — Пытался пересчитать все звезды. И мечтал стать когда-нибудь одной из них. Помню, мама смеялась, трепала меня по голове и повторяла, что я неземной мальчик. И что я когда-нибудь взлечу выше облаков, к солнцу, и встречу там свою луну. Кстати, ты знал, что луну можно пить? — Не знал… Почему ты вспомнил именно это? — В твоих глазах звезды мерцают еще ярче. Нам никогда не будет тут места, помни. Земля отказывается нас носить, но небо охотно распахивает объятия, принимая, укрывая. У икон витает горький запах дыма. Я не могу напиться своей луной и, захлебываясь, тону, даже не сопротивляясь. Я ведь люблю тебя. Я наконец скинул этот крест.