Дождь всему виной

      Этот день был по-настоящему отвратительным. Чуя шел под проливным дождем, хлюпая начищенными до блеска туфлями по широким лужам, которые становились больше с каждой миллисекундой. Причиной этому была сегодняшняя отстойная миссия, не стоящего ни малейшего внимания, но зато превратившая машину Накахары в груду металлолома. Кто ж знал, что место парковки было заминировано?       Чуя промок до нитки, и это никак не соответствовало образу грозного мафиози, который Накахара так страстно пытался воссоздать. Сейчас он больше похож на подростка, который зонтик утром не взял, да резиновые сапожки забыл, а из школы домой дойти нужно. Но ладно, окей, осталось всего ничего, мол, не сахарный — не растает.       Накахара проклинает весь мир, выжимая из своей шляпы воду, осознавая всю бесполезность этого действия. Он резко останавливается, когда замечает боковым зрением знакомый силуэт. Человек в плаще сидит на мостовом ограждении, будто это скамейка в парке, а не та заманчивая вещь, которая должна спасать людей от падания в реку. Дазай Осаму. Неужто снова умереть решил?       — Эй, придурок! Тебя подтолкнуть?       Ответа не последовало. Да чего уж там, он даже не пошевелился. Чуя в недоумении сделал несколько шагов к нему и прищурился. Дазай промок настолько, что по его волосам, рукам и плащу вода стекала рекой. Он сидел с опущенной головой, ссутулившись, и даже не думал откликаться на слова Накахары. Чуя занервничал.       — Дазай? Не зли меня.       Тут Осаму покачнулся. Покачнулся в сторону бурлящей от проливного дождя реки. Сердце Накахары пропустило удар. Он сорвался с места и, еле успев схватить Дазая за воротник, резко оттянул того на землю. Руки дрожали.       — Не на моих глазах, ублюдок. — прорычал Чуя, пытаясь контролировать свое нездоровое сердцебиение. На последнем слове голос чуть не сломался от волнения, за что Накахара уже успел знатно обматерить себя. Это было действительно страшно, потому что Осаму сделал это по-настоящему. — Вставай давай.       Однако Дазай не торопился подниматься. Он беспомощно лежал на асфальте с закрытыми глазами и еле-еле дышал. Его мокрые волосы прилипли ко лбу, с щек обильно стекали капли дождя, а обветренные губы посинели от холодного ветра.       — Дазай? — Чуя наклонился к нему, уже не скрывая волнения в голосе. — Вот черт.       Накахара перекинул через свою шею руку Осаму и двинулся в сторону дома. Дерьмо. Дазай тяжелый и, хочется уточнить, очень даже. А ведь Чуя просто хотел зайти в квартиру, принять душ и завалиться в постель. А тут что? Сначала этот придурок перед Накахарой бросается в реку, а потом и вовсе теряет сознание.       Более того, подобная реакция не прослеживалась у Чуи даже тогда, когда на миссиях загоняли в угол, ставили в безвыходное положение и присваивали себе право лишить его жизни. В любом случае, здесь есть одна ошибка — Дазай. Накахара всеми силами пытается убедить себя в том, что будь на месте Осаму кто-то из Портовой Мафии, он поступил бы так же.       — Да Вы, Осаму Дазай, какой-то ходячий пиздец. — агрессивно парировал себе под нос Чуя, осознавая, что так много правды он ни в какие слова еще не вкладывал.       Признаться, на Дазая было тошно смотреть. Даже не потому что этот придурок висит у него на плече, как амеба. Просто Осаму слишком много задолжал. Задолжал те нервы, которые Чуя потратил, когда узнал, что Дазай ушел из Портовой Мафии. Он просто испарился на гребаные четыре года. Он не сказал абсолютно ничего, наверняка, даже не считал нужным сказать. Чуя ненавидел его все это время.       Он идиот.       Он мудак.       Он эгоист.       Ввалившись в квартиру, Чуя бросил Дазая прямо в коридоре, потому что, знаете ли, этот говнюк весит прилично, а боль в плечах и пояснице по щелчку пальца никуда не исчезнет. Первым делом, он снял с себя излюбленный пиджак, сейчас больше походивший на половую тряпку, рубашку, брюки и накинул на себя мешковатую футболку со свободными спортивными штанами. Чуя уж было вздохнул с облегчением, но неприятно поморщился, когда вспомнил про валявшегося под дверью суицидника. И зачем он вообще притащил его сюда?       Чуя вернулся в коридор и замер. Дыхание Дазая теперь больше походило на хрип, его знобило. Осаму выглядел максимально беспомощно и уязвимо, когда его ресницы неспокойно подрагивали, а кожа была, кажется, даже белее бинтов, выглядывавших из-под мокрого плаща.       Накахара, аккуратно приподняв его, стянул верхнюю одежду и потащил на диван в гостинную. Дазай сразу зарылся носом в подушку, безуспешно ища способ согреться.       — Эй. — Чуя сел на пол, сложив ноги под себя. — Ты живой там?       Дазай не двигался. Он вряд ли вообще понимал, что с ним и где находится. «Забавно» — Чуя усмехнулся. Перед ним лежала большая шишка с насыщенным криминальным прошлым и нынешний псевдодобродеятель, который бывает на волоске от смерти от слова постоянно. Однако сейчас Осаму был настолько слаб, что хоть пистолет к виску подставляй — не заметит. «Что, грозу всея Портовой Мафии простуда сломила, да?».       У Чуи как бы то ни было сейчас есть небольшой выбор, одна сторона которого звучит очень даже заманчиво. Он может элементарно выставить Дазая за дверь и без зазрения совести пойти спать, или же… помочь? Накахару передернуло от этого слова. Он не мог найти ни одной адекватной причины для того, чтобы как-то не способствовать смерти Осаму, но все равно уже стоял на кухне и заваривал горячий чай, держа в одной руке градусник с лекарствами. «Боже, еще же не поздно остановиться!»       Чуя вздохнул и, облокотившись на барную стойку, замер в ожидании полной заварки экстракта ромашки.       Накахара чувствовал себя… неоднозначно. Казалось бы, прошло уже четыре года. «Забудь, Чуя, хватит уже!». Это была не то обида, не то ревность, а возможно, это было элементарное непонимание. Такое простое почему.       Не почему ушел.       А почему просто не сказал.       Послышался глухой кашель. Накахара поднял взгляд на диван, где лежал Дазай. «Очнулся?»       Взяв в свободную руку большую кружку травяного чая, он направился в комнату. Осаму лишь сильнее съежился, пытаясь заглушить приступ кашля.       — Вставай, нужно температуру померить. — Чуя поставил чашку на тумбочку и сел рядом. — Я кому говорю, а?       Дазай медленно развернулся к Накахаре и взглянул на него мутными, застеленными нездоровой пеленой глазами. Не было привычного для него льда или ехидных искр, был лишь только густой туман, вызванный ознобом и температурой под тридцать девять так точно.       — Чуя? — прохрипел Осаму.       — Ты видишь еще кого-то? — Накахара приложил руку ко лбу Дазая и нахмурился, ощущая, как нагревается тыльная сторона ладони. — У тебя жар.       Дазай просто смотрел на него, медленно выпадая из реальности. На памяти Чуи не было ни единого раза, когда Осаму был настолько, скажем так, недееспособен. С почти сквозными ранениями он убивал сотни врагов, успевая прикрывать еще и своих людей, а тут из-за элементарной простуды взял и слег? Да быть не может.       — Что ты делал на мосту? — прикладывая градусник, выдал Чуя. — Еще одна тщетная попытка суицида?       — Я был на мосту? — Дазай рассеянно взглянул на Накахару.       Чуя напрягся. Дело явно не в простуде.       — Так, ладно, проехали. Пей давай. — Накахара протянул кружку с чаем. — Я не для того тебя спасал, чтобы ты подох у меня на диване.       — Я не хотел умирать.       — Что?       У Чуи загрузка системы. Он вообще того человека домой притащил, нет? В ответ на откровенно непонимающий взгляд Накахара получает от слова ничего. Дазай будто говорил не с ним. Стеклянные пустышки, которые обычно именуются глазами, смотрели в никуда, а и так потерявшееся непонятно где сознание отдалялось от реальности все дальше и дальше. Даже младенцы не выглядят настолько беспомощно, ей-богу.       Чуя осознавал, что люди от фонаря не впадают в депрессию, а если речь идет о Дазае, то причина лежит как минимум на дне Марианской впадины. Однако не имея ответа на такие простые вопросы, Накахара не хочет может заглянуть глубже.       — Что ты только что сказал? — Чуя невольно свел брови.       — Я хотел попробовать найти, но… — Дазай медленно перевел взгляд, моментально вызвавший мурашки, на стоящего перед ним человека, — не нашел.       — Что ты не нашел? — чувствуя нарастающее гудение в голове, спросил Накахара.       — Место.       — Какое?       — Свое.       — Какое, черт побери, твое? — Чуя резко повысил голос, подорвавшись с пола, а потом снизил чуть ли не до шепота. — О каком месте ты говоришь, хренов Дазай?       Осаму поморщился от резкого повышения децибел в голосе Накахары. Голова раскалывалась от температуры, казалось, что еще чуть-чуть и внутри что-нибудь обязательно треснет или лопнет.       Чуя был на грани. Ненавидел ли он того человека, что видел перед собой? О, определенно. Видеть его в гробу было бы намного приятней, чем на диване в собственной гостинной.       Все бы ничего, если бы Осаму не лгал. Для Чуи ложь есть все, чего он не понимает. Неужели этот говнюк получил, что хотел? Вот так легко бросив людей, которым ты дорог, можно добиться желаемого? Это так работает?       Только вот ни на один свой вопрос Чуя так и не получил ответа.             — Это место, где я буду своим.       — Ты был там, идиот! — рваный крик сорвался с уст Накахары. Он окончательно сломался. Чуя готов поклясться, что хуже он себя не чувствует даже после использования Порчи. — Но ты ушел! Просто взял и исчез!       Дазай молчал. Его глаза, не смотря на состояние, в котором он находился, постепенно фокусировались и становились более живыми. Осаму будто не понимал сам себя и яростно желал понять.       — Я не исчез. — Дазай горько усмехнулся, чуть взмахнув ослабевшей рукой. — Я тут.       — Ты даже в полубреду — засранец. — съязвил Чуя, но ему было далеко не смешно.       — Что там, что тут, — голос Осаму надломился, — ничего не изменилось.       Дазай приподнялся, опираясь на локти, желая сделать хоть что-нибудь чтобы уже исчезнуть из этого мира, но потом резко опустился, пряча лицо в складках плотного пухового одеяла.       Чуя застыл. «Показалось?».       — Эй, Осаму, — Накахара опустился на колени и с легкой паникой прикоснулся к макушке Дазая, — ты чего там? Совсем крыша от температуры поехала?       Чуя слишком поздно понял, что взгляд, с которым он встретился, принадлежал человеку, готовому разрыдаться.       — Я надеялся, что присоединившись к Детективному Агентству, спасая жизни, — голос Осаму дрожал, растворяясь в мертвой тишине, царившей в гостинной, — я найду себя. Ты хочешь знать причины моего ухода из Портовой Мафии, — он обреченно улыбнулся, — но сейчас даже я не уверен, насколько они были весомы…       — Да какие, твою мать, причины?! — в очередной раз повысив голос, выдал Чуя.       Он был в состоянии панического шока от вида Дазая, находящегося на лезвии ножа, потому что тому, как утешать людей, Чую никто не учил. Однако несмотря на все прочее, Накахара никак не мог понять, почему Осаму не может просто зарубить на носу, что ни в чем, кроме простого «Я вернусь», Чуя тогда и не нуждался.       — Плевать я хотел на твои мотивы и цели, придурок, слышишь? Но неужели в Портовой Мафии тебя ничего не удерживало? — Накахара даже не смотрел на застывшего, словно статуя, Дазая. — Эгоист перебинтованный! Я так не могу, усек?!       Осаму смотрел на Чую удивленно распахнутыми глазами. В голове будто что-то щелкнуло. То, что представлялось мутным и непонятным, вдруг всплыло на поверхность. Чуя все еще злился, жутко злился, но это был не тот, гнев, который Накахара раздавал при общении всем подряд. Это было яростное желание убедить, показать обратную сторону карт.       — Как, зачем, почему — похрен! Но ты мог уйти хотя бы с элементарным «пока»!       — Чу-       — Если бы мне так же было фиолетово, ты бы до сих пор валялся на мосту. — голос Чуи на последнем слове резко надломился. Накахара резко развернулся и впечатал кулак в ближайшую стену. — Хотя, — он прикрыл лицо ладонью, — тебе и на это наплевать.       Дазай не жалел о своем уходе. Нет, ни капельки. Хотя это решение и было спонтанным и слишком быстрым для расчетливого Осаму, но смерть Оды в любом случае не могла пройти бесследно. О, знали бы Вы, как много людей хотели понять, почему он это сделал. В недоумении были все: работники Портовой Мафии, ее верхушка, даже само Вооруженное Детективное Агентство еще десять раз подумало, мол, лезть на рожон или нет. А Дазаю было все равно.       Добро и зло не могут друг без друга. Вооруженное Детективное Агентство и Портовая Мафия тоже. Однако общество четко провело границу между ними. Осаму белой вороной существует среди моральных и аморальных ценностей, для которой что добро, что зло — все одинаково. На Дазая больше давило не то, что он зря мечется между двумя организациями, а осознание того, что свое место он уже никогда не сможет найти.       Но тут появляется Чуя Накахара.       Чуя Накахара, которому наплевать на причины, поводы, цели, мотивы и прочее, он просто («Сам ты эгоист!») даже в такой ситуации умудряется думать только о себе. Ему нет дела до Портовой Мафии или даже до Вооруженного Детективного Агентства, Чуе важен только Дазай. А Осаму наконец-то понял, что кое-что все-таки изменилось, и это никак не связано с его уходом.       Раздался смех, громкий и хриплый. Чуя все еще стоял у небольшой вмятины в стене, потирая переносицу. Услышав смех, он удивленно обернулся и увидел сияющего из ниоткуда взявшимся позитивом Дазая.       — Что за чертовщина, Осаму? — Накахара недовольно поморщился, принимая этот внезапный прилив радости за крайнюю степень проявления истерики.       — «Прости меня». — нежно произнес Дазай и, смахнув слезинку с краешка глаза, привстал с дивана. — «Я так виноват перед тобой». «Я обязательно вернусь». — Поддавшись вперед, добавил он. — Ты ведь это хотел тогда услышать, да?       Чуя застыл, когда по-нездоровому горячие руки Осаму легли ему на плечи, а обветренные губы нежно-пренежно коснулись уха.       — Лжешь, как дышишь! — Накахара резко дернул рукой, из-за чего ослабевший Дазай плюхнулся обратно на диван, с удовлетворенной улыбкой замечая яркий румянец на щеках Чуи. — Окончательно разума лишился из-за температуры. Чуя что-то тороторил себе под нос, вновь накрывая суицидника пуховым одеялом. О, он был так счастлив. Самое смешное, что из них двоих это заметил только Осаму. — Дождь всему виной. — довольно выдал Дазай, устраиваясь на диване поудобнее и любезно принимая кружку уже, казалось, остывшего травяного чая из любимых рук.