Полчаса

      — Бесишь! — рычит Аракита и зло рвётся вперёд, но Фукутоми и не думает колебаться, не упускает шанса его тут же нагнать, и тот, быстро обернувшись на миг, снова зло выплёвывает: — Да, своей каменной мордой бесишь!       Вообще — это же Аракита, по принципу его бесит весь мир вокруг с десятком прилегающих вселенных. Все давно привыкли, Фукутоми тоже. Он точно будет скучать по яркой живой ярости и колючей пробивной честности — вряд ли в университете рядом окажется такой же вечный взрыв, да, наверное, во всей Японии такого нет. Да, Фукутоми будет скучать, только Аракита успевает сказать об этом первым и на кого-то из них — на себя, наверное, больше — тут же разозлиться.       До экзаменов уже всего ничего, но небольшая тренировка вечером — маленький извечный ритуал. Иногда они всем составом третьегодок собираются вместе, иногда остаются вдвоём, как вот сейчас. Полноценной тренировкой эти заезды назвать сложно, ведь никто не стремится прийти первым и обогнать всех, просто… Просто проехаться вместе, ведь скоро их всех разнесёт по разным университетам и клубам, а сейчас можно отдохнуть, подумать и поговорить. Аракита всегда говорит больше всех и всегда злится, когда Фукутоми просто кивает, но молчит. И говорит ещё больше, но уже за них двоих. Правда, сейчас затормозив у тех самых автоматов, где они встретились впервые, он из вредности молчит и глотает залпом обожаемый Бепси. Фукутоми наблюдает за тем, как подрагивает его выступающий кадык. Кажется, что Араките сложно молчать даже так, что слова скребутся в горле и готовы прорваться сквозь кожу. Или он сам, не зная, как избавиться от этого наваждения, вцепится ему в глотку. На этой мысли Аракита как раз скалится улыбкой, но Фукутоми невозмутимо прижимает к щеке прохладную запотевшую бутылку с водой.       — Бесишь, — сыто тянет Аракита, но уже без злобы, в голосе теперь ленивый вызов. — Идёшь в другой университет, засранец и просто…       — Между нашими университетами полчаса езды на велосипеде, — невозмутимо говорит Фукутоми, и Аракита щурится — внимательно, цепко. Да, он прекрасно об этом знает — что всего полчаса, что Фукутоми сдастся и тоже признается, как и он, что всё равно будет немного, совсем чуть-чуть по нему скучать. И что он его бесит порой даже больше, потому что Аракита — злющий мудак с противными въевшимися привычками.       И снова эти автоматы с напитками, и снова вода из упавшей бутылки расползается по асфальту неровным тёмным пятном. Только на этот раз Аракита выбивает её из его руки и толкает к автомату так, что Фукутоми ощутимо ударяется затылком о стекло.       — Бесишь, — снова повторяет Аракита, и глаза у него дикие, волчьи, вот точно бы вцепился ему в глотку, а на самом деле кусает губы и толкается меж них языком. Целуется он так же, как делает всё другое — порывисто и яростно, со всей силой и на одном дыхании. А ещё шумно, когда делает торопливые вдохи и скрипит кончиками пальцев по джерси, стараясь за ней уцепиться, когда Фукутоми обхватывает ладонью его затылок и путается пальцами в волосах. Ерошит, давит, отпускает и снова стискивает неровные пряди. Приручает, потому что с этим волком только так, порой надо крепко схватить за взъерошенный загривок, а только потом гладить по шерсти.       — Бесишь, — и теперь Аракита сипло скулит и податливо тянется навстречу, трётся щекой об щёку и палит горячим дыханием. Вот же волк, иначе и не скажешь. И бесится с того, что Фукутоми даёт ему в другом университете немного свободы.       Точно бесится, потому что понимает, что так он без него оголодает.       — Но даже полчаса это долго, да? — не спрашивает, а признаётся Фукутоми. Признаётся в том, что даже так будет скучать и в том, что это его бесит. А вот то, что Аракита, прицокнув языком, больно кусает его в основание шеи, оттянув ворот джерси, ему нравится.       И Аракита молчит, позволяя гладить себя по макушке. Похоже, есть всё-таки что-то, что его не бесит.