Я снова люблю тебя.

Тейлор снова напился. Он брёл по лондонским закоулкам, бормотал себе под нос, встречал заинтересованные взгляды прохожих. «Да, чёрт возьми, я сраный Роджер Тейлор! И да, я набухался, потому что сраный Меркьюри в очередной раз не берет трубки!» — бормотал себе под нос мужчина, раздражаясь от каждого шороха. Атмосфера была наполнена чем-то едким. Ни то воздухом, ни то настроением. Градус повысился до самых ушей, заставляя их гореть. Нос Роджера заметно покраснел, волосы растрепались по пути, а на светлых джинсах появились мокрые пятна, свидетельствующие о влажном климате Лондона. — Чёрт! — буркнул парень, достав из кармана сигареты. Пачка предательски упала на асфальт и тут же промокла. — Да и катись ты! Нахуй всё, и тебя, сраная привычка… и тебя, Фред! — Роджер попытался справиться со своим гневом, пнув воздух, но промахнулся по несуществующему врагу и упал. Он яростно ударил кулаками по земле. — Выходи! Я знаю, что ты там! В окне Меркьюри горел свет от настольной лампы. Где-то в конце комнаты шелохнулась тень, постепенно приближаясь к окну. В свете комнатных софитов предстал знаменитый Фредди, которого так ненавидел Роджер Тейлор (по крайней мере, он хотел так думать). Мужчина облокотился на подоконник и устало посмотрел в окно. На асфальте, рядом с промокшей пачкой сигарет, сидел не менее промокший Роджер. Увидев на себе пристальный и осуждающий взгляд приятеля, Тейлор взметнул руки вверх, бесцеремонно выставив средние мозолистые пальцы. — Отсоси, Меркьюри! — драммер засмеялся и улёгся на асфальт, раскинув ноги и руки по разные стороны. — Кто не берёт трубки и дует усатые губки? Это он, это он! Фредди Меркьюри гандон! — Доминик в курсе, что ты предпочитаешь напиваться в хлам и шататься по ночному Лондону, а не сидеть с детьми? Ты потерялся по дороге к своей очередной шлюхе? — над обмякшим телом склонился король рок-музыки. Его руки сплелись в замок за спиной, а губы расплылись в надменной улыбке. Меркьюри стоял в пижамных штанах цвета фуксии и халате на голое тело. Неприятный осенний ветер продувал его шею, заставляя съёживаться от холода. Но Фред стоял, выжидающе топая ногой, отбивая незамысловатый бит. — Ты слишком критичен к себе, друг. Зачем ты вышел? Что, твои коты выжили тебя из дома? Бедный, жалкий Меркьюри. Может, именно поэтому ты не брал трубки? Я звонил около десяти, мать его, раз. Прежде надменный и вальяжный Фредди немного присутулился и расцепил замок своих рук, убрав их в карманы халата. Его веки вдруг стали тяжелее, а дыхание более томным. Он будто бы вот-вот готов был уснуть. Мужчина тяжело выдохнул, подняв голову вверх. — Вышел я, потому что ты, как маленькая капризная девчонка, улёгся на грязный пол. Потому что ты, как настоящий мужлан из бара, набухался и стал кричать на всю улицу. В совокупности всего этого… мы получаем бесповоротного придурка. Трубки которого я брать не обязан. Ибо ты звонишь только тогда, когда в твоем желудке плещется водка. Ты слишком озадачил меня своим... — Меркьюри задумался, не зная, как лучше описать состояние нежданного гостя, — приполз… приползно… приползением… Если тебе не составит труда, то подними свою сладкую задницу и затащи ее в такси. Я не хочу тебя видеть. Роджер слышал лишь удаляющиеся хлюпающие шаги тапок Фреда. В своем помутневшем сознании он рисовал его образ. Карие глаза смотрели так устало и подавлено. Прежде он не замечал тоски на лице Меркьюри. Вспышки фар проезжающих мимо автомобилей волнами доходили сквозь закрытые веки драммера. Громкий лязг и сигнал старого автобуса-буханки заставил его подскочить на ноги. — Эй ты, чего разлегся? Это тебе не гамак. А ну вали отсюда! — прокричал злобный водитель, вылезший в окно своего транспорта. ~ Меркьюри сбросил промокшие тапки в угол прихожей и устало потянулся. Он устал. Постоянные туры заставляли его голову постоянно работать и думать-думать-думать. На сон оставалась самая малая часть его времени. Новые песни вот-вот должны были увидеть свет, а быстрые наброски будущих шедевров огромной кучей лежали на рояле. Запах сигаретного дыма наполнял его дом так сильно, что можно было почувствовать жжение в горле только ступив на порог. Фредди чувствовал жжение абсолютно везде: в висках, на предплечьях, в горле. Он сгорал от ритма жизни. Он сгорал от усталости и обиды. Не так давно забредшие в его дом Роджер со своей женой поделились радостью о их скором путешествии заграницу. Глаза Доминик горели огнём радости и восторга, в то время как Тейлор заметно поник. Пара еще долго делилась своими планами на ближайшее будущее, всё больше омрачая голову Меркьюри лишними мыслями. Он понимал, что Родж заслуживает этой жизни. Он давно хотел быть «нормальным». И ему даже пришлось солгать, что он не хочет быть с Фредди. Но затаившаяся улыбка в уголках губ и постоянно отстукивающие ритм пальцы при взгляде на друга говорили обратное. Он будто забывал, что в полуметре от него сидит его благоверная, верным которой он не был. Никогда. Мыслями он постоянно возвращался в этот дом, возвращался к Фредди-мать-его-развратная-шлюха-Меркьюри. Ему казалось, что он себя обманул и забыл всё то, что мелькало между ними. Но сладкий запах одеколона фронтмена постоянно дурманил и заставлял унестись куда-то далеко от Доминик, детей и натуральности. I hate that sadness in your eyes But Angie, Angie, ain't it time we said goodbye? Пластинка крутилась, мелодично потрескивая под иголкой граммофона. Гостиная наполнялась атмосферой апатии и одиночества каждый раз, как только музыкальная коробка сообщала о своем существовании. Одиночество вырывалось из-под крышки рояля. Одиночество таилось под кипами бумаг. На строчках, на стенах, на устах и глазах великого Меркьюри. Для кого-то коты имели статус неотъемлемого атрибута одиночек. Для Фреда его питомцы были целым миром. Он получал любовь, преданность и бесконечное ожидание стука его каблуков после тяжёлого дня. Сейчас, когда Меркьюри уже вовсе выбился из сил из-за прихода Роджера, часы пробили одиннадцать вечера. «Есть время поработать», — промелькнуло в голове у мужчины, и стук оглушил его слух. — Открой, пожалуйста. Я пришёл поговорить и не уйду, пока не получу то, за чем пришёл. Ты это знаешь, Фред, не заставляй меня выламывать тебе дверь. Дверь содрогалась под тяжёлыми ударами Тейлора, разнося гул и лязг петель на весь дом. Меркьюри лишь усмехнулся. Неужели он думал, что ему удастся вот так отвязаться от него? ~ — Ты не сядешь своей грязной, промокшей задницей на мой чистый диван. Для начала возьми это, — Фредди протянул другу оливковый халат. Роджер раскачивался, как маятник, — и сходи в душ. Иначе наше общение не задастся. Глядя на тебя, так и хочется начать пахать грядки и пасти овец. Выглядишь безвкусно и жалко. — Я только зашёл, а ты уже хочешь отправить меня в душ? Да ты более резвый, чем я ожидал, — рассмеялся Тейлор своей несмешной шутке и схватил халат, притянув к себе Меркьюри. Они оказались так близко, что Роджер почувствовал тепло фронтмена. Его запах буквально заливался в нос, оседал во рту и дурманил его голову сильнее, чем та водка, что он хлестал пару часов назад. Мужчина скучал. Доминик не наполняла его так, как это делал Фред. Она была чем-то посредственным и обязательным. Стандарты счастливой гетеросексуальной семьи обрушились тогда, когда драммер увидел Меркьюри впервые. Он понял, что его желание быть таким, как все, подвергнуто серьёзной опасности. — Пусти. Помнится мне, ты уже однажды сделал выбор. И этот выбор сидит дома в ожидании своего благоверного, а он в то время захаживает к своему дружку по группе. Она знает о том, что ты лишь рисуешься перед прессой? Да ты, видать, хороший художник — двое детей нарисовались как раз кстати. Меркьюри поёжился в цепких объятиях своего гостя, но отталкивать его не спешил. Он был таким родным и нужным в этот момент. Нужнее любого сна и успокоительных. Обида и боль притупились, столкнувшись лицом к лицу со своим возбудителем. Эмоции послали здравый смысл к собачьим чертям, ведь там ему и место. Рядом с Роджером Фред забывался. А после очередной встречи долго хранил на себе ощущение его рук и запах волос. Роджер чувствовал, что его сердце тает. Тает, оседая на лёгких, спускаясь вниз по органам, разливаясь по всему организму. И дрожь по телу являлась импульсами его волнения. Тук. Дыхание перехватывало у обоих. Тук. Наигранная отстранённость разрушается, разваливаясь по кирпичикам. Меркьюри так долго отстраивал эту стену, используя вместо цемента свою боль и обиду. Но всё рухнуло. Прямо сейчас. Бесповоротно, беспощадно! Соприкосновение с тёплыми губами Тейлора унесло мужчину куда-то далеко, за пределы этого чёртового дома. Куда-то дальше, чем его мысли о возможной близости с драммером. — Плевать на всё… — задыхаясь, проговорил Роджер в губы Фредди, хватая воздух, которым дышали они оба. — Плевать на Доминик, плевать на семейную жизнь, на слухи… На всех и на всё. Я люблю тебя, чёртов Меркьюри! ~ Они лежали на полу в гостиной, укрытые тонкой тканью простыни, смотрели в потолок и скрещивали пальцы, раз за разом возвращаясь к губам друг друга. Приходы Тейлора случались редко, и зачастую всё ограничивалось чашкой крепкого кофе и ссорой. Фредди перебирал все моменты, в которых он сомневался в чувствах драммера и улыбался. Он ошибся. Он ошибался раз за разом, разочаровывался и выкидывал из памяти моменты печали, которую принёс ему Роджер. Сейчас, казалось, Меркьюри был счастлив и находился на самом высоком облаке, которое мог себе представить. Но его размышления прервал звонок телефона. — Я возьму, — быстро ответил Роджер, ласково проведя по лицу Фреда ладонью. Мужчина встал и натянул джинсы, замечая на них грязь асфальтированной дороги. Тейлор улыбнулся. Опьянение ещё не оставило его в полной мере, поэтому мир имел иные краски. Его это радовало. Поднеся трубку телефона к уху драммер нахмурился: — Да, Доминик. Да, я у Фредди. Нет, я не злюсь на тебя. Да, я помню, что обещал тебе. Нет, я... я тоже тебя люблю, скоро буду. Меркьюри увидел его раскаивающийся взгляд и нахмурился. Облако растворилось, а мужчина снова полетел вниз, больно-насмерть ударившись спиной о пол. Новая волна разочарования захлестнула его с головой и топила раз за разом, заливая нос, рот и уши. Фредди не хотел слышать новых оправданий и слащавых слов, поэтому просто встал на ноги, взял футболку драммера и швырнул ему в руки. — Дверь там, — взметнул он рукой и опустил свой взгляд к босым ногам. Он закрыл глаза, чтобы не видеть своего обидчика. Казалось, это сделает ему чуть легче. Но легче не стало. Через месяц не стало легче. И через два тоже. И когда закрылась дверь… тоже не стало. Больнее было тогда, когда телефон молчал, оставляя надежды на звонок Роджера. Но он больше не звонил. У них с Доминик было всё хорошо. Ему не нужна была поддержка «друга».