8 марта - (не) женский праздник!

      Наверное, у многих есть вторые половинки: у мужского населения это девушки, у женского же — наоборот, но бывают и исключения. Нельзя считать, что эти вот «исключения» — не любовь, а лишь странное желание новых ощущений или чего хуже, некое отклонение в психике. Напротив, такая любовь ничем не отличается от той, которую привыкли звать «нормальной», «натуральной» и «правильной», пожалуй, любовь — то чувство, что чуть выше обычных рамок человеческого приличия и понимания. Любят за душу, за улыбку, за поступки и слова, а не за гениталии и «правильно».       Но так всё происходит лишь у людей. У стран же всё намного проще: четких ограничений у них нет и лишь каждый в отдельности решает как и с кем ему жить, не подгоняя свой выбор под общественное одобрение, тем более никто из них не был обязан оглашать свой выбор, личную, полностью конфиденциальную жизнь никто не запрещал. В этом и было главное отличие стран от людей.       Родерих, как и многие другие страны, давно уже выбрал себе такую вот «половинку». Его избранником стал довольно сложный парень — страна, всегда холодная, пунктуальная, ответственная и умная, так ещё и заядлый трудоголик. Чего темнить, это был Людвиг Крауц, он же Германия. Почему уж этот не особо общительный и помешанный на правилах немец так ему приглянулся, сказать было сложно. Даже когда сам Эдельштейн задумывался над этим «почему?», он не мог дать себе чёткого ответа, просто эти чувства жили в его сердце, и жили они благодаря Людвигу, и это делало Австрию в какой-то мере счастливым.       Эта любовь родилась давно, можно считать, что ещё где-то после Первой мировой войны, а может и раньше, кто знает? Лишь факт остаётся фактом, Людвиг уже давно телесно и, возможно, духовно принадлежит Родериху. Получилось это само-собой, хоть Австрия на это и не особо рассчитывал.       Началось это с практически добровольного соединения их территорий перед Второй мировой. Тогда Крауц наглым ураганом порушил их границы. И без лишних разговоров просто согласился стать его, Родериха, партнером. Возможно, на тот момент ему просто нужно было это, но даже когда его национал-социалистический режим потерпел крах и многие просто отвернулись от Германии, как от ничтожества, Эдельштейн тайком помогал Крауцу и, в принципе, постоянно был рядом. Наверное, там и было настоящее начало этого «пути». И даже сейчас, когда в мире столько всего изменилось, они остались вместе, не потому что надо, а потому что сами того захотели.       Нечего скрывать, им обоим друг с другом порой было непросто. Родерих каждый раз возмущался, когда Германия приносил домой документы, которые требовали немедленной работы с ними. В такие вечера Людвиг просто засиживался практически до утра, а когда без сил падал, на их общую постель, Родерих уже естественно спал, а ведь до этого упорно ждал Крауца, чтобы наконец-то уделить друг другу столь нужное внимание. Такие ситуации не были редкостью, и, по правде, возмущаться Эдельштейну было позволительно. Но будем честны, никто и ничто не может быть идеальным, вот и Крацуа много чего просто бесило в Австрии. Родерих был творцом, музыкантом с открытыми чувствами и ранимым сердцем. Эту его «тонкую натуру» Людвиг совершенно не понимал, и как с ней обращаться не знал тоже. Из-за этого неудачная шутка могла обернуться многочасовым обиженным молчанием со стороны Эдельштейна, да чего грех-то таить, демонстративные истерики тоже случались. В такие моменты вечно спокойный и сдержанный Людвиг хотел только в петлю лезть, ибо совершенно не имел представления, как ему общаться с вот Этим! Однако, любой их конфликт заканчивался обоюдным примирением, иногда тихими объятьями, а иногда совсем не тихой бессонной ночью — это зависело только от серьезности конфликта.       Вообще, откровенно говоря, они друг друга стоили. Дело было даже не то чтобы в некой совместимости, нет, здесь было другое. Они не только любили, но и уважали друг друга, а это, поверьте на слово, крайне важно. Например, когда Людвиг в очередной раз засиживался с работой, Эдельштейн приносил ему кофе и подбадривающе, не говоря ни слова, обнимал за плечи, получая в ответ тёплую улыбку немца. Или в те моменты, когда Родерих сидел за роялем, создавая новый шедевр, Людвиг откладывал любое дело, которое своим шумом могло бы отвлечь, и усаживался рядом в кресле, вслушиваясь в переливы новой мелодии. Если вдруг случалось так, что Австрия разочарованно вздыхал и локтями опирался разом на несколько клавиш, вызывая резкий диссонанс звука, Крауц просто подсаживался к нему на банкетку и, не говоря ни слова, тихонько подчеркивал в его нотной тетради понравившиеся ему моменты и, чуть подумав, дописывал несколько своих строк, тоже ведь неплохо музыку писал. Сначала Родерих пробовал возмущаться, но очень быстро сдался и принимал эту скромную помощь, благодарно целуя Германию в блондинистую макушку. Такие поступки говорили сами за себя: между этими двумя была чуть больше, чем самая простая любовь.       Отдельное место в их совместной жизни занимали праздники. Они отмечали каждый, от тех, которые праздновали практически все, до тех, что являлись личными, связанными только с их историей. И вот сегодня как раз тот день, с которым у Родериха были свои тёрки, ибо для себя он так и не решил, что с ним делать.       Восьмое марта — праздник не только всех девушек, но и общий праздник весны и тепла. Исходя из этой логики даже парни могли друг друга с этим поздравить, но как-то вся суматоха образовалась лишь вокруг женского пола и поздравлять с этим парня было, как минимум, странно. Однако, Эдельштейн давно решил, что поздравлять и дарить что-то нужно не в качестве обязанности, а только лишь от чистого сердца, и именно поэтому он сейчас сидел на кухне с букетом жёлто-белых роз в вазе и маленьким, дополнительным презентом. Вообще, Австрия и сам не знал зачем вдруг решил подарить Крауцу попугайчика, просто этот пернатый запал в душу с первого взгляда и оставить его Родерих не смог. Хах, забавно будет, если Людвиг вышвырнет их обоих из квартиры, как угрожают иногда детишкам мамы, не желающие принимать в дом ободранного блохастика со двора. Австрия вновь придирчиво глянул на волнистого, на его серо-голубое оперение и когтистые чёрные лапки, и всё-таки не смог переубедить себя в том, что этот кроха им не нужен. Осталось придумать убедительные аргументы для Германии.       Немец, как обычно, пришёл домой ровно в семь вечера, как по будильнику чес-слово! Услышав его короткое «Я дома», Родерих резко перестал дышать, думать и в целом функционировать, но мигом собрав себя в кучу и подхватив букет, вылетел в коридор навстречу Крауцу. Удивлённое лицо Людвига того стоило, немец чуть растерявшись принял букет и по привычке ласково поцеловал Эдельштейна, даже без слов — а зачем? Им и так всё понятно. Родерих жестом попросил Германию пойти за ним, и Крауц без возражений пошел.       Австрия ожидал от Людвига чего угодно, но точно не того, что немец, чуть растеряно улыбаясь, трепетно-нежно одним лишь пальцем погладит птичку по крылышкам. На секунду Эдельштейн подумал, что это просто уловка и сейчас что-то произойдёт, но Людвиг лишь крепко обнял его за шею, коротко прошептав: «Спасибо».

****

      С птицей они, кстати, подружились как нельзя лучше. Людвиг в тот же день гордо назвал своего пернатого Тучкой, ссылаясь на его необычное оперение, напоминающее серую тучу с просветами небесной лазури. Теперь, уже почти спустя год, этот самый Тучка постоянно катается на плечах и макушке Германии, игриво перебирая клювиком его золотые пряди. Вот только с Родерихом попугай не подружился. Людвига они поделить меж собой не смогли что ли? Хотя, даже несмотря на это, Австрия был рад. Сомнений не осталось, подарки и правда нужно дарить только от чистого сердца и они будут приняты, ведь то, что сделано с любовью, любимым человеком отвергнуто не будет.