Their night

Над городом сгустились сумерки, которые плавно перетекли в тёмную, чернильную ночь, и повисла тишина. Весь кадетский корпус был погружён в крепкий сон после выматывающего жаркого дня, и лишь двоё не спали. Двое молодых людей пробирались к конюшням в полном безмолвии. Лишь торопливые шаги и сбитое дыхание разбивали густую и вязкую тишину, которая словно затаила в себе мрачное предзнаменование бури, что вот-вот разразится. Но сейчас им не до этого, ночь предоставила им своё укрытие не для мрачных мыслей. - Жан, - тихо позвал один из парней, когда они переступили порог одной из конюшен. Его обуревали различные чувства: начиная со страха быть пойманным и заканчивая диким желанием прикоснуться к партнёру и уже никогда не выходить отсюда. - Чшш, - тут же откликнулся его напарник и подошёл к брюнету вплотную, - лошадей разбудишь или, ещё хуже, Шадис своим звериным слухом услышит. - И его шёпот утонул в первом лёгком касании губ к скуле возлюбленного, плавно стекающим в поцелуй. - Чёрт, Марко... Русоволосый, не в силах сдерживаться, прижался к телу парня и зашарил руками по ремням, цепляясь за застёжки. Ему так хотелось всего и сразу: хотелось обнять этого нескладного парнишку, хотелось спрятать его в своих объятиях, чтобы больше никому не досталось это веснушчатое создание. Хотелось обладать. Хотелось унять тоску, грызущую его с самого утра по совершенно непонятным причинам. Жан сам удивлялся своим мыслям и тому, в какого сопливого и безнадёжного романтика он превратился. Но кого это волнует, когда предмет всех его воздыханий зарывается руками в его волосы и робко пытается продолжить поцелуй. Марко самого трясёт, словно в лихорадке. - Ты весь дрожишь, - Кирштайн целует его в висок и успокаивающе гладит по спине. - Сам не знаю, что со мной такое, но мне так страшно... - Бодт отчаянно зажмуривает глаза, и сердце Жана пропускает удар. У него тоже на душе неспокойно. И он тоже боится. - Прекращай думать о всякой херне. - Русоволосый слегка толкнул Марко и повалил на тюки сена, стоящие в углу конюшни, прямо за стойлами. - Завтра, уже завтра мы пройдём распределение, поступим в полицию и также будем бегать по конюшням по ночам. - И он больше не позволил Бодту говорить: обхватил его лицо руками и увёл в глубокий поцелуй, лаская языком рот возлюбленного. Марко несдержанно замычал в губы Кирштайна и завозился. Его руки мягко запорхали по шее, плечам и ниже, в итоге остановившись на нагрудном ремне. Подцепив его пальцами, Марко притянул к себе Жана ещё ближе, от чего у того совсем помутилось в голове. Бодт ещё в их первый раз выяснил, что всё, что касалось ремней УПМ, заводило Кирштайна с пол-оборота. Он торопливо расстегнул бляху и принялся за пуговицы на форменной рубашке русоволосого, но не успел расстегнуть и половины, как руки Жана добрались до брюк и огладили его сквозь ткань. Бодта тряхнуло от удовольствия и он, отчаянно краснея, опустил руки на плечи партнёра, не в силах сдержать стон. - А-ах, Ж-жан, - он тихо проскулил и потёрся пахом о ласкающую ладонь. Кирштайн надавил на ширинку большим пальцем, как раз в том месте, где должна была быть головка члена, и почувствовал, как на штанах проступает пятно смазки. - Ого, как ты завёлся, уже весь промок, - русоволосый довольно заурчал на ухо полыхающему от смущения и вожделения Марко, на что тот лишь слабо толкнул его кулаком в плечо. - Прекрати говорить такие вещи... Кирштайн, уже сам готовый кончить себе в штаны от вида этого невинного скромника, резко дёрнул застёжку на брюках партнёра и выпустил наружу эрегированную плоть, на что чувствительный до подобных ласк Марко зашёлся в немом вскрике и резко навалился на возлюбленного, теряя равновесие. Жан подхватил его под ягодицы, и прижал к себе ближе, заставляя сесть себе на бёдра, и принялся мягко поглаживать возбуждённый и сочащийся член. Бодт исступлённо прижался к губам парня и несдержанно застонал в его приоткрытый рот. Лицо застыло в гримасе удовольствия, рубашка небрежно сползла и оголила веснушчатое плечо. Кирштайн смотрел на него и чувствовал, что у него вот-вот разорвётся сердце: эта невинная красота не должна была достаться такому как он, не должна, но всё же досталась, от чего у молодого человека путались мысли. Хотя, как бы сказал Йегер, путаться там было совершенно нечему. Марко тем временем плавился от прикосновений, подмахивая бёдрами и глуша стоны в плече партнёра. Ещё немного, и он достигнет разрядки, но Жан, предчувствуя это, вовремя опускает руку ниже и сжимает член у основания, не давая Бодту излиться. - Ж-жан, я так хочу, - он сбивчиво шепчет на ухо возлюбленному, - во мне как будто всё горит... - и словно в доказательство этому брюнет трется промежностью о пах партнёра, всё ещё обтянутый в узкие форменные брюки. Кирштайна не пришлось долго уговаривать: он и сам завёлся, словно чумной. Он стащил болтавшуюся на парне рубашку, сбившиеся к щиколоткам брюки и повалил его на спину. На секунду Жан откинулся, чтобы посмотреть: в лунном свете, проникавшем через грязное и пыльное окошко, Марко выглядел словно мраморное изваяние, которые Жан видел в книжках отца. Такой же красивый, с очерченными мышцами и выточенными угловатостями. Единственное, что делало его живым, были веснушки, рассыпанные по всему телу словно краска, разбрызганная неаккуратной кистью художника. Лицо Марко было в тени, но Жан был уверен, что тот сейчас пылает румянцем как маков цвет. - Хватит пялиться, - словно в подтверждение мыслям Кирштайна парень слегка толкнул его пяткой в бедро. - А почему я не могу смотреть на того, кто меня возбуждает?, - русоволосый схватил руку Бодта и прижал к своей промежности, как в доказательство своих слов. Он нагнулся над телом брюнета и взял за подбородок. - Посмотри на меня, Марко. Разве ты не чувствуешь того, что и я? Я ведь..Я.. - тут у Кирштайна кончились слова, и ком застрял в горле. Какой же он ещё мальчишка! - Я тоже люблю тебя, Жан, - Бодт тепло улыбнулся. Эти слова словно выбили из парня весь воздух, и он повалился на брюнета, приникая к его губам, целуя глубоко и жадно, сплетая свой язык с языком партнёра. Разорвав поцелуй, Жан исступлённо целует его щёки, нос, прикрытые глаза. Позже спускается к шее и выводит языком узоры по кадыку, чувствуя, как Марко нервно сглатывает. Ещё ниже, к впалой груди, усыпанной веснушками. Кирштайн не может удержаться от того, чтобы потереться о них носом и чмокнуть в солнечное сплетение. После он очерчивает языком следы от ремней и мысленно воображает, как бы брюнет смотрелся в бандаже. - Я бы хотел посмотреть на тебя в ремнях, - от шепчет это куда-то в ребро, но Марко прекрасно слышит, - голого, - добавляет Кирштайн и проводит губами по особо выделяющемуся следу на выступающей тазобедренной косточке. - У тебя все мысли только об этом, - Бодт краснеет пуще прежнего, но при этом чувствует некоторое самоудовлетворение:­ приятно быть объектом фетиша своего возлюбленного, хоть и немного странного фетиша. Жан старательно обделяет вниманием возбуждённую плоть партнёра и выцеловывает нежную кожу внутренней стороны бёдер, кружит вокруг члена и сжимает ягодицы, выводит языком параллельные линии на ляжках, от чего Марко выгибается дугой и старается привлечь внимание к своей насущной проблеме. Он раздвигает ноги шире и хватает Жана за волосы, но Кирштайн спешит высвободиться из цепких рук и сглатывает вязкую слюну, стараясь не поддаться на провокации и бесстыже раскинутые ноги. - Оседлай меня, - он шепчет Марко на ухо и проводит языком за ушной раковиной. - растяжка сегодня тоже за тобой. - И он повалился рядом на сено, ожидая дальнейших действий любовника. - Боже, какой же ты извращенец, Жан, - Бодт готов провалиться под землю от смущения. До этого они обходились быстрой дрочкой в душевых или не менее быстрым перепихом в позе миссионера где-нибудь в укромном углу, но сегодня...Кирштайн решил развлечься по-полной. Парень, горя румянцем, уселся на бёдра русоволосого. - Оближи, - брюнет ткнулся пальцами в его губы. Кирштайн не заставил его долго ждать: приоткрыл рот и вобрал их, старательно водя языком. Оставив на них достаточное количество слюны, парень с влажным звуком выпустил пальцы изо рта, чем вызвал судорожный выдох со стороны Марко, который наблюдал за ним, как зачарованный. Такое похабство возбуждало, и Марко чувствовал себя грязным. Хотя против такой грязи он ничего против не имел, только на утро подобные воспоминания заставляли краснеть подобно лысине Шадиса на жаре. Бодт завёл руку за спину, слегка приподнялся и начал вводить в себя пальцы. Он закрыл глаза, но кожей чувствовал, как Жан на него смотрит. Он ощущал его ладони на своих бёдрах; они мягко и успокаивающе поглаживали, но парень был уверен, что тот еле держится, чтобы не опрокинуть его обратно на спину и не засадить по самые яйца. Марко задышал чаще, погружая в себя третий палец и растягивая стенки ануса. Он приоткрыл рот и тихо застонал, ускоряя движение. Это было слишком хорошо, но с Жаном будет ещё лучше, и от подобной мысли у Бодта сладко тянуло в паху. Он резко вытащил пальцы и прижался промежностью к паху Кирштайна, медленно проезжаясь по бугру на штанах и пачкая их липкой смазкой. - Какой же ты..., - громкий шёпот прорезал тишину, - ...невероятный, Марко, так меня заводишь, - Жан чуть не сорвался на скулёж. Он быстро расстегнул ремень на брюках, и Бодт помог ему их стянуть вместе с уже выпачканным в белёсых подтёках бельём. С тихим звуком на пол упали ботфорты, а за ними - всё остальное. Брюнет больше не стал медлить: быстро огладив член, он приставил головку ко входу и начал медленно опускаться, помогая себе рукой. Естественная смазка облегчала проникновение, и Марко принял в себя плоть до конца, чувствуя ягодицами промежность Кирштайна. Жан рвано выдохнул, но не пошевелился, только лишь поглаживая низ живота Бодта, а второй рукой придерживая его бедро. Сегодня Марко сделает всё сам. Брюнет чувствовал, как в нём пульсирует возбуждённый член партнёра, как сокращаются его собственные мышцы. Хотелось ещё глубже и сильнее. Он слегка двинул бёдрами, словно примеряясь к движениям, и наклонился вперёд, опираясь на грудь Кирштайна. Жмурясь от желания, Марко начал двигаться, плавно двигая бёдрами. Разгорячённая кожа тёрлась друг о друга, движения стали более уверенными и быстрыми; Бодт ритмично поднимался и опускался, насаживаясь до самых яиц. Жан сходил с ума: в брюнете было так горячо, узко, восхитительно. При каждом толчке Бодт сжимал его изнутри. - Ч-чёёёрт, Маааркоо, - Кирштайн схватился за стоящий колом член партнёра и принялся надрачивать, стараясь подстроиться под общий ритм, второй рукой он массировал мошонку, на что Марко заходился в стонах. Движения стали жёстче, звуки шлепков тела о тело и хлюпанья смазки заполнили помещение, и лошади сонно шевелили ушами. Марко в последний раз опустился на член Жана и сжал его так сильно, что тот кончил, бурно изливаясь внутрь. - А-ааа, Ж-жан, я сейчас... - Марко несдержанно вскрикнул, когда сильный предоргазменный спазм скрутил его, и он залил спермой ладонь Кирштайна и свой живот. Колени больше не держали его, и парень повалился на грудь возлюблённого, всё ещё трясясь в оргазменной судороге. Жан подхватил его и крепко обнял, целуя влажный лоб, сплетая вместе пальцы их рук и пачкая ладонь брюнета его же спермой. Всё слилось в одно: дыхание, биение сердец. Марко не чувствовал ничего, кроме тепла, которое дарил ему Жан, и покоя. Ему хотелось лежать так вечно, а потом снова заняться любовью. И так всю жизнь, только он и Жан, и никаких титанов и смертей. - Эй, ты как там?, - Кирштайн опустил руку ему на затылок и взъерошил волосы на загривке. - Нормально, - у Бодта не хватало сил даже ворочать языком. Хотелось спать. - Это было просто.. - Охеренно, - закончил за него русоволосый и довольно хмыкнул. - Ты такой сексуальный в позе наездника. Я это ещё на учениях заметил, когда ты на лошадь взобрался. - Ты ещё больший извращенец, - Марко шлёпнул его по бедру и скатился на сено, - тебе всего лишь шестнадцать, а уже думаешь о таких вещах. - Укоризненный тон Марко ещё хлеще чем у Бертольда, когда на его задницу покушается Браун. Жан поморщился. - Ты только что скакал на мне, как на жеребце, и стонал так, что до сих пор в ушах звон стоит, если ты не забыл, - русоволосый зевнул. Он подтянулся к Бодту и укрыл их обоих рубашкой. - Хочу остаться тут до утра.. Брюнет прижался к груди Кирштайна и просунул свою ногу между его бёдер, пытаясь улечься поудобнее. Размеренное биение сердца любовника успокаивало, рука, поглаживающая затылок, убаюкивала. Марко закрыл глаза. Когда он открыл их вновь, сквозь окошко уже пробивались первые солнечные лучи. Рассвет. Уже сегодня решится всё, и он в последний раз выйдет из кадетского корпуса. Он тихо поднялся, потёр глаза и опустил взгляд вниз: Жан тихо сопел, уткнувшись носом в сено. В волосах у него торчали соломинки, словно иголки у дикобраза. Почувствовав взгляд на себе, Кирштайн завозился и приоткрыл глаза, чтобы увидеть перед собой взъерошенного и улыбающегося Марко, веснушки которого чуть ли не светились от умиления. - Уже утро?, - голос его со сна был охрипшим. - Да, - Бодт отвёл взгляд, но Жан успел заметить промелькнувшую в них грусть. Он поднялся и придвинулся к брюнету вплотную. - Посмотри на меня, Марко, - парень взглянул на него из-под опущенных ресниц. Тоска, залёгшая на дне его медово-карих глаз, заставила сердце Кирштайна сжаться. - Я ведь уже говорил тебе, что всё будет в порядке? Уже сегодня мы будем обмывать наше новоселье за Шиной и никогда не вернёмся в эту дыру. - Он помолчал. - Просто будь рядом. Брюнет снова улыбнулся. Он потянулся рукой к волосам Жана и вытащил одну из соломинок, а потом провёл ею по щеке возлюбленного. Кирштайн фыркнул. - Ну щекотно же, - и он облегчённо рассмеялся, чувствуя, как напряжение спадает. Марко засмеялся вслед за ним и неловко ткнулся носом в его лоб, целуя. - Пора собираться. - Да... Мы обязательно выживем, подумалось Жану. Обязательно. Просто будь рядом. *** - Будь рядом, - шептал он, стоя перед огромным костром и сжимая в руке то, что осталось от Марко Бодта, человека, которому Жан обещал поступить вместе в полицию, обещал провести с ним остаток своих дней, обещал...