Трое Дурслей, нищета и собака

31 октября 2008 года. Среда. В Британии только что отгремел Хэллоуин. Закончилось шоу фейерверков, устроенное какими-то умельцами прямо в сквере напротив церкви Литтл-Уингинга, разбежались по домам переполненные восторгом детишки с переполненными сластями корзинками, стихли голоса полуохрипших подростков, весь вечер горланивших пристойные и не очень частушки в городском парке. Воцарилась тишина. И эта ночь ничем бы не отличалась от остальных, если бы не одно «но». У двенадцатого дома на Тисовой улице с резким хлопком возник человек. Он огляделся и, переступив через серый бордюрный камень, двинулся вдоль домов прямо по проезжей части. Никто на Тисовой улице никогда не видел этого человека. Он был высок, худ и очень стар, судя по серебру его волос и бороды - таких длинных, что их можно было заправить за пояс. Он был одет в длинный сюртук, поверх которого была наброшена подметающая землю лиловая мантия, а на его ногах красовались ботинки на высоком каблуке, украшенные пряжками. Глаза за затемненными очками были голубыми, очень живыми, яркими и искрящимися, а нос - очень длинным и кривым, словно его ломали, по крайней мере, раза два. Звали этого человека Альбус Дамблдор. Казалось, Дамблдор вообще не понимал, что появился в месте, где его никто не ждет, однако его это вовсе не беспокоило. Сейчас он был всецело занят серебряной на вид зажигалкой, которая показалась из кармана его странного одеяния пару минут назад. За эти пару минут тишину Тисовой улицы нарушила только череда щелчков, сопроводившая гаснущие огни в уличных фонарях. Погрузив улицу во тьму, старец стал всматриваться в окна дома номер четыре. Покивав своим мыслям, он неторопливо повернулся к кирпичной ограде дома номер пять и загадочно улыбнулся кошке, восседавшей на самом краю низкой стенки. - Странно видеть вас здесь, профессор МакГонагалл. Хотя, признаюсь, я ожидал вашего появления. Кошка ошеломленно воззрилась на торчащую из темноты седину и фыркнула. Миг - и кошка превратилась в суховатую женщину лет пятидесяти, самодостаточно поправляющую тугой пучок на голове. - Как вы меня узнали? - с еле скрываемым раздражением и обидой спросила она у Дамблдора, отряхивая изумрудную мантию от бетонной крошки. - Здесь ведь живут десятки других кошек, и на моем месте могла сидеть любая из них. МакГонагалл явно не хотела быть обнаруженной и, более того, раскрытой. Дамблдор усмехнулся: - Моя дорогая Минерва, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно. К тому же, вас не напугала внезапная, хе-хе, поломка всех фонарей разом. Строгая дама сделала вид, что ее совершенно не трогают слова старика. Оба устроились на заборе и завели тихий разговор о событиях фантастического дня. Где-то между возмущенной тирадой МакГонагалл о недопустимом поведении волшебников среди магглов и вдохновенным спичем Дамблдора о Всеобщем благе и трагической гибели родителей Национального героя магической Британии был торжественно вскрыт пакетик лимонных долек. Внезапно небо взрезал рев мотора. Оба гостя Тисовой подняли головы и начали всматриваться в облака, освещенные луной. Вдруг из-за крон парковых деревьев показалась ярко сияющая фара. Фара летающего мотоцикла. Пока Дамблдор в спешном порядке дожевывал остатки лимонных долек, Минерва МакГонагалл торопливо накладывала заглушающие чары на окрестные дома, ругаясь под нос не самыми лицеприятными словами в адрес одного «старого сладкоежки и магглолюбца, который мог бы разок поднапрячь свои засохшие булки и повесить на этот жуткий транспорт Полог Тишины». Наконец, фонарь приблизился к земле, по асфальту зашуршали колеса, и глазам волшебников предстал косматый великан с крохотным свертком на руках. - Хагрид! - нетерпеливо, с отчетливо читаемым радушием в голосе воскликнул Дамблдор, усилием воли проглатывая сразу шесть лимонных долек, отчего на его голубые глаза навернулись слезы. - Какое счастье, что ты, наконец, добрался! Гарри у тебя? Великан смутился, приняв его слезы за знак всеобъемлющей радости своему прибытию, и гаркнул, слезая с мопеда: - Я привез его, сэр! Он заснул где-то над Бристолем, даа, - великан заглушил мотор и подошел к старцу, пока тот запихивал в карман пластиковую обертку от долек, стараясь ею не шуршать. - Очень спокойный малыш, профессор Дамблдор, даа! Я его еще до прибытия магглов забрать успел. Хагрид передал сверток на руки Дамблдору, убедился, что малыш все еще спит, и отвернулся к Минерве МакГонагалл, которая снова всматривалась в окна спящего дома номер четыре. - Альбус… - нерешительно позвала она. - Неужели вы действительно собираетесь оставить его этим людям? Я наблюдала за ними целый день, они любят своего сына без памяти, балуют его сверх всякой меры… Минерва туманными глазами уставилась в зашторенное окно спальни Дурслей, прокручивая в голове картины безграничной любви к маленькому, капризному донельзя Дадлипусечке. Поймав взгляд Альбуса, она очнулась от свежих воспоминаний и продолжила: - Я понимаю, Защита Крови и все такое, но что мы будем делать, если наш Гарри вырастет в таких же условиях? Он же станет таким же избалованным, он даже может не захотеть бороться ни на стороне Света, ни на чьей-либо стороне вообще! А если он из вредности примкнет к сторонникам Вы-Знае… хорошо-хорошо, Волдеморта? Что мы тогда будем делать, скажите мне!? - почти прокричала она, словно цеплялась за последнюю надежду выжить в этом жестоком мире. Альбус загадочно сверкнул очками и мягко, успокаивающим голосом проговорил, укачивая просыпающегося малыша: - Не кричите, Минерва. Вы нас обнаружите. Гарри вовсе не вырастет баловнем, не волнуйтесь. Я уже об этом позаботился. Старец щелкнул пальцами, и из его кармана вылетел конверт с печатью Хогвартса. Поднявшись на уровень глаз дамы, он завис в воздухе. Дамблдор подождал, пока оба его собеседника рассмотрят конверт, и с улыбкой профессионального психиатра продолжил: - Вот здесь, в этом самом конверте, лежит письмо, адресованное Петунии Дурсль, сестре погибшей Лили. Поверьте, я приложил все усилия, чтобы убедить этих магглов принять мальчика в любящую семью. Я также попросил быть с ним построже, - перехватил он возмущенный взгляд МакГонагалл, - чтобы Гарри вырос покладистым и послушным мальчиком, трудолюбивым и неприхотливым. Не сомневайтесь, уже к Хогвартсу он будет готов выполнять любые мои поручения, разумеется, во имя Всеобщего блага. Дамблдор, продолжая укачивать тихонько хныкающего Гарри, переступил через юную живую изгородь на участке Дурслей, и аккуратно подошел к крыльцу дома номер четыре. Нахмурившись, он неслышно что-то наколдовал, и лужа на ступеньках мгновенно высохла. Довольный собой волшебник пристроил сверток с мальчиком на пороге и призвал конверт, до этого послушно висевший в воздухе там, где его оставили. Хагрид тем временем грустно смотрел за действиями Дамблдора, горестно вздыхая и время от времени утирая бегущие в бороду слезы вышитой скатертью. Когда Альбус опустил мальчика на резиновый коврик, великан не выдержал и шумно высморкался, заставив ребенка наморщить носик и громко заплакать. Дамблдор тихо выругался, достал из рукава палочку, наставил ее на цепкие кулачки малыша, из которых уже торчал клок его роскошной бороды, и шепнул: - Сомнус! Убедившись, что черноволосый малыш крепко заснул и больше не пытается присвоить его серебристую красоту, Альбус выдохнул, высвободил бороду из рук мальчика и проверил окна в доме. Магглы всё еще спали, и это не могло не радовать. - По крайней мере, теперь этот маленький дьяволеныш не попытается схватить еще и конверт, - пробормотал он, взмахом палочки устраивая письмо на одеяле так, чтобы то ненароком не слетело. - А то вцепится в печать, надломит ее, и все, потом проблем не оберемся. Кто ж его знает, как ритуал сам на себя замкнется, тьфу… Вот только этого нам не нужно, правда, Гарри?.. - Что вы сказали, директор? - МакГонагалл выросла за спиной Дамблдора в самый неподходящий момент. Впрочем, такое появление уже вошло в ее привычку. - Я просила Хагрида вести себя потише, когда услышала, что вы назвали мальчика по имени. Боюсь, я не расслышала всей фразы... Минерва уставилась на Альбуса совершенно кошачьими глазами, не моргая и вылавливая каждое движение мускул на его лице. Она явно ждала ответа. Альбус на секунду впал в замешательство, но быстро собрался и изобразил безмятежную улыбку: - Я всего лишь убаюкал мальчика, Минерва. А теперь, я думаю, нам пора выдвигаться. Еще минуту гости молча смотрели на спящего малыша. Потом Минерва повела хлюпающего носом Хагрида обратно к его мопеду. Великан взобрался на него, мопед взревел мотором, взлетел и скрылся за облаками. МакГонагалл оглянулась на Дамблдора, который уже убирал в карман серебряную зажигалку, вернув свет на Тисовую. Старец улыбнулся ей, словно приглашая аппарировать первой. Минерва медленно и печально улыбнулась в ответ, энергично сопоставляя в уме неприкосновенный конверт, ругательства Дамблдора и его нарочитую безмятежность. Заподозрив неладное, волшебница кивнула ничего не подозревающему директору и скрылась в вихре аппарации. Дамблдор расслабился и окинул взглядом окрестности. Все было тихо. Он повернулся на каблуках и с легким хлопком исчез, оставив на Тисовой улице подкидыша, конверт с письмом и ни единого следа присутствия посторонних. Ему казалось, что все дела уже сделаны. Но его непоколебимость в собственной репутации Доброго Дедушки сыграла с ним злую шутку. Минерва выглянула из-за каминной трубы на крыше соседнего дома и повела ушами. Директор Дамблдор даже не удосужился проверить координаты аппарации! Вот это везение. Она довольно мурлыкнула и ловко спустилась по краю крыши к водостоку, балансируя полосатым хвостом и помогая себе истинно кошачьим маникюром. Интуиция просто вопила, что письмо неплохо было бы и проверить: Минерва с самой первой секунды подозревала, что не все так однозначно на портрете бедного сиротки со шрамом, нарисованном их дражайшим Альбусом. С визгом прокатившись по водосточной трубе, мокрая кошка с шипением вывалилась на газон. Она сразу же отряхнулась и трусцой побежала к крыльцу дома Дурслей. Гарри Поттер спал, и так крепко, что даже не нахмурился, когда к его странному, слегка кровоточащему шраму на лбу прикоснулся ледяной кошачий нос. Минерва сочувствующе вздохнула, ласково боднула лбом щеку мальчика, и отошла на пару шагов, чтобы вернуть себе человеческий облик. В очередной раз поправив любимую мантию, волшебница склонилась над конвертом и повела над ним палочкой. Элементарные обнаруживающие чары ничего не нашли, но ведь и Дамблдор был не так прост. МакГонагалл нахмурилась, вычерчивая над свертком витиеватый узор более сложного заклятия. Ее интуиция твердила, что с письмом точно что-то нечисто: недаром же она столько раз видела, как Альбус своими руками запечатывал конверты с письмами родственникам учащихся и спокойно перебирал в руках целые стопки таких задушевных посланий… И вот этот подозрительный конверт. Минерва искренне считала, что Альбус придумал бы что-нибудь пофееричнее, если бы просто хотел выпендриться перед… кстати, а перед кем? Кроме нее и Хагрида, публики-то больше и не было. Гарри Поттер не в счет - ему всего годик, и, более того, он вообще проспал весь спектакль. МакГонагалл строго поджала губы, завершая сложное кружево довольно чуткого поискового заклятия. Раздался тихий щелчок, и сверкающая в свете фонаря рунная сетка пушинкой опустилась прямо на письмо Дурслям. Пару секунд ничего не происходило. Затем конверт невесомо соскользнул с одеяла и упал на ступеньки, в процессе перевернувшись адресом вниз. Женщина уже решила, что это действительно просто письмо, что она всего лишь зря поддалась паранойе, как вдруг потемневшая печать с гербом Хогвартса громко треснула и полыхнула кроваво-красным пламенем. Минерва в ужасе отшатнулась. Perpetua Odio. Вечная Ненависть. Жутчайший кровный ритуал, насылающий на любого, кто прикоснется к проклятому предмету, растущую со временем ненависть к человеку, кровью которого чертился рунный круг. МакГонагалл осела на газон, не в силах совладать с собой. Ее шокировал не столько сам факт наличия сильного проклятия на письме родственникам Гарри, сколько необходимость свежего человеческого трупа для проведения ритуала. Кто должен был стать целью проклятия, МакГонагалл догадывалась и так: конверт разместили на самом видном месте с явным расчетом на то, что открывший дверь человек первым делом возьмет в руки письмо. Бедные магглы. Оправившись от потрясения, Минерва дрожащей рукой направила палочку на испорченную печать. Она знала, что ее кошачье любопытство порой приоткрывает ей информацию, вовсе не предназначенную для ее глаз и ушей. Она знала, что порой знание этой информации может сильно сказаться на ее статусе и безопасности. И все равно это не остановило ее порыв узнать, кто расстался с кровью и жизнью ради такой страшной кары невинным людям. Результат исследования проклятой печати окончательно выбил женщину из колеи. Она смогла определить только половую принадлежность принесенной в жертву, но вот кровь одной из целей ритуала принадлежала одному конкретному младенцу. Младенцу, завернутому в расшитое золотыми нитками бордовое одеяло. Тому самому младенцу, который сейчас тихо посапывал у нее под ногами. Минерва отдавала себе отчет в том, что произойдет с бедными магглами, а впоследствии и с крохой Поттером, когда Дурсли попытаются сломать печать. Надо было срочно что-то делать с проклятым письмом, и заклинание сорвалось с ее губ быстрее, чем она успела подумать: - Вентис Каэли! Поднялся мощный, упругий ветер, который легко подхватил конверт и стал уносить его далеко ввысь. Теперь волшебница могла быть спокойна: заклятие Небесного Ветра не позволит письму вернуться к дому Дурслей. К дому маленького Гарри. По крайней мере, Минерва искренне на это надеялась, наудачу посылая вдогонку улетающему письму сильнейшее Экспульсо. Хлопок взрывающегося высоко в небе письма совпал с хлопком аппарации профессора трансфигурации. Светало. *** Холодное ноябрьское утро начиналось непривычно тихо. Над аккуратными бетонными дорожками Тисовой улицы дул зябкий ветер, подергивая рябью зеркальные поверхности ледяных луж. Редкая трава тихо шепталась с живой изгородью, сочувственно вздыхая каждому жухлому листочку на почти обнажившихся на зиму ветках. Из окна спальни Дурслей было прекрасно видно тротуар, лужайку и укутанные пленкой клумбы хозяйки дома. Мимо дома номер четыре сосредоточенно пробежала продрогшая рыжая кошка. Она недовольно фыркнула на пролетавшую мимо сипуху, которая вредно ухнула в ответ и набрала высоту. Кошка остановилась у соседней калитки, воровато оглянулась, примерилась и запрыгнула на невысокий кирпичный заборчик. Обзор отсюда все-таки был намного лучше, чем с черепичной крыши дома номер семь, да и камень обещал нагреться утренним солнцем, пока еле выглядывающим из-за плотных серых облаков в небе над Литтл-Уингингом. Все лучше, чем зябнуть в лысых кустах ночь напролет. Кошка еще раз внимательно осмотрелась, совсем по-человечески вздохнула и плотно уселась на самый край кирпичной стены. День обещал быть долгим. На пороге дома Дурслей тихонько хныкал просыпающийся младенец, завернутый в бордовое лоскутное одеяльце с золотым узором по краю. Из свертка выглядывало только сморщенное в гримаске личико и крохотный кулачок, который в этот момент вырвался из плотного свертка и схватился за край одеяльца. Кошка повела ухом и приподнялась, уловив торопливый стук шагов Петуньи Дурсль. Уловив бряцанье цепочки на входной двери, кошка оживилась и спрыгнула на тротуар. Осознав, что утреннее блюдце с молоком выставляют вовсе не на этом крыльце, усатая рысью перебежала через дорогу и взобралась на террасу дома мисс Дженкинс, где с вечера все еще стояла пустая тарелка из-под мясных обрезков. Секундой позже скрипнула входная дверь в доме напротив, и оглушительный женский визг взорвал утреннюю тишину лондонского пригорода. Воздух заполнился шелестом крыльев целой птичьей стаи, которая оперативно снялась со всех окрестных деревьев. Так началось детство мальчика по имени Гарри Поттер, ныне живущего в доме номер четыре на Тисовой улице.