***
Бен не помнил того момента, когда ему начал нравиться Клаус: его улыбка, его смех, его шутки, его кудри. Казалось, это было с ним всегда. Зато он прекрасно помнил тот жаркий день в августе, когда на уроке физики Бен посмотрел на профиль Клауса, освещённый солнцем из окна, и почувствовал жар во всём теле. Его колбасило день, два, неделю. Он ловил с открытым ртом каждое слово Клауса, смотрел на него как на божество и ничего не мог с собой поделать. Это была не детская симпатия к брату и лучшему другу, это было нечто гораздо глубже, темнее, страшнее. Это было навсегда. И у него першило в горле.***
— Ты не чувствуешь никаких изменений в своём состоянии? — спросил сэр Реджинальд у Бена после очередного осмотра. — Нет, сэр, — с ужасом пролепетал Бен. Не мог же отец учуять его влюблённость. Не мог. Даже отец не обладал такой силой. — Хорошо, можешь идти. Бутоны в лёгких Бена начали разбухать. Сэр Реджинальд стал внимательнее приглядываться к камерам наблюдения, следить за Беном. Поначалу ничего необычного не происходило. Потом сэр Реджинальд стал замечать, что Бен проводил всё больше времени с Клаусом, у них были какие-то свои шутки, свои тайны. Они шептались за завтраком и переговаривались, стоя по разные стороны коридора, оперевшись на стены.***
Это случилось после первого поцелуя. У Бена так стучало сердце, что он не слышал ничего происходящего вокруг и вообще ничего не понимал. Он кашлянул один раз, кашлянул второй раз и, сквозь жгучую боль в груди и горле, выплюнул себе в руки светло-розовый лепесток, покрытый слизью и кровью. — Оу! Не знал, что ты предпочитаешь цветы на завтрак, — сказал Клаус. — Это не… Я не знаю, что это. — Может, это твои… ребятки подбрасывают? — Да, наверное. Клаус кивнул и потянулся за ещё одним поцелуем, несмотря на мерзость, которая только что выпала изо рта Бена.***
Вся Академия Амбрелла стояла по стойке смирно. — Новое правило действует с этого дня. Время на личные беседы отводится по воскресеньям с трёх до шести. Все беседы должны происходить в присутствии меня или Пого. Эллисон и Лютер побледнели. Они, естественно, подумали, что это из-за них. Бен чувствовал, как у него горят уши, и очень-очень хотел посмотреть на Клауса, но уговаривал себя этого не делать. Наверняка отец что-то заметил. С тех пор они стали оставлять друг другу записки в карманах шорт, когда проходили мимо. Клаус писал много, неразборчиво, через его письмо легко слышался его голос. Бен отвечал смущённо, но старался выразить все свои чувства, которых вдруг стало так много, слишком много. Тем временем сэр Реджинальд нашёл единственное засвидетельствованное заболевание со схожими симптомами. В Японии. И тут же направился к доктору, который наблюдал это своими глазами. Отъезд отца повлиял на Академию расхолаживающе. Бен и Клаус прятались по туалетам, где предположительно не было камер, и целовались, пока челюсти не начинали болеть, а потом ещё немного. Но не прошло и трёх дней, как Бену стало хуже. Он постоянно чувствовал тяжесть в груди, как будто монстр собирается выбраться наружу. А ещё этот кашель — крови и лепестков становилось всё больше. Клаус боялся не на шутку. — Вдруг это из-за меня? — спрашивал он. — Не говори глупостей, — отмахивался Бен. Клаус всегда был умнее, чем казался.***
В Японии молодая девушка умерла, предположительно, от сильной любви. Так было написано в её медицинской книжке. Там же был приложен снимок с аутопсии — сакура, выросшая из лёгких и пробившаяся через гортань наверх. Смотреть на это было сложно. Несмотря ни на что, сэр Реджинальд… ценил своих детей. Бен, к тому же, был не самым проблемным и самым сильным из всех. — Есть ли что-то, что могло бы её спасти? — Если бы она смогла разлюбить его. Но, как вы сами понимаете, это не то, что может контролировать врач. Зато это мог попытаться контролировать отец. Вернулся сэр Реджинальд с тяжёлой душой. Когда пришло время очередного осмотра Шестого после выполненной миссии, в лёгких Бена обнаружились уже не бутоны, а лепестки с полноценными ростками, которые обвивались вокруг бронхов. — Мы должны серьёзно поговорить, номер Шесть. Он всё ещё лежал на столе раскрытый и оттого терял уверенность. — Хорошо, сэр. — Ты испытываешь неположенные чувства к номеру Четыре? Скрывать было глупо. По всему дому стояли камеры. Но Бену было страшно и душно и непонятно, что делать дальше. — Да, сэр. — Это может быть причиной твоей болезни. Если ты сократишь своё общение с номером Четыре, возможно, случится ремиссия. Для Бена это было ударом в солнечное сплетение. — Его зовут Клаус. — Да, номер Шесть, и советую поскорее тебе это забыть.***
Клаус был отправлен в один из многочисленных пригородных домов Харгривза с одной из многочисленных нянь. Там он прожил полтора года. Когда Клаус вернулся в Академию, Бен уже был мёртв. Во дворе стоял памятник, а рядом с ним было посажено крохотное розовое деревце. Отца Клаус так и не простил. А с Беном они встретились тут же. — Ну что, всё так же любишь цветы на завтрак? — А ты всё ещё предпочитаешь экстази?