Тёмный зал и одинокий прожектор. Задняя стена с бархатным покрытием. Этот зал знает буквально каждая группа. М2 и четыре минуты импровизации, открывания рта под чужую партию. Ребята лажают, делают новый дубль, смеются, дурачатся и с новыми силами в бой. Каждый напряжённо ожидает того момента, когда будет его очередь. Передо мной Ёсан старается как может и через пару секунд уходит с облегчением. Выход, взгляд в камеру, пластичные движения: всё как полагается, всё для зрителя. Так, с тёмного углубления зала, нас совсем не видно, зато прекрасно видно нам. Уён в кожаных штанах, короткой куртке двигается уверенно, наверняка прикусывая губы.
Сука!
В последнее время я ненавижу своего друга. Ненавижу больше, чем бесконечные тренировки, больше, чем обычно. Он, по факту, шлюха на экране. Лезет обниматься и, не находя подходящего, ищет уют в моих руках. Фансервис, чтоб его! На экране соблазнитель, которого хочется зажать у ближайшей стенки, а в статейках интернета можно наткнуться на смешные бредни.
Фраза, описывающая Уёна:
«Слишком невинен для этого мира»
Да бред это! Достаточно выйти ему на сцену, и это милашество куда-то девается. Кусает губы и прищуривает густо накрашенные глаза. Моська, которую хочется видеть в своей постели, а он улыбается. С какого момента я стал ненавидеть друга? Наверное, с того, когда понял, что хочу его.
Съёмки окончены, и микроавтобус уже ждёт у выхода. Благодарим, и я сажусь первым, забираясь подальше. Места в салоне предостаточно, но Уён плюхается рядом, нагло опираясь о меня головой.
— Я тоже устал.
— Сан, ну пожалуйста, — тянет устало, прикрывая глаза. — Нам езды минут десять.
Мы друзья, но моё сердце бьётся сильнее, когда он вот так жмётся. Он закрывает глаза, пытаясь умоститься удобнее. Ну ладно, а мне-то что делать? Дорога кажется вечной и это от того, что ты спишь буквально на мне. Ребята шумят, угорая с очередной пошлой шутки.
— Он что отключился? — беспокоится лидер, повернувшись к нам.
— Не знаю, но если не реагирует — значит уснул, — мне плохо видно лицо друга, но цепкие руки ощущаю прекрасно.
Чон, обхватив меня поперёк талии, мирно сопел, в то время как рука сползла вниз и покоилась на бедрах. Он издевается!
— Проснись…приехали, — говорю негромко, получая в ответ что-то непонятное. — Уён просыпайся! — уже настойчивее.
— Спать хочу.
— Ночью спать нужно было, а не в зале сидеть.
— Угу.
Честно говоря, я даже залип на него. Сонный, уморенный с уставшей улыбкой и продолжает липнуть как к подушке.
Все начиналось так незначительно. Мы просто друзья, которые проводили время вместе. Тренировки, разработка новых хореографий. Уён живёт танцами, он чувствует каждое движение и телом, и душой. И всё было хорошо…до дебюта.
Зал фанаток. Пищат, кричат, мы улыбаемся. Да, это то, чего мы хотели, и есть всем известный факт привлечения внимания — фансервис. И Уён это может! В тот момент, когда начал обнимать, наверное, тогда всё и рухнуло. Мне надоедает, обнимаю со спины, кладу голову на его плечо. Стоит и улыбается, в этом нет ничего такого. Напрасно я думал, что этого мне хватит.
— Обалдеть, и им это нравится?! — говоришь ты в общаге. — Игры играми, но быть реально геем — это вообще пиздец. Какой толк от этого?
А ты, оказывается, гомофоб с приветом. Говоришь одно, а делаешь совершенно иное. Вот как, по-твоему мнению, натурал может растянуться на диване и удобно так уложить голову на моих коленях?
— Удобно тебе?
— Вполне, — обнимаешь за ногу, прикрывая глаза. — Вчера спать лег в три. Я с ума сойду с этими записями. Вечно что-то не так.
А я сижу, склонив голову, и борюсь с желанием прикоснуться к твоим волосам. Хочется гладить и слышать, как тебе это нравится.
— Ложись нормально. Я пойду кофе сделаю.
— Сделаешь мне?
— Если останется! — вроде и грубо, но он кивает, мол, хорошо.
Ненавижу его за это спокойствие. Турка нагревается под синим пламенем, запах жареного кофе заполняет небольшую кухню.
— Выкипит сейчас! — голос Хонджуна выводит из ступора.
— Да задумался просто.
И как последний дурак наливаю себе и ему. Блин… я реально влюбился в своего друга.
— Сан, давай выйдем, — кивает хён в сторону выхода.
На лестничной клетке мерцает дешёвая лампочка. Все пользуются лифтом, а здесь простой пылесборник.
— Будешь? — протягивает пачку сигарет.
— Нет. Давно куришь?
— Когда напиться хочется, — лидер закуривает, и его совсем не колышет моё мнение. — Слушай, я ненавижу философствовать, но скажу одно: не сгорай, согревая других. Не оценят!
— О чём ты? — делаю вид и не больше.
— Сан, я не дурак. Сильно не пались, тебе же хуже будет, — затягивается, выдыхая горький дым.
— Да похуй, я его и пальцем не трону! — выдыхаю, хоть так не хочется принимать собственные слова.
— Дело твоё, но чувство это…дрянь полная, — лидер уходит, оставляя за собой закрытую дверь.
— А тебе-то откуда знать? — остаётся неуслышанным.
На кофейном столике покоится чашка, Уён приоткрывает один глаз. Без этих жирных стрелок он выглядит не так вызывающе, но слишком уютно. Я залип на него по самое не могу, отчего пытаюсь отдалиться, насколько это вообще возможно.
Простые разговоры и всё по стандарту. Расписание на каждый день и чем более загруженное, тем лучше. Нет времени доставать себя мыслями о тебе. Спим в разных комнатах, и это единственное, чему я рад. Видеть его и ночью было бы невыносимо.
А ты продолжаешь соблазнять камеры, заставляя приковывать взгляды. Можешь липнуть к другим, подогревая интерес, а после выругаться, мол,
«Менеджер ты уже заебал с этим фансервисом!». Пытаешься найти понимания и поддержки, но чем я тебе помощник?
Утро, и съёмочная группа решает показать часть нашей жизни. Сонхва у плиты, хотя обычно он бывает там не чаще, чем раз в день. Хонджун выступает в роли ведущего. Кресло, диван, нас-то восемь, а места не так много. Ты опять надел широкую рубашку, расстегнул пуговицы и поправляешь пепельные волосы. Места не хватает, ты падаешь мне на колени, мол, так и надо. Да, мы часто так делаем, но…
«Да сядь ты уже», пролетает в мыслях, когда мечешься туда-сюда. Уён как заведённый трётся, пытается удобно сесть, после поднимается и вновь по кругу. Еще немного, и я разрушу дружбу между нами. Смотрю на его затылок, желая хорошенько врезать. Он заставляет возбуждаться. Чуть обнимаю, ссылаясь на то, что так мне удобнее, вздрагивает. Ого… разве тот, кто может обнимать всех, так реагирует? Дрожь чужого тела…сука, я же хочу тебя до ужаса. Он продолжает крутиться, а мне уже вставь не выйдет. Я сумасшедший, решая проблему сейчас. Притягиваю его сильнее, заставляя придвинуться чуть выше.
Застыл, ну да… Косой взгляд через плечо, и, приподнявшись, упираюсь в его спину. Камера обращена на Чонхо, и у меня есть секунды прошептать.
— Сам виноват. Сиди до конца и давай без лишних телодвижений! — взглядывает, напрягается сильнее.
Вот и конец нашей дружбе.
А Уён действительно ярый гомофоб, играющий на публику. Мы больше не разговариваем, ты читаешь мою похоть во взгляде. Что, не нравится? А мне вот в кайф выводить тебя. Что уж терять, мы враги по разную сторону. Предсказуемо. Ты избегаешь меня. Приходишь, ложишься спать, делаешь вид, что устал до изнеможения. На выступлениях уничтожаешь женские сердца, искоса поглядывая на меня. А плевать… я делаю, что хочу, порой заставляя зал кричать от некого восторга. На репетициях ты толкаешь те же тирады, только теперь старательно избегаешь взглядов в мою сторону. Это бесит и смешит одновременно.
Лежу на кровати, пока Юнхо в душе. Книга муть, но с глубоким смыслом. Скрип двери, и вот ты во всей красе стоишь у дверей, мнешься с ноги на ногу.
— Юнхо в душе.
— Я к тебе.
Поднимаю глаза, растерянный. Где тот дерзкий вид, Уён? Закрываешь двери, и между нами всего метр.
— Ты гей?
— Нет., — отвечаю спокойно, смотря в глаза. — Просто тебя хочу!
У тебя приоткрываются губы, дышишь ртом, чтобы попало больше воздуха. Краснеют щеки…такой милый.
— Закончил с вопросами? А теперь иди, если не хочешь остаться.
— Я тебя ненавижу!
— Взаимно!
Хлопнув дверью, уходишь. Достаточно. Я сыт по горло этой дрянью, но не могу остановиться. Лучше бы ты набил мне морду, и стало бы легче, но сам смотришь в глаза, злишься, игнорируешь, а на камеру обнимаешь, и сам же шепчешь:
«Кастрировать вас таких надо!». Ну да, конечно. Недели тянутся, день сменяет ночь, и ты продолжаешь избегать меня. Мы ведь были друзья…сволочь я, оказывается. Стоишь у аппарата с водой, пьёшь ту же, что и я. Если бы ты знал, как хочу тебя поцеловать… Сверлишь взглядом, морщишь нос, показываешь свою неприязнь, гордый идиот. Лучезарно улыбаюсь, показывая тебе средний палец, ответа не пришлось ждать долго. Но. Такое большое «но». Подношу руку к лицу и, закрывая глаза, с нескрываемым наслаждением провожу языком от основания пальца к кончику, обхватываю губами и, открыв глаза, облизываю верхнюю фалангу. Внимательно изучаю изменения, произошедшие в тебе. Да, это то, чего я хотел. Румянец ярко залил твоё лицо. Мне нравится. Вот сейчас…чувствуй, каково было мне. Наслаждаться долго не пришлось. Я ушёл, оставив тебя одного.
Ночь, парк и не единого прохожего. Курю и только сейчас понимаю, какую горечь от табака ловит лидер. Это то же, что и в душе. Так же противно. Выдыхаю клуб дыма. Научился, пришлось выкурить много. С последнего сноса крыши — тогда, с пальцами, — решил остановиться. Я сжёг себя дотла.
***
— Где Сан? Где носит этого засранца? — ругается менеджер. — Вы совсем распустились!
Ну, как в первом классе. Контроль и фальшивая забота.
— Дышит воздухом, — спокойный голос со стороны гостиной. — Нам что, и ночь без сопровождения увидеть нельзя? — лидер находит те самые слова.
— Я не это имел…
— А звучит именно так. Погуляет и придёт.
За окном срывается дождь, и стрелки циферблата сходятся на двенадцати. Сан крутится в постели, заглядывая в окно. Там капли рисуют узоры. Он гонит от себя воспоминания, но с каждым разом прокручивает вновь и вновь. Сан был тем, кто разделял мнения, кто поддерживал. С какого момента обыденность успела перевернуться с ног на голову.
***
Прихожу ближе к двум, стягивая мокрую куртку. В общежитии тихо, темно, открыта дверь в комнату Хонджуна. Наверное, он вновь ночует в студии. От меня несёт никотином, и единственным выходом является душ. Горячая вода смывает усталость дня, и мысли о том, как я сам облажался. Разрушил всё, что только мог. Повязал полотенце на бёдрах. А кого мне смущаться?
В тусклом свете коридора стоишь ты. Уставший и сонный. Мне хочется вытворить что-то пошлое, но сдерживаюсь.
— Что? — во взгляде претензия, гнев. — Давай, делай что хочешь! — выпаливаешь ты.
— Выспись. Завтра тренировка, — единственное, что смог сказать.
Мне кажется, всё как раньше. Те же будни, только в них нет привычных разговоров. Довольно. Нужно забыть его.
На выступлении все выкладываются по полной, и Уён загоняет меня в железные рамки. Его вид: эти густо накрашенные глаза, губы, которые он вечно кусает и плавные движения. Я невольно смотрю и проклинаю себя за слабость. Ненавижу себя. Менеджер покрывает похвалой, но мне абсолютно наплевать. После телевизионных выступлений всем хочется спать и в душ, поэтому в душ выстраивается очередь. Последний — лидер, он чёртов трудоголик, который скорее душу дьяволу продаст, чем откажется в чем-то быть недостойным. Я перед ним, а это значит, что ещё часа два терпеть старание нун-визажистов на лице.
— Ребят, ну может пропустите, — слышу с коридора, как канючит Уён. — Изверги! Вас не красят как меня.
— Твои проблемы.
Лежу и улыбаюсь зная, что он вечно проводит в душе часа два, конечно, это страх пропустить вперёд это водоплавающее. Открываю ту самую книгу, и время проходит чуть быстрее. Минки сжалился над танцором, решая пропустить вперёд.
— Свободно, — кричит Сонхва, открывая дверь в душ.
Но дверь не хлопает. Мне показалось? Любопытство берёт верх, и выхожу в гостиную. На диване спит Уён, так и не дождавшись очереди.
— Походу очередь вернулась к тебе обратно, — усмехаюсь хёну, и тот, хмыкнув, ушёл в душ.
Уён спит, свернувшись комочком. Такой уютный.
— Вставай, — дергаю за плечо. — Вставай давай, иди спать в комнату.
— Мммм… — смешно мычит, цепляясь за мою руку.
Парни привыкли, что я вечно решаю вот такие странности. Они ведь всего не знают. Приседаю к дивану, наблюдая, как ты сжимаешь мою ладонь.
— Ты хоть понимаешь, кого держишь?
— Сан, я не спал пару ночей… это твоя вина!
Заставляю подняться и, высказав мне во взгляде всё, что можно, ты скрылся за углом. Ушёл с боевой раскраской. Не могу избавиться от привычки думать о тебе. Минки матерится, когда захожу.
— Да не комплексуй, я только за той дрянью, что краску снимает.
— Не мог раньше взять?
— А ты имеешь то, что нужно скрывать?
Направляюсь в сторону нужной комнаты, но Ёсан уже спит. Лежит, сопит в подушку, а твоя кровать пуста. Ну и где ты? Обошёл всё, что мог, но нигде нет. Нашел в своей комнате. Юнхо остался с Чонхо смотреть ужастик на ночь, а потому комната пустовала. Ты улёгся на мою кровать, обнимая подушку. Беспредельщик.
— Что ты здесь забыл?
— И сам не знаю, — выдыхаешь сонно, так печально.
— Держи, — протягиваю жидкость и ватные диски. — Не оставляй мне картины на подушке.
— Вытри.
— Уён, ты прикалываешься? — он переворачивается на спину, смотря в потолок.
Сажусь верхом, замечая, как впалый живот напрягся. Ты дышишь рвано, словно я могу тебя искалечить.
— Глаза закрывай.
Вытираю, оставляя тёмные следы. Ты лежишь послушно, как игрушка. Даже нет ни единого возмущения.
— Уснул?
— У тебя руки такие тёплые, — выдаёшь совсем неожиданно.
— Я закончу, и ты идёшь к себе!
— Не усну. Теперь не усну, — открываешь глаза, встречаясь в приглушенном свете с моими.
Он играет на нервах, как на струнах. Ну и пусть, мне было достаточно его ненависти. Наклоняюсь ближе, и, когда между нормальным поцелуем остаётся сантиметр, ты приоткрываешь губы. Взгляд бегает, и даже не сопротивляешься.
— Уён, я не стану тебя целовать, — выдыхаю в самые губы. Проводя кончиками пальцев вниз по бокам, отчего ты вздрагиваешь и шумно втягиваешь воздух. — Уходи!
Выпрямляюсь, но не успеваю встать. Поднимаешься, быстро целуя. Тот самый момент, когда в губы, когда ты сам. Взгляд расфокусированный, когда расстёгиваю рубашку специально медленно, демонстративно. Я сам еле-еле сдерживаюсь, а тебя уже всего трясёт. Стараюсь дать тебе возможность уйти. Я хочу забыться, но уже не могу.
— Сан… это ты виноват.
Конечно я, конечно, кто же ещё. Веду руками по твоим ногам, оглаживая сквозь кожаные брюки, развожу в стороны, ты позволяешь. Мой гомофоб, который выгибается, когда прижимаю сильней.
— Знаешь, что следует за поцелуями?
— Да, — выдыхает судорожно.
— А знаешь в какой позиции будешь? — подаюсь вперед, имитируя движения.
— Д…да.
Смотрю в твои глаза, стараясь не утонуть в этой ночи. Ты расставляешь ноги шире и вздрагиваешь от каждого прикосновения. Тот человек, который сжигал меня столько времени. Я думал, что мне достаточно всего и стоит прекратить. Не оценят. А ценишь ли ты, кусая меня за плечи, когда совсем теряешь контроль?
