противоположности притягиваются

Есть у Антона одна особенность — любит он казаться не тем, кем является на самом деле. Даже сейчас, зайдя в подземный переход, парень упорно пытается сделать вид, что понимает, что это такое. Нужно ему на самом деле в метро, но тс-с, он об этом не скажет. Разобраться сначала нужно, что да как, потом уже до умных слов добираться. Мало того, что, спустившись по лестнице, Шастун чуть не сбивает нескольких прохожих, так ещё и петляет довольно долго, не обращая внимания на косые взгляды со стороны. И связаны они, наверняка, не только со странным блужданием по подземному лабиринту (переход находится на перекрёстке и имеет по два выхода на каждую из четырёх сторон — даже местному запутаться можно). Одежда Антонова, мягко говоря, необычная — явно поддельные адидасовские кроссовки, синие спортивки с двумя белыми полосками по бокам, точно такая же олимпийка. Антону можно — он первый раз приехал в город из деревни, не успел ещё прикупить чего-то нормального. Разобраться бы с этим проклятым переходом для начала. Круге на втором Шастун замечает указатели, на которых так и написано «Метро». «Метро», блять. Крупными красными буквами. Хлопнув себя по лбу, парень быстро бежит в нужную сторону и совершенно не замечает перед собой какого-то парнишку в пиджаке и со стаканчиком в руке. Столкновение неизбежно. Красиво взмахнув рукой, незнакомец выливает горячий кофе прямо в центре майки Шастуна и по инерции делает шаг назад. Тот чувствует, как пятно всё расширяется. — Ой, блять, — говорит Антон. — Ой, простите, — отвечает Арсений. И молчание. Стоят, смотрят друг на друга глупо, как два котёнка, ничего не говорят. Люди вокруг обходят, чертыхаются, а этим — хоть бы хны. Смешно даже. — Предлагаю проследовать в мою квартиру, чтобы отстирать пятно и забыть про данный конфуз, — смущённо предлагает Попов, сминая в руке стаканчик и не глядя бросая в урну позади. Кстати, попадает; у Антона в голове проносится эпичное «Headshot!» Он улыбается. — Вот это подгон! Без б вообще, я как раз никуда не спешу. Студент морщится. Шастуну плевать немного и на свой богатый лексикон, и на то, что перед ним интеллигентный человек. Он, между прочим, не хуже, поэтому закатывает рукава олимпийки и протягивает руку вперёд, гордо представившись: — Тоха. — Арсений, — не отстаёт Попов и протягивает руку в ответ, взгляд его чуть теплеет. Он надеется, что у собеседника ещё не всё потеряно. — Арсений — хуй осенний, — ржёт Антон, и все надежды как-то улетучиваются. — Смешное имя, у нас так додика одного звали. На Маньке женился, и через год они вдвоём в Москву укатили, — парень задумчиво чешет затылок. — Я вот тоже решил счастья попытать, авось дохуя бабла заработаю, обзавидуются все. С каждым новым словом глаза интеллигентного Попова увеличивались всё больше и больше. Честно говоря, такого сельского говора он не слышал уже довольно давно, однако этот паренёк почему-то притягивал несмотря на весь свой антураж. Арсений человеком был ответственным, поэтому перешагнул через себя и осмелился прекратить исповедь о своём деревенском тёзке двумя короткими фразами: — Я верю, что у Вас всё получится. Давайте пойдём. Только он сделал шаг, как зацепился краем глаза за ошеломлённую физиономию собеседника. — А чё на «вы», Сеня-Арсений? Все ж свои, ты эту дурь прекращай, давай нормально общаться. Попов шумно вздыхает и идёт дальше. Слышит за собой чуть шлёпающие шаги из-за модных сельских Антоновых ботинок и чуть успокаивается. Идёт. Всё в порядке. По дороге им особо не о чем разговаривать. Шастун заворожённо рассматривает городские красоты, то и дело присвистывая, а Арсений старается не обращать на это внимания и спокойно шагает дальше. Спокойно — сказано громко. От каждого красноречивого «Нихуя себе!», «Пиздец!» и «Вот это да!» вся его культурность снижалась к нулю. Нет, Попов не начнёт крыть матом, кричать и размахивать руками — нет, вся его злость ограничивается лишь сжатыми в кулаки руками и шумными выдохами через нос. Антон же этого как не видит, продолжая восхищаться, поэтому, когда они подходят к Арсову дому и реплики затихают, тот изумлённо поворачивается назад. От представленной картины невольно вырывается смешок. Шастун застыл, закинув голову и смешно открыв рот, и в искреннем шоке уставился на двенадцатиэтажное здание, на вид построенное лет тридцать назад. — Вот это нихуя себе! — снова выдаёт он, и Арсений поражается его богатому словарному запасу. — Это же тут всю мою деревню поселить можно! — Здесь всего пятьдесят квартир, — выдыхает Попов и открывает дверь. — Две деревни! — добавляет Антон и заходит следом. В подъезде он топает шумно, ощупывая почтовые ящики на стене, а после в недоумении уставляется на двери лифта и цифру над ними. — Что это? — задаёт вполне логичный вопрос и смешно хмурит брови. Арс скрещивает руки на груди и, усмехнувшись, облокачивается о стену. Паренёк начинал его забавлять: забавный, несуразный такой. Подкупает его простота и искренность — Попов понимает, что злиться на такого большого ребёнка было действительно глупо. — Лифт, — начинает объяснять он, как двери с тихим скрипом раскрываются. — По лестнице на восьмой этаж подниматься лень, так что мы поднимемся на нём. Объяснять строение лифта Арсений не хочет, да и не знает, как. Антон же честно сделал выражение лица я-всё-понял и зашёл следом, боязливо одёрнув олимпийку, боясь, что зацепится. При нажатии на нужную кнопку кабина тронулась. Некоторое время они ехали в молчании, этажа так до четвёртого. Арс уже подумал, что вопросы у собеседника закончились, как Антон по-детски наивно выдаёт: — А как дом не падает? Попова пробирает смех. Он обхватывает руками живот, хохоча, и, согнувшись, выходит из лифта на своём этаже под недоумённый Шастуновский взгляд. От этой физиономии становится лишь смешнее, и Арсений разгибается, не переставая хихикать и вытирая ладонью лоб. — Давай лучше ты просто примешь как факт, что он не должен падать? Да, понимаю, возможно, это сложно, но архитекторы так строят, а нам остаётся лишь принимать. Антон кивает и зарывается ладонью в волосы, откидывая чёлку назад. В тусклом солнечном свете сквозь грязное подъездное окно она отливает мерцающим золотом, и Арс даже чуть-чуть засматривается, но после в спешке открывает дверь квартиры и жестом приглашает гостя за собой. — Нихуя хоромы! — объективно оценивает тот открывшуюся прихожую, и Попов глотает смешок. Прикольно с ним. Забавно. Разуваются оба молча. Шастун застывает, видимо, не зная, куда идти, но не признаваясь, поэтому парень молча кивает и ведёт его за собой на кухню. — Снимай футболку, я в стиральную машину заброшу, — бросает он, набирая воду в чайник. Ставит на газ, слышит шорох одежды за спиной и оборачивается. Потрёпанная олимпийка лежит на табуретке; сам же Антон протягивает майку вперёд и выглядит таким беспомощным, что у Арсения внутри что-то сжимается. Он берёт её в руку и идёт в ванную. В стиралке уже лежит пара носков, и Попов радуется, что стирка будет не вхолостую. Засыпает порошок, нажимает на нужные кнопки, запоминает, что ждать нужно будет пятнадцать минут, и идёт обратно на кухню. Шастун сидит за столом спиной к проходу и ритмично постукивает пальцами по столешнице. Арс замирает — Антон красивый, и отрицать это было бы глупо. Худой дохуя — лопатки острее ножа, а талию, кажется, одной рукой обхватить можно. Кожа чуть загорелая, что удивительно, ведь в Арсовом представлении после целого лета, проведённого в деревне, люди становятся буквально шоколадками. А этот странный какой-то — не такой. Зато веснушек — пруд пруди. Попов думает сначала, что это родинки, но потом замечает, что пестрит-то рыжим и хочется ему почему-то верить, что Антон — человек солнечный. — А чё у тя книжки на кухне? — как ни в чём не бывало говорит Антон, и парень вздрагивает. Сделав пару шагов, смотрит на свои учебники на подоконнике. — Зубрила что ли? — Просто люблю учить за едой, — пожимает плечами Арсений и садится на вторую табуретку. — Стирка через пятнадцать минут закончится. — Без б, — хмыкает в ответ Антон и ставит локти на стол. В глаза сразу бросается впадина над ключицами и сильно выступающий кадык. Арс уже хочет что-то сказать, как за спиной кипит чайник. Встаёт резко немного, выключает и тянется к полке с чаями. — Какой будешь? — спрашивает, раздвигая руками многочисленные пакетики. — Есть чёрный, зелёный, белый, красный, улун… — А покрепче что есть? — прерывает его Антон, и Попов замирает. Прикрыв глаза, он бросает тихое «конечно» и тянется к уже другой полке. В руке оказывается бутылка водки. — Ебать подгон, — оценивающе присвистывает Шастун, когда она оказывается перед ним на столе, и насмешливо изгибает бровь. — Бухаешь по ночам? — Это на всякий случай, — выдыхает Арсений и садится, двигая к Антону его рюмку. Говорить, что сегодня именно это всякий случай, не хочется. Шастун разливает алкоголь. Попов чувствует как-то, что новый знакомый — хороший, и к нему хочется тянуться. Он доверчиво берёт из чужой руки рюмку, подносит ко рту, чтобы сделать первый глоток. Антон опрокидывает всё в себя за раз и, зажмурившись, хватает кухонное полотенце, чтобы занюхать. Выдыхает горячо так и смотрит на поражённого Арсения: — Чего не пьёшь? А Арсению отличаться не хочется, поэтому он тоже опустошает рюмку в один глоток. Горло жжёт жутко, внутренности будто распирает, и Попов сухо кашляет. — Эх, Сень, не умеешь ты пить, — снова ржёт Шастун, но негативного отклика это в Арсовой душе не находит. Он выпрямляется и смотрит, как Антон снова наливает. — Ещё по одной? Попов больше время не считает. Рюмка за рюмкой проходят одинаково — сам он после каждой кашляет, Шастун занюхивает полотенцем. Да, без закуски, по поводу чего Арсений сравнил их со своими невоспитанными и некультурными соседями, а Антон ответил, что алкашей нужно называть своими именами. С ним легко как-то. Попову похуй, что это совершенно незнакомый ему человек — алкоголь сближает. С другим он в жизни бы не стал так беспросветно бухать, потому что никогда это не делал, но рядом с Шастуном хочется быть таким же простым и открытым, хочется так же брать от жизни всё, поэтому Арс опрокидывает в себя уже пятую рюмку, когда стиральная машина оповещающе пищит. — Ой, — икает Арсений и встаёт. — Майка постиралась. Антон молча провожает его взглядом до ванной и встречает уже вместе со своей футболкой в руках. Хмыкает. — Давай сюда, — тянет руку. — Она же мокрая, — растерянно отвечает Арс. — Да похуй, так пойду, — настойчиво продолжает тот, но Попов поднимает руки вверх. — Нет, подождём, когда высохнет. Шастун пожимает плечами, как бы говоря «ладно, пускай будет по-твоему». Арсений всё же предпочитает балкон батарее и идёт туда, чуть шатаясь. Вешает криво и возвращается. — На улице плюс двадцать, — зачем-то говорит это. — Высохнет быстрее. Антон снова пожимает плечами и льёт водку. — Почему у тебя руки все в кольцах и браслетах? — внезапно обращает внимание Арсений и ведёт пальцами по переплетениям кожи и металла. — Это что-то значит? — Да, — коротко отрезает Антон и осушает рюмку. Почему-то бросает в искренность: — Каждый из них значит какого-то человека. У Арсения взгляд загорается. Он снимает со своего среднего пальца толстое кольцо и протягивает Шастуну. — На. — Зачем? — Пускай у тебя будет что-то, что будет значить меня. Парень смотрит чуть недоверчиво, но после в сердце что-то приятно колет, и он зажимает подарок в руке. Ждёт немного и надевает его на безымянный палец правой руки. — Теперь мы женаты, — смеётся Арсений. Антон смеётся в ответ. В ход опять идёт водка. — А у тебя в Москве есть кто-то, или ты наобум приехал? — Тётка на краю живёт, к ней и приехал. Ещё одна рюмка. — Где учишься? — Поступаю в политех. Арсений делает вывод, что Антон его младше — ему всего лишь около восемнадцати. Оно и видно — несмышлёныш. — Я уверен, что твоя мама тобой гордится. — Померла она. От рака. Год назад. Шастуновское лицо сразу же серьёзнеет. Попов тяжело сглатывает и хочет провалиться сквозь землю — вот так он ещё никогда не проёбывался. Всё отходит на второй план, когда Арс видит, как тускнеют зелёные травяные глаза напротив. Он сделает что угодно, чтобы отвлечь Антона от этой темы. Кладёт неуверенно руку поверх его ладони, обжигается холодом колец. Шастун поднимает на него недоумевающий взгляд, и Попов сжимает его руку в своей. — Прости. Я не знал. — Ничего. Честно. — Парень тепло смотрит на переплетённые пальцы и, кажется, улыбается. — Красную нить носишь? Помогает? — Ага. Не знаю, — пожимает плечами Арс и тоже улыбается. «Ты мне понравился сразу» — отчаянно стучит в мыслях. Скоро водка заканчивается. Парни теряют счёт времени: за окном уже потемнело, а они всё ещё сидят вдвоём на кухне и болтают о всякой ерунде — об учёбе, детстве, первых отношениях. И Арсений чувствует себя рядом с Антоном, как со старым другом. И Антон чувствует Арсения таким родным, что даже в голову закрадываются сомнения — а случайно ли они так долго вместе просидели? — Ой, майка же твоя давно высохла, — суетится Попов и пулей вылетает на балкон. Возвращается и отдаёт футболку обратно. — На. Шастун одевается, накидывает сверху олимпийку и уже хочет попрощаться, как его прерывают: — Дай свой телефон, — улыбается Арсений. — Зачем? — светится Антон. — По ночам звонить буду. Шастун, если честно, не против, чтобы ему звонили по ночам, поэтому быстро диктует нужные цифры, которые Попов сразу же записывает в контакты (перед глазами плывёт, получается не с первого раза), и спешит быстрее уйти из квартиры. И Арсений смущённо улыбается, слушая быстрый топот ног по лестнице за дверью. Улыбается, слушая в трубке на следующий день гудки. И Антон отвечает и улыбается тоже, потому что знает — противоположности притягиваются.