Не мое сокровище

      Здорово жить, когда точно определился с тем, чего ты хочешь. Нет никаких сомнений, страхов: ты просто видишь цель — и ты идешь к цели. Рушишь препятствия, встающие у тебя на пути, не обращаешь внимания на то, что не относится к нему, не отвлекаешься ни на что.       Я не помню своей жизни до попадания в Корону, под опеку капитана гвардии. Я была совсем маленькой, и это меня спасло от мучительного выбора жизненного пути — все стало на свои места само собой. Я смотрела, как тренируются гвардейцы, как крут мой отец. Он так грозно смотрел на всех, вселял в них страх и заставлял стараться лучше, ошибаться меньше, становиться сильнее. И очень редко, да что уж там, практически никогда он не одаривал никого взглядом одобрения. Скорее всего, это у него методы такие, да и сам он человек довольно суровый. Но меня всегда распирало любопытство, в голове круглые сутки вертелся вопрос «А как выглядит твое лицо, когда ты гордишься кем-то?». И со временем любопытство переросло в серьезный интерес, а потом и вовсе в нечто большее. И я решила — вот оно. Вот это и будет моей целью. Но как только я определилась с тем, чего я хочу от жизни, меня силой оттолкнули от желанного дела, запихнули в платье фрейлины и сунули под нос список типичных «женских» дел для прислуги. Да-да, знаю, как бы отец сейчас ворчал, если бы услышал это. Ведь, «фрейлина — это не прислуга, это очень важная, да еще и приближенная к королевским особам должность, ты должна гордиться». Но чем гордиться? Тем, как здорово я смогла отстирать пятно с подола королевского тряпья? Или как симметрично удалось разложить приборы на обеденном столе? Или как ловко я смахнула пыль с верхней полки? Ну, бред же, такое точно не по мне. Но отец считает, что не по мне именно работа в гвардии. Ну и как мне добиваться взгляда гордости, если я в нелепом платье скачу по дворцу, убираясь, мы ведь даже не пересекаемся. Да, сложностей с определением цели у меня никогда не было. А вот как стать на дорожку к ее достижению — стало той еще проблемой.       Однако пусть мой отец и стал лично тем, кто мешает мне идти по «моему» пути, он играл сам против себя, подавая пример. Я лучше любого гвардейца разбираюсь в видах оружия, наизусть знаю военные протоколы и ловче всех сражаюсь. Но приходилось держать это в ранге «увлечения», так как работа моя — фрейлина, и никак иначе.       — Кэс, посмотри на это! — девушка с самыми длинными и роскошными волосами обратилась ко мне из другого конца комнаты, продолжая крутиться у зеркала.       — А?       — Что «А»? — она недовольно надула губы. — Как ты можешь так безразлично реагировать, я не ерундой, между прочим, занимаюсь. Как тебе это платье?       Ох, Рапунцель, знала бы ты, что эта моя неловкая реакция была вызвана именно тем, что мне обалдеть как не безразлично. Настолько не безразлично, что я теряюсь.       — Очень красивое, — только и смогла вымолвить я, хотя хотелось выразиться более ярко. Например «Сногсшибательно, невообразимо, как же ты прекрасна».       Потому что это правда. Платье с длинным подолом, расстилающимся на полу, корсет, украшенный нежно-розовыми шелковыми лентами и так много кружевных узоров. Но суть не в этом. Хотелось еще добавить «Ты в любом платье потрясающая», но это звучало бы очень странно в данной ситуации.       Честно, я ненавидела должность фрейлины еще до того, как меня ею назначили. Потому что это вразрез шло с моим представлением о хорошей жизни, которой я буду довольна. Меня тянуло к оружию, к борьбе за справедливость. И я так свыклась с этой мыслью, что не сразу осознала, насколько мне повезло. Я все еще считаю, что фрейлина — абсолютно неподходящая для меня деятельность и вообще глупая, но как только я встретилась с Рапунцель, стало как-то легче. Мысли о том, что мне нужно заплетать кому-то косы, помогать одеваться и готовить завтраки, уже не вызывали такого отвращения, потому что этот «кто-то» вызывал какие-то… незнакомые мне чувства.       Принцесса была крайне непонятной. Какой-то гиперактивной, супердоброжелательной и очень-очень странной. Я сначала отрицала, что испытываю симпатию к моей новой главной занозе. Но после я все чаще стала засматриваться в эти глубокие зеленые глаза, яркие и искрящиеся, будто когда небеса создавали человечество — вся чистота и невинность достались ей. Я уже не злилась на отца, который лишал меня возможности увидеть гордость в его взгляде, потому что в моей жизни появились другие глаза, ради которых хотелось стараться. Только я этого еще не понимала.       — Не думаешь, что эта отделка не совсем мне подходит? — нахмурившись, принцесса смотрела в зеркало. — Она какая-то слишком классическая, мне нужно что-то более… нестрогое?       Нет, не думаю. Тебе подходит абсолютно все.       — Ладно, померю еще вот это. Помоги развязать корсет, пожалуйста. Кэс?       Ох, боже мой. Я засмотрелась. Кажется, щеки горят. Лишь бы не увидела.       — Да, сейчас.       Совсем немного времени понадобилось, чтобы привыкнуть к Рапунцель и даже с удовольствием выполнять свои, казавшиеся ранее невыносимыми, обязанности. Я с удовольствием поднималась пораньше, чтобы успеть все подготовить к пробуждению принцессы. Приятно было слышать ее благодарность, даже какую-то неловкость в голосе, будто я вовсе не обязана была ничего из этого делать. Я усердно учила правила королевского этикета и прочую ерунду, которая была необходима Рапунцель. Мне хотелось помочь ей и снова слышать эти неловкие слова благодарности. И мне по-настоящему нравилось видеть, что она словно не в своей тарелке. И не потому, что я такая злорадная, нет. Просто я заметила, что мы похожи. Ей тоже была не близка душе вся эта торжественная волокита. Пожалуй, это послужило дополнительным толчком для того, чтобы сблизиться с ней. Слово за слово, встреча за встречей — и вот мы уже не просто принцесса и придворная дама, а, можно сказать, подруги. И, что самое главное, она не пыталась меня изменить, не видела в моем поведении чего-то неправильного, она просто общалась со мной. Она раскрывала мне свои чувства, высказывалась, насколько ей тяжело, как она рвется за стены. И что-то во мне дернулось. Мы сможем помочь друг другу — она исполнит свое желание, а я смогу использовать свои навыки тренированного гвардейца, чтобы и себе немного удовольствия доставить, и вновь получить дозу благодарных глаз. Так смешно сейчас осознавать, что я тогда действительно не понимала, насколько сильная у меня зависимость от этого взгляда.       — Чего застыла? — усмехнулась Рапс. — Забыла, как расшнуровывается корсет, от вида моей изящной спины?       Это уже не по правилам. Вряд ли ты имела в голове что-то плохое, но если брать во внимание, что мы обе давно не маленькие девочки, а мое красное лицо, которое теперь уж точно издалека заметно, может таки натолкнуть на неправильные мысли. Играется она тут со мной.       — Замолчи, я просто задумалась, — недовольно буркнула я, потянув за ленты, расслабляя корсет. Кажется, мои щеки вот-вот начнут светиться, но надо не подавать виду.       Мне так льстило, что после нашей первой вылазки за стены королевства у нас появилась общая тайна. Нас теперь еще что-то связывало. И мне было приятно, словно я теперь особенная и неповторимая для тебя. Хотелось защищать эту тайну, защищать Рапунцель, быть твоим героем. Но, увы, это место уже было занято.       Этот Фицерберт, он всегда меня раздражал. И я, опять же, не сразу поняла почему. Мне не нравился факт, что какой-то, пусть и в прошлом, но вор так близко находится к кому-то столь драгоценному. Что этот глупый и до невозможности надоедливый нарцисс завладел твоим сердцем. Это казалось совершенно несправедливым. Я уже тогда была взрослой, но такой глупой, как оказалось. Думала, что это он меня выводит из себя, но на самом деле я сама себя мучила ревностью.       — Вот, готово, — я достала ленту из последней петельки корсета и сняла его с девушки. Воздушная ткань, ранее сжатая корсетом, теперь изящно ниспадала, делая мою принцессу еще более хрупкой и прелестной.       — Спасибо, — тепло поблагодарила она, от чего мое сердце екнуло. Почему это чувство не проходит даже когда я точно знаю, что все безнадежно?       Мной будто что-то овладело, я взяла Рапунцель за плечи и развернула к себе так, что наши лица приблизились друг к другу. Я посмотрела ей прямо в глаза, ища что-то, что могло бы облегчить мои терзания. Даже не знаю, чего хотелось увидеть больше — что-то отталкивающее, чтобы обрести окончательную уверенность и сдаться, или же какие-то признаки взаимности.       Невольно взгляд опустился на ее губы. Такие мягкие и аккуратные. С плеча я переместила свою ладонь ей на шею, а затем на подбородок, подняв лицо и приблизив его еще сильнее. Между нами, казалось, всего пару миллиметров.       Я должна быть сильной. Это разобьет ей сердце.       — Прости, мне показалось, у тебя что-то на лице, — тихо промолвила я, опустив руки.       — Кэс… — хотела она что-то сказать, но я должна помешать ей. Не хватало в такой момент выяснять мои странные заскоки. Ну и дура же я, как можно было дать такую слабину, а я ведь думала, что я сильная.       — Примерь вот это, я сама пришивала рюши. Их тут очень много, уж больно вычурно получилось, но для твоей свадьбы в самый раз.       — Х-хорошо.       В комнате мгновенно сменилась атмосфера. Стало как-то неловко и тяжело дышать. Я подала ей платье, которое, я уверена, подойдет ей, как и любое другое. И в нем она будет прекрасно смотреться на сегодняшней церемонии рядом с человеком, которого она любит, и это, увы, буду не я.       Да, теперь уж бессмысленно умалчивать от самой себя, что эти непонятные и незнакомые мне доселе чувства — любовь. Много всего должно было произойти для того, чтобы я наконец это осознала. И еще чуть больше для того, чтобы до меня дошло, как же сильно я вляпалась. Совместное времяпрепровождение из желанного превращалось в мучительное, ибо невозможно быть счастливым, когда круглые сутки видишь человека, которого желаешь всей душой, но который не может быть твоим. Я бы отдала все, чтобы защищать ее, чтобы делать ее счастливой, чтобы сделать ее моей. Но у нее уже есть тот, кто будет ее защищать. И лучшее, что я могу сделать в такой ситуации — признать Юджина и пожелать им счастья. Я прекрасно знаю, что не от хорошей жизни он был вором, знаю, что он не плохой человек, но как порой коробит, что он успел забрать мое сокровище до того, как я его нашла.       — Все в порядке? — Рапунцель обеспокоено пыталась поймать мой взгляд, но я не позволила ей этого сделать. Она далеко не дурочка, пусть иногда такой и кажется. Увидит мои глаза, все прочтет и заплачет.       Я должна имитировать счастье ради нее, чтобы не испортить настроение.       — А как иначе, — взяла я себя в руки и натянула лучезарную улыбку на лицо, — у моей лучшей подруги сегодня свадьба, а быть свидетельницей со стороны невесты наивысшая честь! — руки потянулись к ее плечам, но стоило кончиками пальцев вновь слегка коснуться ее бархатной кожи, как по всему телу будто прошелся разряд тока, я аккуратно и плавно, чтобы принцесса ничего не заподозрила, убрала руки и сложила их на груди.       Она не моя.       Я не заполучу эти глаза, ради которых хотелось бы стараться, за гордость в которых хотелось бы бороться. Я погубила себя. Досадно, ведь теперь, после всего этого, даже одобрение моего отца не принесет мне того счастья, которое мне необходимо.       — Справишься сама, Рапс? Я не закончила сочинять торжественный тост за счастье молодых, а он должен быть идеален, — не дождавшись ответа, я ушла поскорее, чтобы своей слабостью не успеть окончательно разрушить все к чертям.