Полая королева

Лишь когда они благополучно возвращаются в свои покои и остаются только вдвоём, с чашкой чая, укутанные в объятия друг друга, она перестаёт быть элегантной королевой Гвиневрой и снова становится Гвен. Занавески, закрывающие окна, отделяют их от суеты остального мира, от всех, кто ждёт от них сильной руки и мудрого слова, и они наконец свободны быть самими собой — такими уязвимыми и напуганными, какими им необходимо. До тех пор, пока Мерлин не оставит их в покое, а Мордред не отступит в оружейную, Артур не осознаёт в полной мере, насколько сильно всё это повлияло на Гвен. На публике, где есть люди, нуждающиеся в её мужестве, она сильна, и ничто не может выдать её страха и беспокойства. Всегда есть заботливая улыбка, чтобы одарить всех вокруг, всегда хладнокровное спокойствие перед битвами, всегда смиренная уверенность королевы-служанки, и все любят её за это. Ей даже удаётся оставаться сильной перед Мерлином, который, как признаёт Артур, почти всё время рядом с ними. Но она не может держать фасад вечно, и, хотя он не ломается часто, он ломается прямо сейчас, когда они одни, и Артур может сосчитать такие моменты на своей памяти по пальцам одной руки. Она перенесла всю дорогу обратно в Камелот с выдержкой и спокойствием спасённой девы в беде и даже нашла в себе силы смеяться над неуместными шутками Мерлина, хотя Артур всё время мог видеть боль глубоко за её глазами. Она улыбнулась Мордреду и поблагодарила его за то, что он пришёл ей на помощь, но она недостаточно хорошая актриса для Артура. Он видит, что, несмотря на все усилия, они опоздали. Они не смогли вовремя спасти её в Тёмной башне, и вот что из этого вышло. Мерлин только что закрыл дверь в их комнату, оставив их наедине друг с другом и спросив, не нужно ли им чего-нибудь, и Артур был странно благодарен слуге за это — ради Гвен. Он обхватывает руками её тонкие плечи в защитном жесте, крепко прижимает к груди, обвивая их шёлковыми белыми простынями, и едва отпитый чай разливается по тёплым красным одеялам. Всё вокруг красное. Он впервые чувствует неприязнь к цвету, наполняющему их комнату, их жизнь и Камелот. Тот, что приближается к ним и медленно душит, как планы Морганы… Артуру всё равно, что они пролили чай. Мерлин отправит бельё в стирку завтра утром. Сейчас единственное, что имеет значение — это то, что он вернул свою Гвен, живую и невредимую, и всё, что он помнил о ней. Она больше не приспешница Морганы, которая притворяется, что любит его, тайно замышляя его гибель. Он даже рад, что Мерлин не сказал ему правду ещё несколько дней назад, потому что он не уверен, как мог бы справиться с этим, зная, что его жена не любила его, пусть даже вынужденная ведьмой. Теперь она плачет в его руках, её слёзы капают ему на рубашку, но ему всё равно. Они сидят так долго в объятиях друг друга, и в этот момент в мире нет ничего, кроме них двоих, воссоединившихся, наконец, впервые с тех пор, как Моргана украла Гвен в эту башню зла. — Ш-ш, Гвен, всё в порядке, — шепчет он и ласково проводит пальцами по её мягким тёмным кудрям, откидываясь на спинку кровати. Он хочет ещё раз запомнить каждую черту своей возлюбленной, теперь, когда она вернулась к нему, хочет всегда помнить нежные волны в её волосах и ямочку на щеке — ямочку, которую он так отчаянно хотел бы видеть сейчас. Потому что теперь она кажется почти другим человеком, изменившимся от простой Гвиневры, которую он помнит. Он так долго не видел её искренней улыбки, что это делает ему больно. Гвен всхлипывает, не поднимая головы, и отвечает ему в рубашку: — Нет, не в порядке. Всё, что произошло за последнее время, было моей виной, Артур. — И он с трудом слышит её по тому, как она бормочет эти слова, но тем не менее понимает. Понимает, потому что хорошо знает свою Гвен, знает, что она взваливает на себя ответственность за то, в чём вовсе не её вина. И она не права, что винит себя. В таком случае она должна винить его. Его не было рядом с ней. Если бы он только добрался до башни раньше… Он тут же отсекает эту мысль, прежде чем они оба погрязнут в пустых сожалениях. — Нет, Гвен. — Артур кладёт указательный палец ей под подбородок и бережно приподнимает его, пока не увидит карие глаза лани. Они заполнены до краёв, но теперь он их видит, и это главное. — Ни в чём нет твоей вины. Моргана… — Как ты можешь так говорить? — Она начинает отстраняться от него, но он не откажется от неё — не после страха быть разлучённым с ней навсегда. Не после того, как она попыталась оттолкнуть его у озера, не после того, как закричала, что хочет его смерти. Он знает, что это были слова Морганы, но они всё равно больно жалят, даже сейчас. Он никогда больше не отпустит её, обещает он себе. — Я убивала людей. Невинных людей, и мне было всё равно. Я… пыталась убить тебя. Не раз. Я хотела, чтобы Моргана стала королевой. Я… — её слова обрываются, и она снова утопает в слезах, закрывая лицо руками. — Гвен, — мягко проговаривает он. — Ты не делала ничего из этого. Это всё была Моргана. Она заставляла тебя делать эти вещи с… — он не может вспомнить, как называлось то, с помощью чего Моргана контролировала его любовь. Он сглатывает и продолжает, надеясь, что она не заметит: — И все те мысли, которые были у тебя под её влиянием, все чувства — они не были твоими. Они принадлежали ей. Тебе не в чем раскаиваться, и никто не обвиняет тебя в том, что произошло. Гвен прикусывает губу. Затем, как будто реальность смерти её брата только что обрушивается на неё, она снова падает к Артуру в слезах. — Элиан! — Она издаёт сдавленный крик, и этот звук разрывает сердце Артура на маленькие кусочки. Она всхлипывает, уткнувшись в его рубашку, и он плотнее натягивает одеяло вокруг них, практически зарывая их в кокон, но Артур хотел бы сделать больше. Впервые он желает, чтобы у него была какая-то магия, способная исцелить её измученное сердце. Это измена, и он хорошо об этом знает, но всё равно позволяет предательской мысли укрепляться в своём разуме. Но Артур может только утешить её и пожелать, чтобы Моргана была здесь и ответила за то, что сделала что-то подобное с Гвен — с тем, кого она некогда горячо любила как друга. Он бы мог, если придётся, жить в одном мире с Морганой, жаждущей его трона, и даже если он не в силах понять её ненависти к нему, он может притворяться, что то, как она рьяно отстаивает колдовство после долгих лет жизни при дворе Утера, не пугает его. Но причинять боль Гвен… Если бы Моргана была здесь, он бы убил её собственными руками. — Элиан умер храброй и благородной смертью, — шепчет ей Артур, прекрасно зная, что слов недостаточно, но он никогда не был хорош в том, чтобы выразить дорогим ему людям то, что было у него на сердце. — Он погиб, защищая тебя, и за эту честь я бы с радостью занял его место. Артур гладит Гвен по волосам и утешительно прислоняется лбом к её лбу. Они оба закрывают глаза и остаются в таком положении какое-то время. Как долго — Артур не знает, но до тех пор, пока слёзы Гвен не высохнут и она не перестанет дрожать как осиновый лист. Наконец Гвен отстраняется от него, вытирая слёзы и облегчённо вздыхая, что каким-то образом должно придавать спокойствие, которое Артур определённо не ощущает. Она берёт одну из чашек с чаем, половина от которой разлилась по постели, и подносит её край к губам, слегка морщась от дурного привкуса — горького, как и всё, что было на вкус с тех пор, как Моргана притащила её в Тёмную башню. Она смутно понимает, что это её любимый чай, что Мерлин, должно быть, сделал его специально для неё, и новая волна вины затапливает её с головой, когда она осознаёт, что не в состоянии наслаждаться даже такими маленькими радостями. Но есть ещё кое-что — чувство, которое она не может полностью осмыслить, которое, она знает, что Артур не поймёт. Это гремит всем её существом, и она ненавидит себя за то, что ощущает это, но после всего того времени, пока она была загнана в ловушку мыслей Морганы, это чувство не покинет её. Артур видит огорчённое выражение на её лице и мгновенно наклоняется вперёд — сострадательный рыцарь в сияющих доспехах, которого она так любит. Его нижняя губа выступает вперёд от беспокойства, и он поднимает большой палец к её лицу, смахивая волосы с карих глаз. — В чём дело? — мягко спрашивает он, и она впервые видит круги под его глазами — тёмно-коричневые круги, которые она должна была заметить раньше — свидетельство того, как он устал, как он беспокоился за неё в последнее время. Она также замечает усталые складки, появившиеся на его коже — морщины, которых никогда не было раньше, и, несмотря на его заверения о том, что никто не винил её и во всём виновата Моргана, она знает, что её предательство сильно сломило его. Впервые она хочет вспомнить о том, что произошло, пока Моргана контролировала её, желает понять, как Артур узнал о её предательстве. Это единственное, о чём она хочет его спросить, но о чём не смеет даже упоминать. Гвен берёт его руку в свою и прижимает к щеке, пока слёзы тихо спадают с её ресниц. — Мне… — она знает, что он не поймёт, но всё равно делится, потому что ей самой необходимо разобраться в своих чувствах. — Мне жаль её, Артур. Артур немного приподнимается после этих слов, сильно встревоженный. — Прости?.. — он выглядит так, будто хочет позвать Мерлина обратно, хочет усыпить её и снова затащить в то чудесное озеро, чтобы ещё раз окунуться. Гвен одаривает его лёгкой улыбкой — больше опечаленная смешным выражением его лица, чем радостная. — Моргана. У меня… пока она контролировала меня, у меня было ощущение, словно она сидела внутри моей головы, как будто её мысли были моими собственными. Во всём, что я делала, я сталкивалась с чувствами, которые не были моими, как ты и сказал. Я чувствовала такую необъятную… пустоту. Я не заботилась ни о ком и ни о чём, кроме Морганы, жаждала только того, что она хотела. Меня переполняла горечь от необходимости ненавидеть всех вокруг себя. И теперь я не могу не задаваться вопросом, чувствует ли она то же самое всё своё время. Это было так… одиноко, — вздрагивает она от воспоминаний. Артур снова обнимает Гвен, притягивая её к себе и кладя подбородок ей на голову. Некоторое время он не реагирует, поэтому Гвен думает, что он заснул сидя, и, возможно, было бы неплохо проснуться утром вот так, в его руках, отважно защищающих её от кошмаров. Но вскоре она понимает, что спать так было бы довольно неудобно. Хотя и гораздо лучше, чем когда она пыталась спать в своём плену. Она только хотела бы, чтобы эти руки были вокруг неё, пока она томилась в Тёмной башне. Затем Артур говорит: — Гаюс сказал, что жертвы этого… чего бы она с тобой ни сделала, обречены быть пустыми сосудами для колдуна. Внутри них остаётся совсем немного от того, что делало их собой. Пауза. — Так вот как ты меня спас? — наконец говорит она вполголоса. Похоже, Артур не хочет исследовать эти новообретённые чувства симпатии к Моргане. — Да, наверное. Я верил, что какая-то часть тебя всё ещё любила меня, и колдунья, которая помогала нам, была убеждена, что это важно для твоего спасения. — Он замолкает, словно глубоко задумавшись, когда вдруг чувствует, как она покидает его руки, откидываясь на подушки. Он не присоединяется к ней — не сразу. Он измучен и обессилен, но спать ему сейчас совершенно не хочется. — Артур, — хрипло шепчет она, поскольку ей нужно это сказать, и он поворачивает голову, чтобы взглянуть на неё, потому что он никогда не сможет отказаться от этого голоса. Её глаза полны печали, когда она протягивает ему руку. Он берёт её и ложится рядом. — Я никогда не перестану любить тебя, что бы с нами ни случилось. Независимо от того, насколько могущественна магия, которая разлучает нас, у тебя всегда будет моё сердце, Артур Пендрагон. Он поворачивается, чтобы взглянуть на неё, видит её небесное лицо, обрамлённое подушкой и шелковистыми локонами, и желает, чтобы этот момент длился вечно. Созерцательный взгляд на её лице напоминает ему тот раз, когда он впервые поцеловал её — в её доме — и он знает, что для него она никогда не перестанет быть той юной девушкой, которая научила его скромности и тому, как по-настоящему кого-то любить. — А у тебя моё, — мягко отвечает он. Он хочет продолжить, сказать всё, что думает о ней сейчас, сказать ей, как она прекрасна в этом лунном сиянии и как ему повезло, что она его королева, но только одна мысль не покидает его голову. Как она может жалеть Моргану после всех ужасных вещей, что ведьма сделала с ними, с ней? Будто читая его мысли по лицу, Гвен подаётся вперёд и говорит: — Она твоя родная сестра, Артур. Она не всегда была злой. И даже если я была для неё каким-то пустым инструментом, я ясно видела её эмоции, когда мы разговаривали. Она больше не похожа на ту девушку, нашу милую Моргану. Я видела её гнев, её горечь по отношению к тебе и Камелоту. И всё, что у неё есть сейчас — это желание отомстить и занять твой трон. — Она наклоняется вперёд и берёт его руки в свои. — Но у нас есть гораздо больше. Даже если бы мы были, — улыбается она воспоминаниям, — простыми фермерами, у нас всё равно было бы куда больше, чем она могла бы иметь в качестве королевы. Даже если бы она каким-то образом забрала Камелот, что тогда? У неё нет никакой цели, кроме этой — не после того, как она лишила себя всего в своей злобе и ненависти. Мы любим друг друга, Артур, и это стоит всех королевств в мире. Артур наклоняется так, что их губы застывают друг против друга на расстоянии дыхания, и улыбается. — У тебя доброе сердце, Гвиневра. Ты права, конечно. Он не уверен, что теперь будет описывать свои чувства к Моргане как жалость, потому что её горечь не оправдывает всего, что она сделала, но он понимает. Их губы нежно соприкасаются, и Артур надеется, что когда-нибудь Моргана тоже поймёт. Поймёт, почему даже после всего зла, что они причинили друг другу, он не может заставить себя ненавидеть её так, как она ненавидит его.