Зависимость

В комнате окна завешаны шторами, которые не открывались уже неизвестно сколько времени, не пропуская сквозь себя не единого солнечного луча. За окном по отливу барабанит дождь дополняя и без того угнетающую атмосферу. В помещении пахнет кислыми бычками дешевых сигарет, потом и затхлостью. Барнс сидит на полу прислонившись к стене и докуривает очередную пачку. На пыльном полу лежат шприцы. Кофта, которую он уже не менял чёрт знает сколько времени, со стороны предплечья вся покрыта слегка почерневшими кровавыми следами, оставшимися от многочисленных уколов. Сама же рука пестрит от синяков, от свежих красно-багровых до жёлтых и зеленоватых. Эффект от героина только-только начал отпускать. После дозы он действительно забывает обо всем. Вокруг него нет ничего и никого. Нет ничего, ни приятного, ни ужасного, мир и покой. Нет никаких галлюцинаций, никаких дышащих предметов или муравьев под кожей или других плодов больного воображения. И при этом память как будто уничтожается, хотя ему так хочется продлить все это. Но в последнее время с этим туго, барыги ставят высокие цены, а сами добавляют в наркотики невесть чего. От мыслей о составе препарата к горлу подступает комок, появляется рвотный позыв и Баки ползёт до унитаза. На ватных коленях заползает в туалет. Скелет, оставшийся от некогда прекрасного солдатского тела, пульсирует и давит из пустого желудка не рвоту, а одну лишь зелёную слизь. Он давится этой мокротой и отстаётся сидеть рядом, оперевшись на холодную плитку. Проходит некоторое время, прежде чем он решается вернуться в комнату. Ноги превратились в желе и трясутся, как белье на верёвке. Страшно это видеть. Некогда улыбчивый Баки, сам Баки Барнс, с прекрасной шевелюрой и лёгкой небритостью, сейчас вызывал только отвращение, и возможно, жалость. Борода очень сильно отросла, и стала похожа на мочалку, а сам он выглядит скорее убого, чем привлекательно. Он садится на своё прежнее место и смотрит в пустоту. Утонув в своих собственных мыслях, которые словно черви, вгрызаются ему в мозг, он не услышал, как в квартиру зашёл человек. Он принёс с собой частичку улицы, немного запаха дождя и свежести, а так же слегка уловимый сладковатый запах выпечки. Он тяжёлой поступью идёт по коридору, а затем заходит в комнату. Это Стив. Дорогой Роджерс. Единственный, кто не оставил его, и не прекратил пытаться помочь другу. Он не вписывается в эту мрачную депрессивную обстановку — он слишком хорош. Яркие голубые глаза осматривают комнату, пока не находят друга, страдающего от зависимости уже так много времени. И в этот момент свет в глазах становится тускнее, а улыбка, вызванная надеждой, но то, что вдруг Барнс решил завязать, пропадает с лица, остается лишь сожаление и безысходность в его глазах. Стив ставит пакеты с едой на стол и садится рядом с Баки на грязный и пыльный пол. Некоторое время смотрит в одну и ту же точку на стене, надеясь увидеть то, что привлекло внимание солдата. Потом переводит взгляд на него. — Баки, что же ты со мной творишь… — на глазах выступают слёзы от нахлынувших воспоминаний о том, как он когда-то выглядел, и о том, каким он был. По-дружески кладёт руку ему на плечо, а потом не сдерживается, и обнимает его всего, оставляя на поношенной и грязной одежде маленькие влажные капли от слёз. Так они сидят некоторое время. Барнс всё так же смотрит в стену, будто ничего другого в этой комнате не замечает. Проходит ещё минут пятнадцать, пока он не поворачивает голову к Стиву, и не замечает, что в комнате он один. Есть, и всегда был. Стив не появлялся в этой квартире около двух лет. Да, примерно столько. Роджерс далеко от сюда. Лежит в могиле, под памятником, окружённым цветами, и ни чуть не выцветшей эпитафией: «Прощай Стив… Прощай Капитан Америка…» Дата: 04.07.1920 — 19.09.2019. И последняя строчка, написанная фигурным текстом: «Мы запомним тебя именно таким. Потому что память о тебе никогда не умрёт».