...but damn we try

Брэдли не мог поверить в случившееся. В буквальном смысле выпрыгивая из машины, он быстрым шагом прошел к дому Стефани. Сжимая ту самую злополучную газету, он старался держать себя в руках и нервно постучал в дверь. Машинально опустив взгляд, он обратил внимание, что в его ногах лежит точь-в-точь такая же газета, сверкая заголовком «Леди Гага беременна!» и насмехаясь: «А ты узнаешь обо всем последним, словно никто. Ты — никто, Брэдли. Никто!» Купер со всей злостью рыкнул и пнул газету с порога. Он стоял перед дверью еще несколько секунд, прежде чем его впустили в дом. Стефани не стала прятаться от него под косметикой и яркой одеждой, с ним она знала, что можно быть самой собой, он видел ее насквозь и принимал любой. С ним она могла быть обессиленной после нескольких мероприятий подряд, больной от того, что по безрассудству мокрая после концерта постояла на сквозняке, расстроенной какой-то новостью, слабой, ведь только Брэдли было известно, как она устала быть все время сильной. Открыв дверь, она даже не одарила его улыбкой, как обычно бывало и не бросилась ему в объятья, лишь отступила и отвела глаза. Она не узнавала себя в последние годы, со времен, как встретила его. Ей было неловко. — Так ничего и не скажешь? — Брэдли даже не пытался скрыть свою злость, но, все же, несмотря на это, в его голосе чувствовалось не утраченное тепло по отношению к Стефани. Тепло, которое, по его убеждениям, не угаснет никогда. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь. Брэдли совершенно не знал что делать и как правильно поступить. Он был зол. Он злился на вечно сующих нос не в свое дело журналистов, злился на Стефани, которая по непонятным ему причинам ничего не сказала и не собиралась, злился на себя за само чувство, когда хочется перевернуть весь мир с ног на голову, и ты ничего не можешь с этим поделать. — Ты ведь уже и так все знаешь… — тихо ответила она, указывая на газету в его руках. — Да, я все знаю, — повысил голос Купер, — Я все знаю! Знаю, черт возьми! Вот только не от тебя! Он яростно швырнул газету на пол, а на глазах Стефани выступили слезы. — Ты вообще не должен был об этом узнать! — постаралась выкрикнуть девушка, но ком в горле заглушил ее порыв. Все еще стоя в прихожей, она уперлась спиной в стену, и сползла по ней вниз, усаживаясь на пол, и скрывая лицо в ладонях, — Никто не должен был… — Не должен? Кто решил за меня что я должен знать, а что нет? Кто возложил на тебя ответственность принимать подобные решения? Какое ты имела право скрывать от меня это? — схватился за голову Брэдли, стараясь унять злость, — Да ты даже и не подумала, что не напиши обо всем таблоиды, я бы однажды узнал обо всем сам. Живот не спрятать под тонной косметики, под которой ты все эти годы успешно пряталась сама. Брэдли прикрыл глаза и шумно вздохнул, понимая, что ведет себя как идиот и злость на утреннюю статью он совершенно по-скотски выплескивает на Стефани, которая чуть ли не рыдает в паре шагов от него. Ему больно было видеть результат своего бешенства в виде дорогого сердцу плачущего человека и он был абсолютно уверен, что она не стала бы выносить на всеобщее обозрение такие вещи, не смотря на ее огромную любовь показать себя на камеру со всех ракурсов. Мужчина подошел и присел рядом с ней. — Прости меня, — убрав ее руки от лица он сжал их в своих, и виновато посмотрел на нее, — Я сам не свой из-за этой новости. Стефани ненадолго задержала свой взгляд на нем, а потом будто без сил склонила голову ему на грудь. — Как ты себя чувствуешь? — просил он, прижимая ее к себе. — Мне страшно, — ответила она. Если в словах Брэдли не было ничего удивительного, ведь его всегда искренне интересовало состояние Стефани, то слова девушки были не совсем привычны. Она никогда не скрывала от Купера своих страхов, в этом не было смысла, ведь он читал ее как открытую книгу и с ним она могла дать себе слабину. Большинство страхов были на самом деле типичны и конкретны, как она признавалась сама, а так же столь незначительны, как она понимала сейчас. Но был один страх, который выделялся из всех.

***

Брэдли со смехом прикрыл уши Стефани, чтобы она не оглохла и крикнул: — Чего так долго? Время! Услышав крик режиссера, съемочная группа быстрее зашуршала, готовя аппаратуру к очередному дублю. В тот день, что стоял особняком в памяти обоих, они снимали сцену игры Джексона на фортепьяно. По сюжету он должен был просто играть мелодию, а Элли только слушать, без диалогов. Брэдли, зная как Стефани важна эта песня, решил сымпровизировать. После команды «мотор», он начал играть ранее заученную мелодию, но когда дубль был успешно снят, Купер не остановился а, неожиданно для всех, не выходя из роли, запел. Эффект был произведен даже лучше, чем он ожидал. Почти вся команда была тронута до слез, и все замерли приоткрыв рты. Не растерялась только, разве что, Стефани и, немного не дослушав пение, подыграла мужчине и поцеловала его, оставляя свои жгучие слезы на его лице. Тогда Стефани не понимала играла ли она роль или же пошла на поводу у внезапно нахлынувших и уже долгое время не дающих покоя чувств. Она понимала тогда только одно и это был тот самый страх. Едва прозвучала команда «стоп», съемочная площадка залилась аплодисментами и Брэдли, посмотрев на плачущую девушку рядом, посмеялся. Потянувшись к ней, он взял ее лицо в ладони и вытер слезы, а Стефани не переставала улыбаться. — Я начинаю бояться, что влюблюсь в тебя, — произнесла она. Не смотря на всю серьезность и правдивость слов, звучали они несколько шуточно, чтобы более ярко высказать свое удивление произошедшим. Вот только, к тому времени, Брэдли понял, что то, чего так боялась Стефани, ему уже более не страшно.

***

— Мне тоже, — ответил Брэдли, не спеша подниматься с пола. Спешить ему не куда, а потому нежно поглаживал спину девушки, — но мы все преодолеем. Вместе. И тогда до Стефани дошла ломающая все стереотипы истина. Все чего-то боятся, в конце концов. Нужно искать того, кто будет принимать и понимать твои страхи. Пусть он лучше боится и преодолевает эти страхи с тобой, чем будет отстранено и безучастно наблюдать, пышущий своим бесстрашием и будучи на грани насмешки. Брэдли в точности подходил под описание и именно поэтому рядом с ним ей становилось спокойнее. Он был ее человеком, таким родным и теплым. Ей не нужна была любовь всего мира, как когда-то считала она. Ей достаточно было только сидеть вот так прижавшись к его груди и слушать тишину. — Я не знаю как это вышло, но я обещаю, что выясню, — заговорил Брэдли, — я никому не позволю разрушить то, что мы трепетно строили. — Я люблю тебя. — после некоторой паузы произнесла Стефани. Ее порыв поставил в замешательство обоих. Брэдли замер. Казалось, он даже перестал дышать, слыша как отдается ее признание в голове на повторе. Это был первый раз, когда кто-то из них откровенно заговорил о чувствах и такой громкий, заставляя сердце биться быстрее. Брэдли чувствовал себя пристыженным, ведь он так долго набирался смелости, чтобы сказать ей эти самые слова, но Стефани оказалась смелее его. Девушка почуяв неладное отстранилась и уставилась на него. Слезы давно уже высохли, поэтому на лице девушки была лишь растерянность. В голове сразу зашевелились мысли, что сморозила чушь, зря ляпнула, слишком рано, слишком поздно, не стоило этого делать вообще, но Стефани собрала волю в кулак и отбросила их. Была не была. — Все в порядке? — она коснулась рукой его щеки и тогда он вздрогнул. Он посмотрел ей в глаза, стараясь выяснить серьезно ли говорила Стефани или же ему и вовсе послышались эти слова. Но в ее глазах было столько уверенности и нежности, что они были готовы ее разорвать, от того девушка с трудом прятала счастливую улыбку. — Просто пытался поверить своим ушам, — посмеялся Бредли. Сразу стало так легко, словно камень упал с души. Хотелось кричать на весь мир о своих чувствах но, в то же время, не хотелось, чтобы кто-то о них знал. Узнай мир об их отношения, поползут всевозможные слухи, доводы, ложные убеждения. Именно поэтому Купер сторонился прессы и предпочитал оставлять свою жизнь без комментариев. Чем меньше о ней кто-то знает, тем спокойнее за нее. Он притянул Стефани к себе и с нежностью поцеловал.

***

Вечеринка была в самом разгаре, громко играла музыка, всюду сновали разношерстные артисты, каждый второй оскароносец или номинант. Стефани выбившаяся из сил проследовала в уборную. Она была как выжатый лимон. За последние дни она стала замечать многие изменения в своем организме, но большинство из ожидаемого, к великому счастью, обошло ее стороной. «Ну или почти, » — сглотнула девушка подступающую тошноту и сделала глубокий вздох, смотря на свое побледневшее лицо в зеркале. Брэдли куда-то утащила команда «Зеленой книги», со словами «Мы на минутку», всучив тому бутылку шампанского. На вопрос «Куда?» Вигго со смехом ответил: «Бить в лоб режиссера, в честь успеха!». Марк убежал куда-то с «Оскаром». Стефани тем временем пыталась отдохнуть и прохаживалась между кучковавшихся и бегающих между кучками актеров, режиссеров, сценаристов и прочих. Несколько раз ее звали присоединиться, но она не задерживалась надолго в их обществе, коротко ответив что-нибудь и улыбнувшись, она ловко убегала. Было сложно поверить, но ноги ее уже не держали. Хотелось спать, но стоило ей только отвлечься, как ее кто-то взял под руку и она испугано обернулась. — Ну ты подруга сегодня зажгла! Признавайся, как давно у тебя роман с этим красавчиком? Под руку со Стефани стояла Мадонна собственной персоной и восторженно начала рассказывать о том, что испытала, когда наблюдала за ее выступлением с Купером. Потом последовал рассказ о том, как она ходила на премьеру фильма и прониклась им. Стефани улыбнулась бесконечной и приятной болтовне, как будто встретила старую болтушку-подругу, которую прорвало и она не знает как остановиться. Девушке было приятно получить столько комплиментов от столь почитаемого артиста, но она не могла понять в чем дело? Мадонна говорила с ней так, словно не было этих восьми лет холодной войны, а как будто они вчера вместе таскались по магазинам и сейчас она пришла обсудить купленный не по размену лифчик. — А ты, сколько смотрю, чего-то сегодня совсем не пьешь… — заметила Мадонна, — Ты знаешь, что быть трезвым оскароносцу в день триумфа — страшный грех, а ну пойдем исправлять ситуацию! Стефани засмеялась, когда Луиза потащила ее к бару, но не могла сопротивляться. Когда дамы расселись по стульям, Мадонна сделала заказ. — Ну, за тебя, подруга, — сказала она, выпивая залпом бокал шампанского, после чего удивленно уставилась на подругу, — Ты чего? — Я… Не хочу, — уклончиво ответила Стефани, — Мне кажется, сейчас важно сохранить ясность ума. — Интересно для чего? — засмеялась женщина, выпивая второй бокал шампанского, —  Боишься оказаться по утру в одной кровати с Купером? — Что? — встревожилась девушка. — Да брось, когда ты отказывалась от шампанского? — подозрительно прищурилась Луиза, — Я не узнаю тебя… Рассказывай в чем дело?