Прощай и здравствуй

      «Это всего лишь Время», — сказал как-то один мудак, не подозревая, что с того злополучного дня только оно и имело для меня значение.       Сначала Время играло против. Потраченное на поездку в аэропорт, оно показалось вечностью, и только злобная рожа таксиста, рассчитывавшего уже закончить работу, но вынужденного везти меня в PIT, остановила от попытки трусливо повернуть назад, артистично превратив слёзы и сопли в иллюзию насморка.       Каким-то чудом я смог.       Зарегистрировался, избавился от нехитрого багажа, погрузился в самолёт. Был почти горд собой — я же, ебать меня в рот, самый крутой педик столетия. Лучший. ОН же сам меня таким сделал.       Вот только зачем, блядь? Разве я об этом просил? Теперь понимаю — вариантов-то не было: реши я вернуться, если не разгневанный моджахед за рулём, то разочарованный взгляд Брайана меня бы точно прикончил.       Не понимал, что это была лишь отсрочка. Хоть и не сразу, чёртово Время убивало меня. Время, прожитое без него.       Не сдался и потом, когда готовый выть на луну от безденежья и тоски, ночами ел себя поедом за то, что так легко отказался от нужного, получив эфемерное.       Разве стоила секунда славы от победы в бессмысленной номинации «Лучший ученик Великого Брайана Кинни» фантомной боли из-за отсутствующего на пальце кольца, легкомысленно оставленного в Питтсбурге и саднящего словно кусок разорванного сердца. Боли, изматывающей одинокими ночами.       А ведь почти получилось: двадцать восемь дней семь часов и сорок пять секунд продержался, даже работу нашёл перспективную — в галерее. Один звонок от грустного пьяненького Брайя — и всё, включая Время, массово полетело к хуям.       Нет, ну конечно мы перезванивались и раньше, как два давних приятеля: вроде и не о чем говорить, но приходится — «старая дружба» обязывает.       Но вот единственного вопроса «А ты меня ещё любишь?», застигшего врасплох с утра пораньше, хватило, чтобы забить на работу и подорваться в Питтсбург, как был, почти без вещей.       А эта сука даже и не собиралась грустить. Он, оказывается, только из вежливости поинтересовался. Где, блядь, такой вежливости учат, в злоебучей Тихуане? Так у Аниты бы и спрашивал — на пятой букве алфавита вся любовь и закончилась бы. Вместе с товаром.       Взял, блядь, дорогущий билет на ближайший рейс, примчался в лофт, думал всё — помирает, раз такие каверзные вопросы задаёт. Ага. Дважды. Вместо почившего владельца обнаружил лишь смятые простыни, пустые бутылки да использованные презервативы в таких невероятных количествах, словно это не холостяцкая берлога, а ангар для всеамериканского трахомарафона.       Поехал в «Киннетик», как раз успел к ланчу — «умирающий» закусывал очередной аппетитной задницей. Скандал закатывать не стал. Это же Брайан Кинни. Он же, сука, всегда одинаково страдает — с выпивкой и горячими парнями. Взаправду подыхать будет, но фасон удержит. — Какого хуя припёрся?       Вот даже не жди слышать правду: — Картину заказали «Упёртые быки Нью-Йоркской фондовой биржи», захотел по привычке нарисовать мускулистым животным твои глаза и яйца. Не смог вспомнить форму и цвет. Потребовался оригинал.

***

      Через двадцать дней девять часов тридцать пять секунд история повторилась. Как по заказу, накануне моего дня рождения позвонил Тэд: — Брайан совсем слетел с катушек: новых контрактов нет, да и старые клиенты уже засматриваются в сторону конкурентов. А чего ещё ждать? Владелец в хлам уже почти три недели и неустанно трудится только над парнями в «Вавилоне».       У меня были свои планы. И не один из них не был связан с вонючим Питтсбургом. Но ни Времени, ни Теодору Шмидту, ни мистеру Вертел-Вас-Всех-На-Своих-Девяти-Дюймах до этого не было никакого дела.       Во второй раз я был полон решимости наконец-то утереть нос Времени и тому мудаку, что был ещё недавно для меня пострашней и исламских террористов, и клопов в Чайна-тауне.       И всё равно бросил всё и примчался. СПАСАТЬ того, кто никогда не нуждался в спасении.       Забил на карьеру — сорвав встречу со своим первым заказчиком, на новых друзей — не появившись на собственной вечеринке в клубе. Кинул потенциального любовника, с неделю обхаживающего меня словно принцесску. Забыл про всё, лишь стоило снова увидеть Кинни, такого... непривычно жалкого. И привычно упёртого.       В полщелчка включился в работу, встречаясь с клиентами, будто в угаре, навыдавал идей, наплодил эскизов, макетов. Предоставляя полный доступ к своей, прикрывал задницу Кинни во всех других смыслах. Не заметил, как снова стал счастлив. Рядом с ним. Как раньше.       Но сучье Время и в этот раз не дремало. Захуем было тащиться к показательной парочке гейских женатиков, чете Новотны-Брукнер?       Каюсь, здесь я сам накосячил — после нью-йорских лишений к ядовитому розовому туману счастливой семейной жизни я был не готов. Он подействовал на мозги похлеще абсента и мексиканских транков. Представляя, как на их месте могли бы быть мы с Брайаном, я сорвался.       В благодарность за то, что вытащил его из дерьма, он мог хотя бы промолчать. Но нет. Реакция Кинни была ожидаемой и мгновенной — и я уже летел обратно в Нью-Йорк.

***

      В третий раз знакомый маршрут был приятен: осознание собственной значимости и нежелание потворствовать легкомысленным дебилам наконец взяли верх. Каких-то пять лет и я вылечился. И что ты мне втирал про Время, Кинни?       Он несколько раз звонил мне, я скидывал звонок. К чему перегружать телефон — ведь нам больше незачем говорить. Я больше не тот жалкий неудачник, готовый по чужой прихоти в любой момент отправиться назад, в Питтсбург.       Но мамино воспитание победило — мне стало стыдно, и я всё-таки перезвонил ему, а вдруг зря себя накручиваю и это просто рабочий вопрос по брошенным в Питтсе проектам. Теперь уже Брайан не стал разговаривать со мной. Ну и хрен с ним.

***

— Джастин, твой телефон разрывается. — Я не могу подойти, ответь, — балансируя на стуле, пытаюсь починить душ. Скоро я стану известным и богатым и наконец съеду из этой коммунальной дыры. — Тебя какой-то Майкл, — пояснила соседка, прежде чем передать трубу мне.       Майкл?! Да что за нахуй? Пусть хоть что с тем уёбком, в Питтс не поеду. От таких мыслей перехожу сразу к делу: — Мне плевать, что случилось, я больше в ваших делах не участвую. — Пока ничего, но с вами или без, мистер Тейлор, непременно случится. — Простите… Я думал, это мой друг.       Ну вот, совсем свихнулся, признав Новотны за друга. — Это Майкл Брэнден, я представляю художественную галерею Нового Южного Уэльса. Вас рекомендовали как перспективного художника. У меня к вам интересное предложение — поучаствовать в создании выставки для Марди Гра в Сиднее. Правда, эта работа на добровольных началах, но перелёты и проживание полностью за наш счет. Ответ мне нужен сейчас. Вы согласны? — Да, — я на всё готов согласиться. Кроме Питтса.

***

— Брайан, ты как хочешь, но я уже опаздываю. До понедельника. — Стой, Синтия, закажи мне билет в НЙ на утренний рейс. — Если ты летишь к Джастину, то его там нет. — С каких пор я должен отчитываться захером мне в НЙ? Блядь, и где же ОН?! — В Сиднее, на Марди Гра. Между прочим, наш блондинчик номинирован на Короля карнавала. — А ты-то с какого хера в курсе? Блядский Тейлор, всё королевская мантия покоя не даёт! Идиот наивный. Сиднейский Марди Гра — это тебе не в местечковом «Вавилоне» задницу отклячивать, где каждый норовит ему сам подставиться. Там как бы самому, сука, задницей не ответить. Блядь, те­перь точ­но из-за пиздёныша в такую даль лететь при­дёт­ся — стря­хивать с ушей мел­ко­го зо­лотую пыль­цу, ина­че вся­кая мразь, как на­воз­ные му­хи, в миг сле­тит­ся на Его Бе­лоб­ры­сое Ве­личес­тво. Хо­тя ка­кой из не­го Ко­роль? Ко­роль здесь толь­ко один, а мел­кий, так и быть, пусть в прин­цес­сках по­ходит. — Не получится. Королевой карнавала уже выбрана Шер. — Жаль. Мелкому с этой шлюхой не тягаться. — Брайан, ты верно забыл, что я её фанатка с детства? Шлюхой?! То, что у шикарной дивы много поклонников и мимолетных романов, не делает её шлюхой. И если уж на то пошло, не знаю как Король, но одна шлюха здесь точно присутствует. — Ты, надеюсь, не о себе? Знаешь, я не настолько стар, чтобы следить за похождениями древней пизды. Ты вроде опаздывала? — Между прочим, она хоть и натуралка, но ярая защитница ЛГБТ, и известный филантроп, и... — Вот, блядь, не знал, что ты так болтлива. Хватит умничать, уволю. Короче, с хрена ли ты здесь стоишь ещё? Слышала — в Сидней, на ближайший рейс.

***

— Линдси, какого члена пиздёныш очутился на Марди Гра? — Постой, ты же сам попросил. — Не припоминаю, что просил делать из него Королеву бала. — О чём ты? Разве тебе Синтия не рассказывала? Королева там Шер. Она потрясающая. Хедлайнер, а мальчики... так, фоном пойдут. — Избавь меня от ненужных подробностей. Многовато на мою голову за один вечер поклонниц поп-идолов семидесятых.

***

— Сэр, простите, но вы не можете лететь этим рейсом, ваш билет забронирован на Брайана Тейлора-Саркисяна. — Ну так разбронируйте и выпишите на моё имя. — Увы, сэр, вы не похожи на почтенного господина семидесяти с лишним лет. Приобретение билета на имя иного лица без его согласия запрещено законом. По правилам авиакомпании этот билет недействителен и подлежит аннулированию. Вам придётся купить новый. Но боюсь, сэр, вы уже не успеете на этот рейс. — Блядь, даже не сомневайтесь во мне, сэр. — Коалиция, блядь. Вернусь и поубиваю сучек, но одну сперва уволю. Честно. А сначала добраться бы до третьей — успеть открутить к хуям её венценосные яйца.