***
Так Чуя и оказывается в складе на окраине города. Он прочесывает помещение, пока Дазай осматривается снаружи. Чуя не знает, что ищет, но, по словам Дазая, он поймет это, «как только увидит». Чуя закатывает глаза. Что ж, по крайней мере, он знает: Дазаю нравится его общество, потому он его и достает. Чуя видит движение за строительными лесами и осторожно проскальзывает к заграждению, чтобы узнать побольше. Отслеживает тень и, разглядев подозреваемого, проглатывает вздох, которым мог бы себя выдать. Впереди — он сам. Точная, до последней детали, копия. Он следует за своим двойником, не собираясь нападать, пока не выяснит, что происходит. — Эй, Дазай! — зовет доппельгангер. Чуя хмурится. Какой смысл привлекать к себе внимание? Стоит Дазаю коснуться двойника, как тот исчезнет… Так зачем звать его специально? Доппельгангер поднимает вверх карманные часы. — Ты притащил меня сюда ради них? Чуя немного сдвигается, чтобы посмотреть на лицо Дазая. Сам он не разглядел в своем двойнике ничего, что указывало бы на самозванца, но, может, Дазай разглядит. Чуя ждет, пока Дазай поймет, что перед ним фальшивка, придумает план и подаст знак. Дазай широко усмехается. Он слишком далеко, чтобы хорошенько рассмотреть доппельгангера. Похоже, пока он не заметил ничего странного. Чуя попытается подать знак сам, когда Дазай подойдет поближе, потому что сейчас он скорее попадется на глаза доппельгангеру, чем Дазаю. — Это то, что нужно! А еще говорил, что помогать не будешь, — отзывается Дазай. Чуя в ответ закатывает глаза. Доппельгангер скрипит зубами, кажется, он собирается огрызнуться, но не успевает: в этот самый миг его грудь в районе сердца пронзает что-то острое, похожее на ленту Расёмона. Повсюду кровь. Дазай распахивает глаза и бросается к доппельгангеру. Чуя спешит к ним, но не успевает привлечь внимание Дазая, как слышит щелчок. — Черт! — Ему едва хватает времени выпрыгнуть в ближайшее окно. Склад взрывается. Чтобы смягчить приземление, Чуя делает себя настолько невесомым, насколько это возможно, учитывая ударную волну от рухнувшей крыши. — Черт! — повторяет он. Как близко к взрыву находился Дазай? Черт, черт. Чуя бросается через горы обломков туда, где должен быть Дазай, но густая пыль не позволяет ничего разглядеть. Откуда-то доносится кашель. Чуя озирается по сторонам, пока не замечает Дазая. Покачиваясь, тот встает на ноги и бросается к горящим обломкам. — Чуя! — в панике зовет он. Чуя никогда еще не слышал в голосе Дазая столько боли и ужаса, и тот факт, что играть ему не перед кем, лишь усиливает впечатление. Удивление заставляет Чую прикипеть к месту. Дазай… напуган. Потому что думает, что потерял Чую. Все его разговоры о «любит-не любит» и о том, чтобы попытаться быть вместе — это одно, но... Дазай зовет его, пытаясь разобрать завал. Эти крики заставляют Чую отмереть. Он умудряется добраться до Дазая, хватает за пояс и оттаскивает, пока тот не угробил свои руки. Дазай бьет Чую локтем в лицо, и он громко рявкает: — Дазай! Дазай тут же перестает сопротивляться, высвобождается из хватки, отстраняется и смотрит на Чую. Его глаза широко распахнуты, но на ногах стоит он нетвердо. По лицу стекает струйка крови, на боку расплывается алое пятно. — Чуя? — спрашивает он. Черт, и как реагировать на надлом в его голосе? — Ага. Дазай тянется к его лицу. С раненой руки капает кровь, несколько пальцев вывернуты под странным углом. Неужели Дазай так отчаянно пытался добраться до него? Чуя машинально отталкивает его руку. Нет, это уже слишком. Ему с таким не справиться, ему не по силам принять эту информацию и понять, что она значит. — Не надо размазывать по мне свою кровь, — бормочет он. У Дазая вырывается хриплый смешок, колени подгибаются, он падает на Чую, который с неохотой подхватывает его. Дазай прижимается лбом к его груди и трясется. Чуе приходится забыть о том, что ему все это не по силам, и он крепко обнимает Дазая, пока дрожь не утихает. — Дазай. — Ответа нет. — Дазай? — Чуя прислушивается к возможной реакции. — Дазай! — Он приподнимает Дазая, и его голова свисает набок. Дазай без сознания. — Проклятье. Чуя беспомощно смотрит на него, потом сгребает в охапку и тащит в сторону своего дома. Дазай не подает признаков жизни, безвольно обмякнув на руках. Чуя чувствует нарастающую тревогу — у Дазая наверняка сотрясение, и... Один неловкий шаг — и Дазай вздрагивает. — Ты что, притворялся?! — рычит Чуя. — Нет, — бормочет Дазай, утыкаясь лицом ему в плечо. Чуя бесцеремонно бросает его на землю и идет прочь, но уже через несколько шагов оборачивается. Невесело посмеиваясь, Дазай пытается встать. Его качает, колени дрожат. Тяжело вздохнув, Чуя возвращается и снова берет его на руки. — Как же я тебя ненавижу, — бормочет он. Дазай в ответ смеется громче. Потом прижимается к его плечу с чем-то похожим на облегчение. Чуя не может заставить себя злиться. Почему-то от этого еще хуже.***
Он кладет Дазая на диван и снимает с него одежду. Во время взрыва ему в бок впился осколок, отсюда и кровотечение. Еще у Дазая совершенно точно сотрясение, а руки в ужасном состоянии. — Только не засыпай, — говорит Чуя и сглатывает тяжелый ком в горле, пытаясь упорядочить мысли. — Я за бинтами и перекисью, хочу промыть тебе раны. Дазай в ответ что-то мычит. — Я серьезно, — говорит Чуя, предостерегающе тыкая в него пальцем, и идет в коридор. — Не засыпай. — Он был выше, — выдавливает Дазай, пока Чуя роется в аптечке. — Не сильно, конечно. Где-то на сантиметр выше тебя. Это должно было сразу меня насторожить. Вздохнув, Чуя берет бинты и марлю. — При твоем росте целый сантиметр — это очень много, — продолжает Дазай. Чуя скрипит зубами и сжимает бутылочку перекиси с такой силой, что чуть не ломает. — Полагаю, само нападение тоже должно было меня насторожить. В конце концов, обычно ты реагируешь быстрее. Но наблюдательностью ты не отличаешься, поэтому мог и не заметить нападения. Но вот рост… целый сантиметр… Ты бы не был Чуей, не будь таким коротышкой. Чуя захлопывает дверцу шкафчика и несется в гостиную, готовый придушить Дазая, но стоит ему войти, как он видит его слезы. Нет, Дазай не плачет, просто его глаза блестят — и точно от слез. Сердце сжимается, злость исчезает. Чуя садится на пол возле дивана и хватается за осколок, торчащий из бока. — Сейчас будет больно, — бормочет он, вытягивает осколок и быстро зажимает рану марлей, чтобы остановить кровотечение. Дазай вздрагивает, но не издает ни звука. Они оба молчат, пока Чуя промывает рану, пока накладывает на нее три шва и заматывает бинтами. Потом он берет руки Дазая в свои и осматривает. Один сломанный палец, два сорванных ногтя, один — почти сорванный. Ладони ободранные, обожженные, из них сочится кровь. — Твою ж мать, — бормочет Чуя. Дазай начинает смеяться и смеется даже тогда, когда Чуя как можно осторожнее вытирает с его ладоней кровь. Дазай и не морщится. Чуя делает это за него. — Это было так очевидно, — сквозь смех выдавливает Дазай. Будь на его месте кто-то другой, Чуя бы решил, что это истерика. — Но я не заметил, Чуя. Я ничего не заметил. Ладно, поправочка: может, у Дазая и правда истерика. Чуя обрабатывает сломанный палец и крепко приматывает к соседнему. — Ты запаниковал. — Я повелся, — говорит Дазай, то ли смеясь, то ли всхлипывая, а может, все сразу. — Повелся. Я увидел, как ты умер, и поддался эмоциям. Чуя осторожно состригает сорванные ногти, забинтовывает каждый палец. Он понятия не имеет, что происходит с Дазаем, поэтому решает разобраться с тем, с чем может, а именно — с ранами. — Чуя, — зовет Дазай, пытаясь подавить смех. — Понимаешь, что это значит? — Что у тебя сотрясение мозга? — Чуя, — с неприкрытым отчаянием повторяет Дазай. — Неужели это она? Любовь? Неужели у меня получилось? Чуя замирает, лишь наполовину забинтовав безымянный палец. И как ответить на такой вопрос? Как он вообще может ответить? — Я не знаю, — бормочет он, отважившись глянуть на Дазая. Его взгляд полон боли, и Чуя наконец-то понимает, что с ним происходит. — Наверное, — лжет он. А может, и не лжет. Он не знает, да и откуда ему знать? — С тебя сталось бы влюбиться, истекая кровью на моем диване и превращая мою жизнь в кошмар. Посветлев, Дазай расслабляется. — Я рад, что ты не умер, — шепчет он. Чуя забинтовывает ему палец и вздыхает. — А я рад, что не умер ты. Ответа не слышно, и Чуя переводит взгляд на Дазая. Тот тихо сопит, уткнувшись носом в подушку и закрыв глаза. Чуя невольно кладет руку ему на голову, потом обводит пальцем губы, касается ресниц, хоть и понимает, что, скорее всего, совершает ошибку. — Придурок, — бормочет он. К тому времени, как Дазай снова просыпается и изо всех сил делает вид, что не помнит ничего из случившегося, Чуя успевает выкурить целую пачку сигарет.