***
А еще Юра был страстным не только в музыке. Все уже привыкли к тому, что во время концерта Музыченко мог подбежать к любому участнику и присосаться вполне себе серьезным поцелуем, засовывая язык чуть ли не до гланд. Если ему, конечно, позволяли это сделать. Парни обычно не отталкивали его, но плотно сжимали губы. Все, кроме Паши. Когда это случалось в первые разы, он просто не успевал реагировать. А потом это стало уже так привычно, что он и не думал сопротивляться. Да если честно говорить, не посмел бы. Перед моральной силой он робел, физическая же его парализовала. А Музыченко, чувствуя это, пользовался. И, судя по всему, с нескрываемым удовольствием. Паше тяжело было выдерживать животный напор друга. Сколько раз его ноги подкашивались прямо на сцене и приходил он в себя лежа на полу только когда Юра отпускал его！Сколько раз ему приходилось подавлять непрошенное, но такое сильное, возбуждение！Он сбился со счета. А уж сколько раз он боролся с темнотой в глазах, когда Юра слишком сильно сдавливал его шею во время выступления. Но сопротивляться по-прежнему не смел. В какой момент до Музыченко дошло, что вполне можно пользоваться ведомостью Личадеева не только на сцене и работе, сложно сказать. Все получилось как-то само собой, настолько постепенно, что они сами заметили это слишком поздно, когда уже не было смысла в обсуждениях. Потому что Паша бы не посмел, а Юра бы не позволил.***
Первый раз это произошло когда они были в туре. Личадеев задержался в гримерке после очередного концерта. Спина ныла неимоверно - все-таки таскать несколько часов нелегкий инструмент, при этом не забывая танцевать, то еще удовольствие. Сидя перед зеркалом, он пытался сам себе хоть как-то размять ноющие плечи. Музыченко ввалился в комнату резко, неловко споткнувшись, словно его кто-то втолкнул. - Пааашенька, - с улыбкой протянул, не глядя закрывая за собой дверь, - Ты что скучаешь？ - Ничего, - Паша резко опустил руки и сложил их на коленях, словно его застукали за чем-то непристойным, - Прийти в себя пытаюсь. Музыченко опустил глаза и чему-то усмехнулся. Медленно подойдя к другу и встав позади, положил ладони на напряженные плечи, чуть сжимая. - Устал？ - Да нет. Немного, - проговорил Личадеев, понимая, что под опытными прикосновениями напряжение отпускает. Точнее, опускается ниже . Когда он осмелился поднять глаза на их отражение, понял, что Юра изрядно пьян. - Ох, Пашка, Пашка, - с какой-то блаженной улыбкой Юра склонился над другом, утыкаясь носом в нежное место, где шея переходит в плечо. Глубоко вдохнув, пробормотал: - Чем ты пахнешь？ - спросил, сильнее вжимаясь носом . - Не знаю, - гулко сглотнув, ответил Личадеев, чувствуя, как по спине бегут мурашки, и повел плечами, - Не надо. Я грязный и потный. В душ не успел сходить. Музыченко только сильнее сжал его плечи. - Не двигайся. Одна рука с плеча переместилась на шею, чуть сжимая. Не сильно, только чтобы дать почувствовать небольшое давление, но Паше показалось, что он сейчас задохнется. Он открыл рот и попытался сделать вдох, но его губы накрыл чужой жаркий рот. Юра целовался глубоко, властно, не ждал, что ему ответят. А Паша и не пытался. Он замер, слыша только собственный пульс в голове. Личадеев понимал, что это уже далеко не шутки, и хрен знает, чем может закончится, но сделать ничего не смел. Да черт, он даже пальцем шевельнуть не мог. Тем временем рука Юры, потеряв всякий стыд, поползла ниже по телу друга. Замерев на секунду, накрыла топорщуюся ширинку Личадеева. Тот только вздрогнул, вцепившись пальцами в сиденье стула. Его отпустили настолько резко, что Паша почувствовал себя так, словно вынырнул из холодной воды. Он дрожал, как в лихорадке, пытаясь прийти в себя. - Иди сюда. Чужой голос ударил прямо по нервам. Личадеев обернулся и увидел, что Юра развалился на диване, широко раздвинув ноги, и расстегивал ширинку. Паша не сомневался ни секунды. Медленно встав, он осторожными шагами направился в сторону друга. - Подожди, - неожиданно остановили его. И Личадеев конечно же замер. - В шкафу бутылка водки. Возьми. Паша, еле оторвав взгляд от уже откровенно надрачивающего себе Музыченко, достал из шкафа полупустую бутылку. Ответом на вопросительный взгляд аккордеониста была улыбка и похлопывание ладонью по дивану рядом с собой. Личадеев аккуратно опустился рядом, протягивая тому бутылку. К его удивлению, Юра не сделал ни единого движения чтобы забрать ее. Только отрицательно помотал головой: - Пей. И Личадеев пил. Прямо из горла, чувствуя, как слезятся глаза и перехватывает дыхание, как горит горло. Как Музыченко целует его шею, лижет двигающий при каждом глотке кадык. Когда у него отняли бутылку, Личадеев уже мало что соображал. Он сильно устал, почти ничего не ел весь день, а тут еще и алкоголь. И Юра, от которого пьянеешь сильнее. Который не дает никакой возможности, хотя бы теоретической, сопротивляться. - Паш, Пашка, какой ты кайфовый. Личадеев, неожиданно для себя, громко засмеялся, но был заткнут очередным поцелуем. Сильные руки Юры залезли в штаны друга, сжимая его зад, и Паша сильно вздрогнул. Сквозь пьяный морок он почувствовал жгучий стыд. Паша никому бы в этом не признался, но он стеснялся своей задницы: слишком округлая, слишком большая для мужчины, слишком мягкая. Почти женская. Ни грамма не накачанная, в отличии от Юриной. Но Музыченко, кажется, был вполне доволен. Он сжимал, массировал, все сильнее и сильнее вжимаясь в друга, пытаясь одновременно стянуть с того штаны. Личадеев, несмотря на свое состояние, понял, что все серьезней, чем он думал сначала, и попытался помешать этому. - Юр, подожди. Не надо, - он попытался вывернуться из-под друга, но был довольно грубо остановлен - Юра сжал пытающиеся оттолкнуть его руки и отвесил Личадееву сильную пощечину. Пашу будто обожгло, и он испуганно замер. - Перестань дергаться, - неожиданно мягким голосом проговорил Музыченко и погладил по горящей щеке, - Ты же хочешь. У тебя стоит. И у тебя охеренная задница. Очередной поцелуй, очередная попытка стянуть штаны, и теперь сопротивления не было. Паша только недовольно поморщился, когда одежда проехалась по напряженному члену. Но Юра тут же смягчил это ощущение собственными прикосновениями, и от этого Паша блаженно прикрыл глаза. Пусть. Пусть делает, что хочет, плевать. Когда ему на ухо жарко прошептали просьбу перевернуться, тот даже не подумал перечить, поддаваясь помогающим рукам. - Пашка... Сладкий какой. Юра стал жадно мять доверчиво подставленный зад, чуть раздвигая половинки. Личадеев только подставлялся под грубые ласки, выдыхая через рот. Про стыд он старался не думать. Почувствовав прикосновение смоченного слюной пальца к анусу, Паша сильно дернулся и обернулся. - Юр, не надо. - Тихо, тихо, тихо, все хорошо, расслабься, - Музыченко не остановился ни на секунду, пока не вставил палец до конца, - Все хорошо. - Юр, мне больно, - максимально жалостливо попытался проговорить Паша. Удивительно, но это подействовало. Музыченко замер, раздраженно выдохнул и поднялся. Подойдя к гримерному столику, открыл ящик и начал там что-то искать. Через минуту он вернулся к не двигающемуся Личадееву, который уже успел немного забыться, с кремом для лица. Получив увесистый шлепок по заднице, Паша вздрогнул и испуганно заморгал осоловелыми глазами. Перевернулся на спину, расслабленно закинув руки за голову, словно забыв, что с ним было пару минут назад. - Паш, не нарывайся, - прохрипел Юра, глядя на потягивающегося друга. Тот только пьяно и доверчиво посмотрел на него. - Да похуй, Юрочка. Музыченко усмехнулся и навалился на друга, придавливая Пашу к дивану. Устроившись между его ног, потерся своим членом о член Личадеева, и тот подался навстречу, подставляя шею под очередные поцелуи. - Юрочка... Когда Музыченко отстранился от него, Паша зажмурился, не желая видеть, как Юра готовит себя и его к тому, что должно произойти далее. Он чувствовал, как холодные, скользкие пальцы смазывают его, чуть проникая внутрь. И только шире разводил ноги. Когда Юра начал входить, Паша сжал зубы и вцепился пальцами в плечи друга, оставляя красные следы. - Паш, блять... Убери руки. И тот сразу постарался расслабить судорожно поджатые пальцы, оставляющие непозволительные царапины. Для этого требовались неимоверные усилия, так как его просто захлестывало все, что происходило. Было больно, но не невыносимо. А то, что над ним прямо сейчас имели такую власть просто сносило крышу. Чувствовать эту силу было невероятно, сдаться этой силе - тоже. Он не испытывал пока особого удовольствия, но готов был стонать только от этих эмоций. Когда Музыченко вошел в устойчивый ритм, Паша едва не задохнулся от ощущений. - Юр... Юр, не могу. - Терпи. И он терпел. Терпел, пока не понял, что терпеть уже не надо. Что ему хорошо. Хорошо так, как никогда не было. Что он готов прижать ногами друга к себе и не отпускать, пока удовольствие не накроет с головой. - Сильнее, - жаркий шепот прямо на ухо Юры, казалось, выбил из того весь дух. Он на секунду сбился с ритма, а затем продолжил, входя в податливое тело с удвоенной силой. Схватился за плечи Личадеева, надавливая, толкая себе навстречу. - Нравится？Нравится, да？Тебе хорошо？ - Да, да, да - как в бреду шептал Паша, и стоило Музыченко пару раз сильно провести по до боли напряженному члену, Личадеев кончил, выгибаясь, чуть ли не крича от разрывающего удовольствия. Все его мышцы судорожно сокращались от каждой очередной волны оргазма. Юра не продержался и двух толчков. Едва успел выйти, кончая на вздымающийся в такт тяжелому дыханию живот и грудь. - Пашка... Блять... Он упал на все еще оргазмирующего друга, чувствуя каждую волну, пробегающую по вздрагивающему телу. Музыченко продолжал поглаживать бедра друга, чуть сжимая, цепляясь за последние отголоски удовольствия. Вставать было каторгой. Не хотелось отрываться от мягкого тела, не хотелось что-то делать. Хотелось забраться под пышное одеяло, прижать к себе податливое тело и уснуть. Как, впрочем, и сделал Личадеев. Музыченко аккуратно встал, оделся. Обтер Пашу каким-то полотенцем, натянул на того штаны. Накрыл старым, пыльным пледом, найденным в злосчастном шкафу. Пусть спит. Когда соберутся ехать в гостиницу, Смирнуха его разбудит. Выйдя на улицу, Музыченко закурил. Он пытался мысленно не ругать себя, но получалось не очень-то хорошо. Но, блять！ Гребаный Личадеев, с его доверчивым взглядом, безропотностью, готовностью все терпеть просто сносил ему голову. Это же невыносимо. Особенно, когда уже задолбали мысли, сны с участием этого самого Личадеева. Это должно было произойти, рано или поздно. Просто вопрос времени. Время ли сейчас？ Хуй знает. Пусть будет сейчас. Закончится ли это одним разом？Музыченко улыбнулся своим мыслям - ну уж нихуя. Один раз не стоит того, чтобы изменять любимой женщине. Вздохнув, Юра прислушался к себе - ни одного укола совести. Ему было просто хорошо. Пашка ему просто нужен. И на хуй их всех.