Как арийцы на Фикбук зашли

На город навалился туманный, промозглый мартовский день. За окном голые чёрные ветви деревьев уныло качались под серым небом. Такая погодка отлично способствовала упадку сил, духа и всего, чего только можно. С этими-то недугами и мучился бессменный лидер группы «Кипелов» по фамилии… абсолютно верно. Встав с первым звонком тяжёлого, словно камень, будильника, Валерий Александрович не знал, чем заняться. Казалось, все книги давно прочитаны, все любимые песни заслушаны до дыр, осточертевший телевизор и вовсе хотелось выбросить из окна по примеру бывших коллег. Вот если бы было лето, думал Кипелов, можно было бы сходить в лес за грибами или съездить на рыбалку или, на худой конец, заняться праведным трудом на даче, подняв пятую точку к солнцу… «Чесночку бы посеять, морковочки», — внезапно подумалось живой легенде русского металла. Тут Кипелов сам ужаснулся своим мыслям: кто бы мог подумать, что лихой «ариец», под песни которого бесновались тысячи фанатов, будет когда-либо мечтать о дачных овощах?! Валера поднял голубые глаза ввысь — на потолок с замысловатыми узорами. «Неужто старею?» Грустные мысли прервал требовательный стук в дверь. Кипелов тихо, словно мышь, подкрался к дверному глазку и осторожно глянул — кто пришёл? По ту сторону двери виднелась знакомая рыжая голова. Валера с облегчением распахнул дверь и бросился обнимать гостя. — Кип, я трезвонил тебе минут десять! У тебя что, звонок не работает? — спросил Маврин. — Ага. Чтоб не доставали, а то ходят, понимаешь, всякие… фанаты и прочие хулиганы. Маврик покивал и поставил на пол два тяжёлых пакета. Один из них интригующе позвякивал, второй был полон круглых оранжевых фруктов, к которым Кипелов питал нежную любовь. Из глубин кухонного шкафа на свет появились две чашки с легкомысленными цветочками («с Антихристами и прочей нечистью посуды не держу», — нахмурился Кип). Не торопясь, старые друзья разлили по чашкам ценную жидкость (для Валеры ценность представлял чай с бергамотом, для рыжего гитариста — что-то покрепче). Они обсудили последние новости, в частности, перемыли косточки последнему альбому «Арии». Затем Маврин сказал: — Да, мне тут кто-то на днях по телефону жаловался, что тоской зелёной мается, было такое? — Угу, — подтвердил Кипелов. — День за днём, даже не знаю, как время убить. — Да ну? А как же интернет — лучший убийца времени? — гитарист кивнул на стоящий на столе компьютер, заботливо накрытый разнокалиберными вязаными салфеточками. Валерий Александрович не очень хорошо разбирался в теме интернета, поэтому просто пожал плечами. — А зря. Там много интересного есть, — Маврин решительно стряхнул салфетки и нажал на кнопку включения. — Вот, например, Фикбук. Мне кто-то сказал, там истории про нас всякие пишут весёлые. — В газетах тоже пишут, — проворчал Валера, но тоже подсел поближе к монитору и заглянул Маврику через плечо. На мониторе тем временем отобразилась длинная-предлинная разноцветная лента с фанфиками (правда, этого слова наши герои пока не знали). — Ну-ка, что тут… — Кип взял управление в свои руки и нажал на первую попавшуюся «историю» с миролюбиво-голубой полоской. — О, про нас с тобой! Металлисты углубились в чтение. Это был дивный, ясный сентябрьский день. На синем небе светилось яркое, пока ещё тёплое солнышко. Оно освещало листья деревьев, раскрашенные богатой палитрой красок: от лимонно-жёлтого до багрово-красного. Листья, тихо шурша, опадали на землю, предвещая приход суровой зимы. Но сейчас при взгляде на разноцветный лес, не хотелось думать, что скоро он станет чёрно-белым, словно на старой фотографии. В такой чудный день всем хотелось выйти на свежий воздух. Вот и два металлиста — Маврин и Кипелов — решили сходить за грибами. Валерий шёл между пёстрых берёзок, вдыхая полной грудью аромат леса. В руке он нёс корзину, полную крупных ароматных грибов. Тут Кип мечтательно улыбнулся, а Маврик ехидно захихикал. — Ау, Валера, где ты? — послышался откуда-то из рощи голос Сергея. Кипелов сделал вдох и отозвался: — «Я здеЕЕЕЕсь!» Его звучный голос вспугнул над полянкой стайку синиц, которые, чуть слышно хлопая крыльями, пронеслись над русой головой Валерия. Он улыбнулся птичкам и пошёл дальше. Вдруг под кустом он приметил большой белый гриб. «Какой красавец!» — подумал Валерий и наклонился за трофеем. И тут кто-то мягко положил ему ладони на бока. Валера, сидящий по ту сторону экрана, нервно сглотнул: сюжет ему резко разонравился. — Серёж, может, не надо? Лес, всё-таки. Вдруг тут клещи. — Да нет тут никого, ни клещей, ни туристов, — ответил Маврин. Из-за спины Кипелов услышал знакомый «вжик» молнии на джинсах. Далее события в сентябрьском лесу развивались таким образом, что всамделишный Кипелов не выдержал и заголосил во всю ивановскую: — Да что же это за клевета такая?! Кто… чьих рук дело? Да как так можно, мы же… у меня дети, внуки и вообще спина больная! Маврин сочувственно кивал и поддерживал бывшего коллегу короткими нецензурными репликами. Когда Валера закончил, чтобы отдышаться, он хмуро сказал: — Догадываюсь я, чья это работа. Дуб с Холстом постарались, не иначе. Ход мыслей гитариста был слегка неясен, поэтому он пояснил: — В начале явно Холст занудствовал — странно, что цитаты из Камю не приплёл или Заратустры какой. — Даа, — протянул Валера. — А Дуб помогал, дятла ему в… в дупло! Металлисты с осуждением уставились в экран, сверля его суровыми взглядами. — Это нельзя так просто оставлять. — Согласен. Надо дать ответ. Бери, Валера, листок. А где у тебя фантазии не хватит, — подмигнул гитарист, — там я помогу. С этими словами оба засели за «ответ» зловредным арийским «патриархам», позабыв про печаль-тоску. *** В отличие от Кипелова, «Ария» от безделья не страдала. Наоборот, группа каждый день собиралась репетировать песни с нового альбома. Влетев в родную студию и, по обыкновению, споткнувшись о порог, Виталя Дубинин сопроводил падение соответствующими звуковыми эффектами. — Здравствуйте, дядя Виталя, — откликнулся вежливый Миша Житняков. Дуб поднял глаза — кроме него и вокалиста, прилежно пришедшего раньше всех, в студии также находился Холст. Вернее, его тело. Мысли Петровича витали где-то далеко-далеко от этой реальности, а сам он тихо дремал на стуле, и даже шумный Виталик его не разбудил. — О, а кто это технику трогал? — спросил неугомонный басист, увидев приветливо горящий экран монитора. Миша в ответ только пожал плечами. — Фикбук какой-то, чёрт знает что, — пробормотал Дубинин, уже собравшись закрыть злосчастную вкладку. Но, сделай он это, здесь быть бы и концу истории. — О, про нас чего-то, — Дуб решил полюбопытствовать и ткнул первую же попавшуюся ссылку, которая выдала ему неслабый кирпич текста. Виталик пощурился, пощурился и понял, что без очков ему текст не одолеть. «Старость — не радость, маразм — не оргазм», — подумал он и заставил читать вслух Житнякова, чтобы тот не болтался по студии без дела. — Название: «I got have a never before», — воодушевлённо зачитал Миша. — Хм, где-то я это уже слышал… Дуб отчётливо вспомнил, как будто бы это было вчера, далёкие 90-е годы и голос, с надрывом выводящий на псевдоанглийском ещё не готовую «Возьми моё сердце». — I got have a never before, never, never befo-o-ore… — замурлыкал себе под нос басист, забыв про чтеца Житнякова. Но тот был даже рад, поскольку от содержания текста у бедного Жити потихоньку вставали дыбом волосы на различных частях тела. Участие в самой известной в России метал-группе — что ещё нужно для счастья молодому вокалисту? Вот и Михаил Житняков до прихода в «Арию» думал так. Нет, он вовсе не был каким-то отъявленным лентяем, пропускающим репетиции и срывающим концерты. Не был Житняков и бездарем — иначе не видать бы ему «Арии», как своих ушей — к слову, небольших и аккуратных. Тут очень некстати проснулся Холстинин, который потребовал объяснений — почему Житняков, вместо того, чтобы распеваться, читает непонятную ересь про свои уши? — Меня дядя Виталя заставил, — покраснел Житя. — А ты не отвлекайся, читай, читай! — вернулся из воспоминаний Дубинин. Миша вздохнул и продолжил. Ещё в юности Михаил увлёкся «Арией», заслушивая до дыр кассеты на своём стареньком магнитофоне. В глубине души он мечтал оказаться на месте Валерия Кипелова — так же красиво взмахивать длинными волосами, мчаться по сцене в неотразимых кожаных штанах и вопрошать: «Для слабых место есть?!» А ещё юный Житняков был в восторге от блестящей игры Владимира Холстинина… Послышалось нестройное хрюканье. Это зашедшие в студию Попов с Удаловым внимательно слушали чтиво от неизвестного автора. Далее следовал огромный абзац о том, как молодой Житя, ещё толком не отёрший с губ молоко, восторгался попеременно то Дубом, то Холстом. При этом Мишу из фанфика почему-то волновали «загадочные глубокие глаза Владимира» и «мужественная челюсть Виталия». Дальше героя накрыла с головой суровая реальность. Виталий не был тираном в прямом смысле этого слова. Но, каждый раз ощущая на себе тяжёлый взгляд басиста, Житняков чувствовал себя неуютно. А как только вокалист чувствовал себя неуютно, он начинал сбиваться, и слова словно застревали в горле. А Дубинин только этого и ждал. Далее следовали злоключения Жити под игом Дуба. Иначе это назвать было нельзя, так как в фанфике Виталик проявлял себя исключительно как форменный садист, устроив бедному Житнякову смесь гестапо и солженицынского ГУЛАГа. Как и следовало ожидать, обладающий тонкой душевной организацией Миша из фанфика после очередной репетиции пошёл плакать в туалет. — М-может, репетировать уже начнём? — с надеждой спросил всамделишный Миша. — Давай до конца дочитаем, интересно же. Сердце в его груди ухало, словно молот, уши предательски горели. За что? Почему его каждый раз доводят? Что с этим делать? — Основные русские вопросы: «Что делать?» и «Кто виноват?», — с умным видом сказал сам себе Петрович. Миша уже запыхался читать о страданиях героя, как вдруг сюжет продвинулся, и в туалет (в фанфике) зашёл Попов. — Что? Опять из-за Дубинина? — понимающе спросил Сергей. Житняков лишь утвердительно кивнул. Говорить он не мог, так как горло скрутило спазмом и в глазах потемнело. — Не переживай так из-за него. — Но… но почему он так со мной? — всхлипнул вокалист. Попов неожиданно обнял его, пройдясь ладонью по тёмно-русым волосам. — Ты же знаешь, сколько ему лет? Климакс, вот и свирепствует, — успокаивающе шепнул он на ухо расчувствовавшемуся вокалисту. Студия ехидно захихикала — даже Житя не удержался. — Ну, Прист, я тебе это припомню, — заявил Дуб. А потом арийцам стало не до смеха. На словах «нежный поцелуй» у чтеца, которого, по сюжету, и целовали, задёргался правый глаз. Попов густо покраснел, занавесившись кудрями. Удалов, успевший заварить кофе и мирно попивавший из кружки, на очередном витке событий фанфика выплюнул горячий напиток прямо на волосы Приста. От развернувшейся на экране картины с элементами педофилии (с сорокалетним Житняковым) даже повидавший многое Дуб оторопел. Дрожащим голосом, кое-как дочитав до конца, бледный, как смерть, но с отчаянно красными ушами Житняков встал со стула и тут же упал, как подкошенный. — Так, закрывайте лавочку, — потребовал Холст. — Угробите вокалиста, с кем в тур поедем? Пока Житю приводил в чувство Удалов, поливая того своим кофе (Прист после пережитого забился в угол и моментально впал в депрессию), Дуб гадал: кто автор опуса? — По стилю на Кипа похоже, — авторитетно сказал он Холсту. — Как всегда, три ведра соплей развёз. Спасибо, что хоть про Бога ничего не приплёл. Петрович при упоминании Всевышнего привычно скривился. — А потом Маврик, небось, подключился, — продолжал Виталя. — Подробно как всё описано! Конечно, у него опыту… — Дубинин многозначительно поднял вверх глаза. — Помню, в 90-м году… где ж это было… в Ставрополе, кажется… Да, что только по пьяной лавочке не бывает! Тут «вовремя» очнулся вокалист, застав конец фразы. — Как? Дядя Виталя, и вы? — пронзительно воскликнул Житя и вновь хлопнулся на пол. — В общем, я им этого так не оставлю, — заявил басист, погрозив экрану кулаком. — Отплачу им той же монетой! Спустя полчаса Дуб протянул соло-гитаристу исписанный вдоль и поперёк клочок бумаги. — Петрович, ты… это… проверь на ошибки, а? Петрович глянул на коллегу из-под густых бровей, покачал головой, многозначительно вздохнул, но бумажку взял. Тем временем ударник проводил реанимационные мероприятия, откачивая Житю и впавшего в шок Попова коньячком. После недолгих раздумий дубининский шедевр (в шапке было также гордо указано «под редакцией В. П. Холстинина») решено было назвать «Гонка за Славой». По словам Холстинина, название должно было представлять из себя каламбур, так как одним из героев сюжета был кипеловский гитарист Слава Молчанов. Узрев «Гонку за Славой» в числе недавно добавленных работ, Валера взвыл: — Ни стыда, ни совести нет, уже собственными именами подписываются! А Слава мой тут при чём?! Изверги! Нехристи! Чтобы успокоить словесный поток, Маврику даже пришлось спешно бежать в аптеку за валерьянкой. Вернувшись, он отправил во «всемирную помойку» опус под названием «Сидит Вова на Дубу и играет во трубу». Очень странно, что после этого авторы фанфика не начали дружно икать. Ибо Виталя, высказывая произведению критику, не скупился на эпитеты, метафоры и прочие фигуры речи. Миша, который после реанимации почувствовал себя хорошо, с наслаждением слушал, приоткрыв от восторга рот. — Дуб, чему своего подопечного учишь? — зашипел Холстинин, но заметив в шапке фанфика ненавязчивые «мужскую беременность», «смерть основного персонажа» и «некрофилию», присоединился к коллеге. Басист схватился за карандаш. — Ну, держись, Валерка! Запасайся корвалолом! Следующее творение изобретательного не в меру Виталика называлось «Кто спёр медиатор мой среди бела дня?» (можно петь на мотив «Отшельника»). И с этой же строчки начиналось жуткое повествование. — Кто? Признавайтесь, сволочи! — рявкнул Теря, загородив дверной проём и отрезая пути к бегству. Но человеку перед лицом опасности, как известно, ничего не страшно, и арийцы, руководствуясь этим принципом, один за другим вылетели в окна со второго этажа. Только Кипелов замешкался, с опаской глядя вниз на закиданную бычками землю. Тут его и настигла неминуемая кара… Теря одной рукой схватил Валерку за шиворот и мощным рывком дёрнул к себе. — Теря, это не я! — взвыл Кип, взяв при этом совершенно немыслимую ноту из второй октавы. — Ну-ка, цыц! Ультразвуком меня не проймёшь! Тщедушное тельце подкинули вверх и забросили на широкое плечо Терентьева. Тот с размаху пнул дверь и зашагал в сторону своей гримёрки. Кипелову же не оставалось ничего, кроме как лицезреть обтянутую синими джинсами Терину задницу. Она очень ёмко иллюстрировала следующие события в жизни вокалиста… — А кто медиатор-то спёр? — поинтересовался Удалов. Виталик пожал плечами. — А никто. Сейчас в конце он штаны будет надевать обратно, медиатор из кармана и выпадет. Ответ от Кипелова и Маврина прилетел удивительно быстро. У них Терентьев зверствовал ещё сильнее, загнав в угол сразу и Холста, и Дуба. Оскорблённый до глубины души Виталик засел было за своё очередное творение. Но тут Житя поглядел на часы и с радостью обнаружил, что пришло время обедать. Пришлось басисту временно отложить карандаш в сторону, иначе он рисковал остаться голодным. После лёгкого перекуса расслабленные донельзя металлисты расселись по местам и принялись любоваться, как Виталик работает. Тот демонстративно выпрямил спину, разгладил мятый листок бумаги и поплевал на карандаш. Внезапно дверь в студию распахнулась и оглушительно ударила по свежепокрашенной стене. На изумлённых арийцев с потолка, словно снег, осыпалась штукатурка. В дверном проёме угрожающе застыл знакомый силуэт. Виталик невинным голосом произнёс: — О, Теря, привет! Какими судьбами? Терентьев вопрос проигнорировал. Он решительно вошёл в помещение, и присутствующие с ужасом узрели на его плечах по тушке, что безжизненно висели пятыми точками вперёд. Дуб прищурился и опознал в безымянных филе своих бывших коллег по группе. «Что ж он с ними сотворил?» — сдавленно прошептал кто-то. — Та-ак, — спокойно произнёс Теря, оглядывая помещение. И тут навстречу ему невинным сорокалетним ангелом выбрел Миша. В голубых глазах его читалась неискоренимая вера в чудо. — Здравствуйте, дяденька. — Ну, здравствуй, мальчик, — усмехнулся Теря. — Как тебя зовут? — Миша. А вас? — А меня — Серёжа. — О, ещё один? — Житняков оглянулся, нашёл глазами второго «Серёжу», который предусмотрительно залез за ударную установку. Встав между тёзками, Житя радостно объявил: — Хочу штаны кожаные! И репетицию один раз пропустить! Из-под стола показался дубининский кулак. — Я тебе пропущу! Тут же в сторону рассекреченного Виталия двинулся Теря. На полпути он решил освободиться от балласта и встряхнул руками. Валера и Маврик (это были именно они) разлетелись в разные стороны по параболическим траекториям. Гитарист угодил прямо в ударную установку, столкнувшись лоб в лоб с Поповым. Прист, на чью долю сегодня и так выпало тяжкое испытание, не выдержал и принялся охаживать рыжий снаряд тарелкой. Кипелов приземлился относительно мягко — на Холста, сбив того с ног. — Ты что творишь? У меня спина больная! — синхронно заголосили они. В попытках выяснить, у кого больнее, оппоненты начали пихаться и кататься по полу, проявляя удивительные для своего возраста ловкость и прыть. Кипелов принялся во всё горло вопить «Колыбельную России» и совать под нос Петровичу крестик на цепочке. Холст ожидаемо зашипел и чуть не цапнул бывшего вокалиста за ухо. В это время Терентьев с криками «Вам что, жить надоело?!» наворачивал круги по помещению вслед за Дубом. Убегая от Тери, тот размышлял о неоценимой пользе спорта. Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, вот и наши металлисты устали драться. Маврик, лёжа на ударной установке, беседовал о гитарных техниках с Поповым. Холст вытащил откуда-то очередную философскую книгу и зачитывал Кипелову длинный-предлинный отрывок, то и дело прерывая его своими комментариями. Валера, как вежливый человек, пытался слушать и прикрывал зевающий рот ладошкой. Теря, оставив в покое басиста, уселся за компьютер и яростно зачищал Фикбук. Когда он встал со стула, все «голубые» фанфики были отправлены в небытие под траурный вой читателей. Продвигаясь к двери, Терентьев споткнулся об арийского вокалиста. — Ой, — тихо сказал тот. Теря молча поднял Житнякова за шкирку, поставил на ноги, по-отцовски взъерошил ему волосы и ушёл, хлопнув дверью — так же неожиданно, как и появился. Всех оставшихся вторично осыпало штукатуркой с потолка. *** Некоторое время спустя инцидент забылся, а набитые шишки и синяки зажили. «Ария» в назначенный день отправилась в турне по городам и весям с новым альбомом. Концерты проходили как всегда, даже Миша, случайно сталкиваясь на сцене с Поповым, перестал краснеть и падать в обморок. В общем, жизнь вошла в привычную колею. Поздно вечером, беззаботно топая по коридору гостиницы, Миша вдруг замер у номера арийского соло-гитариста. Из-за закрытой двери раздавались самые настоящие стоны. Прильнув ухом к двери, Житя разобрал: «…давай, Виталик, сильнее». — Как? Они, что… правда? — прошептал Миша, охваченный таким ужасом, словно случайно узрел кровавое жертвоприношение. Он побрёл вдаль по коридору на негнущихся ногах запивать услышанное. «Моя жизнь больше никогда не будет прежней», — подумал он. *** — Ох, Виталь, что б я без тебя делал? — промурлыкал Холст. — Думал, до конца не дотерплю! — Да не за что. Обращайся, — пробормотал Виталик, который разминал коллеге плечо.  — Всё плечо мне оттянула… — тут должно было следовать нецензурное междометие, но Петрович многозначительно промолчал. *** Чуть позже на опустевшем Фикбуке, словно робкая звёздочка в синем небе, появился фанфик от некоего Jitya79, помеченный миролюбиво-голубой полосой…