Voulez-vous?

Депрессия — самый страшный бич для писателя. Я знал это не понаслышке. Год я умирал в душной квартире в пригороде Бирмингема. Два — в пятизвёздочном отеле с видом на Альпы. Полгода я был бродягой-автостопщиком по Америке и проделал путь от Чикаго до Далласа, останавливаясь в маленьких городках и придорожных закусочных. Чехия, Австрия, Испания. Я побывал везде, где хотел. Где мне казалось, что я мог подхватить вирус вдохновения и избавиться от липкого, душащего изнутри чувства собственной ничтожности. Я смотрел на все эти горы, пустыря, берега и города и в груди у меня трепыхалось типичное для меня безразличие. Я не написал ни строчки за два года, хотя раньше слова лились из меня как из богатого родника. «Депрессия» — заключил мой психотерапевт, когда я лежа у него на кушетке и пуская сигаретный дым кольцами, хотел уткнуться в его колени и плакать навзрыд как маленький ребёнок. Мне хотелось чтобы меня кто-нибудь пожалел, но никто не мог видеть мою пустоту внутри. Все мои приятели (которых я больше таковыми не считаю) единогласно решили отмахиваться от меня с моими «мизерными проблемами». Мои ближайшие родственники счастливы и без меня, а родителей у меня никогда не было. Иногда я смотрю на их фото, которое бессовестно украл у тетки из ящика стола. Все говорят мне, что я очень похож на отца, но если честно, я бы хотел быть таким же изящным и статным как моя мама, которая, к слову, вовсе не британка. Я знаю только то, что они с тётей переехали в Англию из Франции, во времена массовых беспорядков. Я всю свою самостоятельную жизнь откладывал поездку в Париж. Будучи юнцом, я мечтал как побываю там впервые со своим любимым человеком. Когда я стал искать вдохновение и отвлечение от своей меланхолии, я решил, что во Францию я поеду, когда буду на краю. Совсем на краю. Я оставлял этот лакомый кусочек Европы на десерт, на последнее желание. Тогда, пьяный до синих чертей и рыдающий, я свалился в ледяную ванну и разбил себе голову. Я смотрел на красные разводы в воде, на белой плитке и понял. Это и был край. Я еду в Париж. * * * Наверное, приехать сюда в середине апреля было лучшей идеей за всю мою жизнь. На улице было удивительно тепло, а вишни накренялись из-за тяжести цветов, которые нежно душили тонущий в них город. Повсюду щебетали птицы и слащавые парочки. Легкий ветерок колыхал моё непроницаемое чёрное пальто, и я даже немного этому позабавился. Я нашёл квартирку в первый же день. Совсем крохотная, но зато со старым скрипучим балконом и таким же древним, продавленным креслом, на которое я смотрел минуты три. Я почему-то представил как я сижу в нём и делаю заметки в кожаной записной книжке. Эта картинка мне понравилась, и я, решив воспользоваться отличным расположением духа захватил лаптоп и чуть ли не вприпрыжку понесся в сторону приглянувшейся мне кофейни через дорогу. * * * Колокольчик на двери издал ласкающий слух звук, и я, увидев «козырный» маленький столик в углу помещения, в четыре прыжка расположился там. Атмосфера в кофейне была приятной. В свете жёлтых гирлянд располагались примерно шесть столиков и стойка бариста. Тёмное лаковое дерево покрывало примерно все поверхности, за исключением уютных мягких кресел и диванов с тёмно-синей обивкой. Пахло здесь дорогим кофе и выпечкой, которая находилась под чистейшей стеклянной витриной. Как только я разложил свои вещи, ко мне подбежала милая официантка с пушистой копной каштановых волос, и с широкой улыбкой что-то спросила. Я моргнул сразу после того, как моргнула она.  — Английский? — робко спросил я, мысленно отвешивая себе подзатыльник за «выдающиеся лингвистические способности». Девушка нахмурилась, а секунду погодя, расплылась в ещё более широкой улыбке, чем я думал возможно: — Наконец-то не лягушатник, — воскликнула она, — не пойми меня неправильно, но слышать родную речь — приятнее всего. Я искренне рассмеялся. — Я писатель, теперь живу неподалёку, — поделился я с ней, — не против, если я буду иногда работать здесь? Это было очень смелое заявление, учитывая то, что длиннее поздравления с Рождеством, я за последние года так ничего и не написал.  — Конечно, — она усмехнулась, — в смысле, не против если ты что-нибудь закажешь. Я поправил очки, взглянул на её бейдж с витиеватым именем «Гермиона» и попросил принести несладкий кофе и «Брауни». Ничего не записав в старомодном блокноте, она ушла, чтобы через три минуты вернуться и завести со мной непринуждённую беседу. — А ты не первый «творец» здесь, — кивнула она на мой ноутбук и звякнула белым керамическим подносом. — Правда? — удивился я. В современном мире редко можно встретить писателя в кофейне, большинство из них предпочитают домашний уют. Мне нравились кофейни тем, что в них ты не чувствуешь себя одиноким, но необходимости общаться с кем-либо нет. Я отпил кофе, который оказался действительно вкусным. — Да, — она закивала так быстро, что пучок из кудряшек немедленно рассыпался мягкими змейками, — сюда часто заходит писательница лучших женских романов во Франции. Как-то у нас здесь снимали сцену для какого-то фильма, но в конечную ленту сцена не попала, ну и пропади она пропадом. Я ухмыльнулся и отметил быструю сбивчивую речь. «Наверное, она шотландка», — подумал я. — Дело в том, что обычно у нас тут довольно тихо и атмосфера приятная. А раньше, это здание использовалось как литературный клуб. Обстановка даже не поменялась почти, вот и приходят понастальгировать, — она смущенно улыбнулась и ушла обслуживать пожилую женщину и девочку, которые сели у окна. Когда Гермиона запнулась о стул посередине зала, я отметил одну странную вещь. Никто не занимал большой стол на четыре персоны, прямо под самой яркой лампой. У него не было никаких особых примет, знаков, номеров. Но когда зашла компания из трех человек, но они взяли третий стул и сели за другой столик. Меня, как писателя и просто любопытного человека, это заинтересовало не на шутку. Я решил отложить продумывание сюжетной линии до лучших времен, и немного понаблюдать. Буквально за 20 минут помещение было набито битком людьми, и чтобы всех обслужить вовремя Гермионе вышел помочь долговязый рыжий бариста. Стало шумно как на турецком базаре, а проклятый столик так никто и не занял. «Что за чертовщина?» — зло подумал я и сердито зыркнул на стол, как будто он был виноват во всех моих бедах. Дверь шумно распахнулась, и вместе с уличным ветром и парой лепестков сакуры, в кофейню залетела шумная компания. Трое парней и миниатюрная девушка. — Blaze, as-tu vu…¹ — русоволосый парень с острым носом отодвинул кресло за столом посреди зала для подруги, и сам плюхнулся на соседнее. — Je ne pense pas que tu as raison parce que…² Маленькая девчушка сидевшая с бабушкой, два раза шмыгнула носом и разразилась рёвом. - …tais-toi, idiot, tu as peur l'enfant — прошипел высокий блондин, закатывая рукава кремового гольфа, и подходя к соседнему столику, — bonjour, belle! ³ Девочка протянула к парню крохотные пухлые ручки и продолжила громко всхлипывать. У меня захватило дух. — Laissez-vous? ⁴ — взглянул на женщину парень. Женщина, собрав мелкие морщинки у глаз, кивнула. Парень, явно разыгрывая сцену, взял девочку на руки и, покачивая её как собственного ребёнка, начал тихо напевать старую как мир песню: Frère Jacques, Frère Jacques, Dormez-vous? Dormez-vous? Sonnez les matines! Sonnez les matines! Ding, dang, dong. Ding, dang, dong. ⁵ «Вежливость или щегольство?» — подумал я. — Тебя это удивляет? — спросил у меня бариста на английском, убираясь за столом. Видимо, Гермиона уже растрезвонила всему персоналу, что симпатичный писатель-англичанин сидит за столиком в углу. — Что? — Ну, это… — он сделал широкий жест, — каждый день эта банда приперается после занятий. Хмпф, студенты театрального факультета. Золотые детки и выпендрёжники. Если бы я тут что-то решал, давно бы выгнал их уже, но какого-то чёрта, каждый раз когда они приходят у нас собирается приличная касса. И эта носится с ними вечно… — обиженно прошамкал он, стрельнув глазами на Гермиону, которая действительно бешено строчила заказ компании в свой блокнотик, — Вот скажи, приятель, чем я хуже этого мальчишки Малфоя?  — Я не могу сравнивать, дружище, — нахмурился я, — я ни тебя, ни его не знаю. — Рон. — Гарри. — Приятно. — Мне тоже. — Так вот, мальчишка Малфой! — видимо Рона эта тема очень уж волновала, — она таскается за ним как хвост! — Как и, в принципе, все вокруг него, не правда ли? — отметил я, замечая как темнокожий парень добавляет сливки в кофе блондина, — его Малфой зовут? Интересное имя. Рон усмехнулся: — Нет, у него идиотское имя.Его зовут Драко. Мой желудок сделал кульбит. Я ещё раз посмотрел на парня. На точёной фигуре вся одежда выглядела как на манекене. На длинных ногах красовались лаковые кожаные ботинки на шнуровке. Они чётко облегали голень и плавно перетекали в чёрные джинсы. Кисти, открытая полоска шеи и лицо выглядели бледными, как выточенный мрамор. Аккуратный прямой нос, тёмные брови и искрящиеся глаза разбавляли алебастровое лицо парня, а платиновая чёлка парня добавляла французского шарма. Изящество. Грация. Элегантность. Утончённость. Боже мой, это же просто идеальный герой для моей новеллы! Я должен, должен это записать, так срочно как… — Гарри? — махнул рукой Рон. — Да? — голос звучал как в слоу-моушен, и я ничего не мог с этим поделать. «Драко».Безумие. — Ты пялился, — хмыкнул Рон, — ну, у тебя хотя бы есть шанс в отличие от Гермионы. Он же гейский гей, святая Немизида. Парень быстро смылся, не дав мне даже оспорить свое неловкое положение. Я вздохнул и, потерев виски, принялся за работу. Я был так счастлив и удивлён, что что-то выливалось из меня в буквы, что даже не видел что я писал, и уж тем более не задумывался над ошибками. Речевыми, орфографическими и пунктационными. Это было так не важно, как и всё вокруг — глупое кафе, глупый грязный кофейник, глупые люди и глупая сушилка для зонтов. Только одно здесь стоило внимания — тонкий как прутик блондин, разыгрывающий со своей подругой сцену, из какой-то не менее глупой постановки. Через какое-то время компания начала потихоньку рассасываться. Сначала ушла девушка с чёрным каре и остроносый парень, которому она раза два мурлыкнула "Theo, tu es très gentil" ⁶, пока тот подавал ей пальто. Я ничего не понял, потом подумал, и ещё раз ничего не понял. Пора покупать карманный словарь. А для начала, научиться дробить предложения на слова. За столом остался Драко и темнокожий поджарый парень в изумрудном джемпере. Они тихо переговаривались, и я заметил как блондин пару раз стрельнул глазами на мой столик. — Draco, bonne chance, — сказал брюнет, застегивая кожанку, — ne vous précipitez pas aux décisions, je vous le demande.⁷ — Je vais résoudre mes problèmes moi-même, ⁸ — усмехнулся блондин, кинув другу пачку дорогих сигарет, которые он поймал и засунув в карман прошелестел «merci». Дверь звякнула, а мне показалось что звякнуло моё сердце, потому что в этот момент Малфой посмотрел на меня. Он оплатил общую трапезу и явно оставил щедрые чаевые. Вздохнув, он накинул на плечи свою куртку из материала похожего на замшу, и двинулся… Прямо ко мне. Я с перепугу захлопнул ноутбук, отхлебнул кофе, расстегнул три пуговицы на рубашке и Боже мой. Мне двадцать пять лет, а какой-то зарвавшийся подросток подрывает мой авторитет. — Puis-je vous aider de quelque chose? ⁹ — сказал он мне, и я мысленно хлопнул себя словарём по французскому по голове. Он пару раз мигнул, растягивая милую улыбку с ямочками, и мне даже показалось, что свет переломился радужными гранями. «Я такой гейский гей» — прошептал испуганный голос в недрах сознания. — Ээээ… Парень закусил губу и взволнованно затараторил: — Tu ne me comprends pas…anglais…tu m'as regardé…J'ai pensé…viril…beaux yeux…¹º Дальше я даже не пытался слушать. Мягкий баритон ласкал слух нежным рокотом и я, размякнув, уронил руку на стол. Я подумал, что это совершенно не важно, что я не знаю французского, потому что мне было совершенно не важно, что он говорит, пока он говорит. Но знаете…одно слово я всё-таки знал. «Oui». И я подумал, что это судьба, потому что глядя на нежное юношеское лицо хотелось только соглашаться. Со всем, что бы он ни сказал. На всё, что бы он ни попросил. Я взглянул на него, и он, задохнувшись словами и покрывшись гладким румянцем, быстро проговорил: — Voulez-vous coucher avec moi? ¹¹ Улыбнувшись, я заметил лепесток вишни в его волосах, и, совершенно не зная, в какое приключение я пускаюсь, мягко ответил «oui».