Why didn't you say anything?

— Го-господи боже мой! — испуганно вскрикнула Эллисон, прежде чем остальные успели что-либо понять. Появление Пятого, как всегда, было фееричным и неожиданным. Приземлился он прямо на барную стойку, на чемодан, который приволок с собой (при этом бумажный стаканчик для кофе остался стоять рядом целым и невредимым, совершенно равнодушный к произошедшему пространственно-временному коллапсу). — Ребят, меня всё ещё штырит, или вы тоже его видите? — обалдело произнёс Клаус, поднимаясь с дивана, на который шлёпнулся секунду назад. — Пятый, где ты был? Ты в порядке? — наперебой заговорили не менее ошарашенные Лютер и Эллисон, наблюдая, как брат скатывается с барной стойки на пол, и тут же поспешили помочь ему подняться. Пятый двигаться не торопился и как-то подозрительно постанывал, тяжело дыша. — Кто это сделал? — снова воззвал к нему Лютер, всё ещё не понимая, что происходит. Но Пятый только молча выпрямился, без спроса взял из рук Эллисон бумажный стаканчик и с коротким «неважно» шатающейся походкой прошёл немного вперёд, принимаясь глушить долгожданный кофе. Только после десятка обширных глотков он наконец соблаговолил оторваться от стакана и повернуться лицом к сбитым с толку родственникам. Выглядел Пятый, мягко говоря, так себе. — Итак, апокалипсис наступит через три дня, — без каких-либо предисловий начал он. — Единственный шанс, чтобы спасти наш мир – это мы, — мальчик саркастично усмехнулся, будто не веря собственным словам. — Академия Амбрелла, — по-геройски эпично вставил Лютер. — Да, но со мной, конечно же. Так что, если не возьмёте себя в руки и не засунете свои проблемы куда подальше, нам крышка! Отец поимел нас, ну и что? Мы дадим этому перечеркнуть себя? Дождавшись от братьев и сестры неуверенных отрицательных кивков, Пятый сам озвучил ответ: — Нет. И чтобы у нас был шанс на победу, я прихватил вот это, — он выудил из кармана мятую бумажку. — Я знаю, из-за кого наступит апокалипсис. Эллисон в нетерпении протянула руку за листком; остальные придвинулись к ней ближе, а Пятый добавил: — Его мы и должны остановить. — Гарольд Дженкинс… — прочла Эллисон. — Что ещё за Гарольд Дженкинс? — недоумённо посмотрел на брата Диего. Пятый молча отхлебнул кофе, как будто что-то в себе при этом превозмогая, и отшвырнул пустой стакан в сторону. — Я не знаю… пока. Знаю только, что он в ответе за апокалипсис. Нам нужно его найти – чем скорее, тем лучше. — И как он связан с тем, что произойдёт? — Без понятия. — Погоди, то есть, ты просто знаешь его имя? — скептически переспросил Диего. — И всё? — Этого достаточно… — Да в городе этих Гарольдов Дженкинсов – десятки! — Что ж, тогда нам пора напрячься и начать искать прямо сейчас! — Простите, — неожиданно прервала их Эллисон. — Я что, единственная тут настроена скептически? Пятый вдруг сдавленно замычал, не слушая её, и полез рукой куда-то под пиджак. — Откуда у тебя вообще информация об этом… как там его… — Гарольд Дженкинс, — раздражённо повторил мальчик, возвращая взгляд на сестру. — Помните тех чокнутых в масках, которые недавно сюда вломилась? — О, кажется, припоминаю… — напустил задумчивый вид Клаус, потягиваясь. — Ага, они напали на нас, пока ты там нажирался, — подхватил Диего. — Да, — пропуская колкости мимо ушей, продолжал Пятый. — Их послала Комиссия Времени, чтобы не дать мне спасти жизнь на Земле от гибели… — Комиссия чего? — переспросила Эллисон, ничего не понимая. — Мой бывший работодатель, — терпеливо разъяснил Пятый. — Они мониторят пространство и время, проверяя, чтобы всё, что должно произойти, произошло. По их данным конец света наступит через три дня. Поэтому я проник в штаб Комиссии и перехватил сообщение для тех чокнутых: «Защитить Гарольда Дженкинса». Значит, он и есть причина апокалипсиса. Повисла пауза. Эллисон, Лютер, Клаус и Диего смотрели на брата секунд десять, прежде чем вновь наперебой загалдеть: — Что это значит – «контролируют пространство и время»? — Чушь собачья, Пятый… — Так, всё, мне надо выпить… — У меня вся кожа горит… — пробормотал Клаус, сидя на диване скрестив ноги и пялясь в одну точку на полу. — Ты сам-то слышишь, как бредово это звучит? — поинтересовалась Эллисон. — Знаешь, что ещё бредово?! — взорвался Пятый, не выдержав. — Я на вид – тринадцатилетний пацан, Клаус слышит мёртвых, а Лютер думает, что пудрит всем мозги этим пальто! Мы все – бред сумасшедшего, так было всегда… — Вот тут он прав, конечно, — подал голос с дивана Клаус. — Мы этого не выбирали, это просто наша жизнь. Ещё хотя бы на три дня. — Мы уже пытались вмешаться, но все погибли, — возразила Эллисон, намекая на рассказ Пятого о будущем, свидетелем которого он был. — Почему сейчас всё должно быть по-другому? Почему я не должна ехать к дочери? — Потому что сейчас здесь я. И мы знаем имя того, кто виноват. Ребят, у нас есть реальный шанс спасти жизни миллиардов людей… — Пятый пристально посмотрел на Эллисон, — …включая Клэр. Та несколько секунд помолчала, после чего удивлённо проговорила: — Ты знаешь её имя? — Да, знаю. И хотел бы ещё пожить, чтобы её увидеть. На какое-то время снова наступила тишина. — Ладно, — наконец, тихо произнесла Эллисон. — Займёмся этим гадом. *** — Эй, ты куда? Я думал, мы идём к машине… — Я вас догоню, просто дайте мне секунду… — процедил сквозь зубы Пятый, сворачивая в уборную, пока Диего с Эллисон выходили из поместья. Он наспех захлопнул дверь и привалился к раковине. В боку невыносимо жгло: очевидно, во время взрыва в Комиссии в него всё-таки попало осколком, и шок уже начинал проходить. Пятый глубоко задышал, стараясь утихомирить боль. — Пятый, ты где?! Времени оказывать себе первую помощь не было. На кону судьба человечества, а значит, можно и потерпеть. И вообще, разве бывшему наёмному убийце внове переживать подобное? Какая-то царапина того не стоит. Решив даже не оценивать масштаб увечья (меньше знаешь – крепче спишь; в любом случае, он пока чувствует себя сносно), Пятый ещё раз вздохнул и посмотрел в зеркало. Неудивительно, что семья заволновалась: таким бледным он не был даже в своё первое появление, да и расползающееся на форме (благо, под пиджаком) пятно вряд ли никто не заметит (это как огромное тело Лютера, втиснутое в пальто). Не желая больше медлить, Пятый телепортировался и через секунду был уже в машине. *** Первой серьёзной проблемой стал выход из автомобиля. Диего ушёл за досье, а Эллисон хотела дойти до ближайшего телефона и оставить сообщение Ване на домашний, так что было бы странно, если бы Пятый с ними не пошёл. Он даже хотел сам выкрасть нужные файлы вместо Диего, но тот решительно возразил, заявив, что он лидер. Пятому, впрочем, было всё равно – он и так чувствовал раздражающую слабость, которая мешала трезво мыслить; а это было сейчас так необходимо. Только вот, выбираясь из машины вслед за Эллисон, он вдруг обнаружил, что не может встать с сиденья, и это разозлило его ещё больше. — Эй, что с тобой? — Ничего, — выдавил Пятый, огромным усилием заставляя себя подняться. Мучительный стон ему сдержать удалось. Эллисон смерила его подозрительным взглядом, но её, видимо, сейчас больше волновало сообщение Ване, поэтому сестра не обратила должного внимания на хромающую походку брата. Пока она наговаривала трогательные слова в трубку телефонного автомата, Пятый стоял, прислонившись к стене, со скрещенными на груди руками. Боль не давала покоя, но мальчик уже начал к ней привыкать. Главное – продолжать держаться, и он делал это всё время, пока не вернулся Диего с досье. Ну, а дальше было уже не до ран. *** — Осторожнее, ладно? Мы не знаем, на что он способен, — заметила Эллисон, когда они подходили к дому лже-Леонарда Пибоди. — Да ну, на первый взгляд он вообще безобидный, — возразил Диего. — Тощий какой-то. — Да, как и большинство серийных и массовых убийц. Ты на него глянь, — Эллисон кивнула на Пятого, хромающего рядом. — Спасибо, — поджал губы тот, стараясь выглядеть бодрым и мысленно улыбаясь имиджу плохого мальчика. — Не спорю, — согласился Диего. — Так что этому парню нужно от Вани? — Не знаю, — пожал плечами Пятый, с трудом взбираясь позади брата на крыльцо, цепляясь за перила и морщась при каждом шаге. — Давай спросим его после того, как убьём. — Так, смотрите, я выломаю дверь, — объявил Диего, но, обернувшись, увидел, что Эллисон куда-то исчезла. Брат же смотрел на него снисходительным взглядом. — Знаете, было бы хорошо, если бы мы все следовали одному пла… Но Пятый не стал его дослушивать и бесцеремонно прыгнул в портал. Оказался он где-то на кухне, и, слава богу, не рядом с Эллисон. Слабость неумолимо нарастала, и мальчик прекрасно понимал, что такими темпами скоро отключится. Но, чёрт возьми, он же столько всего пережил за тридцать лет выживания в условиях апокалипсиса! Эта дурацкая царапина не должна помешать ему спасти мир – тем более, когда они уже так близки к этому… Пятый случайно наткнулся взглядом на своё отражение в микроволновке. Вид был изнурённый, но позволить себе показывать это перед братом и сестрой было нельзя – их тоже не следует отвлекать от миссии. Так что мальчик постарался вернуть своему лицу обычное самоуверенное выражение и бодро, насколько мог, зашагал в коридор, откуда только что послышался звон разбитого окна. Всё-таки, Диего – великий лидер (особенно учитывая, что входная дверь была не заперта). *** Обследование дома длилось недолго: Эллисон довольно скоро окликнула братьев, и те заспешили наверх. Правда, когда пришло время взбираться на чердак, случилась одна неприятность: Пятый решил сэкономить время с помощью портала, но немного не рассчитал (видимо, из-за недостаточной сосредоточенности), и давление во время перемещения усилилось. Осколок сильнее вонзился в тело; мальчик не удержал сдавленного стона, но по-прежнему не подал вида, когда остановился между сестрой и братом перед уставленными фигурками полками. — У нас всех глаза выколоты… — ошеломлённо протянула Эллисон, рассматривая миниатюрные копии учеников Академии Амбрелла с расцарапанными лицами. — Жуть какая… — прокомментировал Диего. — У парня явно проблемы с башкой… — Твою ж… — еле слышно выдохнул Пятый, неожиданно ощутив захлестнувшую его волну слабости (то ли от увиденного, то ли от раны) и, зашатавшись, перевёл расфокусированный взгляд вниз. На правое колено из-под шорт, сливаясь в одну, через всю ногу стекали струйки крови. Мальчик негнущимися пальцами отвёл полу пиджака, успел заметить кровавое пятно; перед глазами снова мелькнули изуродованные фигурки. — Ему не нужна Ваня… Ему нужны мы!.. — послышался слева голос Эллисон. Тут ноги окончательно подогнулись – Пятый рухнул навзничь. Он задышал тяжело и часто, зажмурившись от боли, а обмякшая рука беспорядочно заблуждала по правому боку; набирать воздух в лёгкие было сложно и больно – его как будто всё время не хватало. — Пятый! Что… кровь?.. Чужие руки задрали вязаный жилет и рубашку, открывая залитый кровью живот с торчащим из раны осколком. — Господи, Пятый… — выдохнул Диего. — Почему ты молчал? — Надо продолжать… — прохрипел тот, даже не пытаясь открыть глаза. — Я так… близко… Он замолк. Эллисон в панике захлопала брата по щекам: — Пятый? Пятый! Но мальчик уже потерял сознание. *** Пятый не знал, сколько времени провёл в отключке. Он то ненадолго приходил в себя, то проваливался обратно, лишь урывками замечая лица сестры и брата. В голове пульсировал шум; это не давало очнуться, и мальчик всё время пребывал в каком-то состоянии изменённого сознания – словно всё случившееся происходило не с ним. Он и раньше получал ранения – нелёгкая доля пространственно-временного киллера – но ещё ни разу не доходило до такого. Наверное, помолодевший организм оказался недостаточно крепким для подобных испытаний. Иногда ему виделись обрывки воспоминаний (или снов – чёрт знает, чего): невыносимо длинные будни в постапокалиптическом мире, одиночество, мучительное желание хоть с кем-то поговорить, голод, жажда, воспалённые от дыма и сухости глаза; изредка мелькала Долорес – однорукий, безволосый манекен с одной лишь верхней половиной тела – единственный друг и собеседник, его первая любовь. Так не должно было быть. Маленьким мальчикам следует впервые влюбляться в хорошеньких маленьких девочек, а не в покалеченные манекены. И происходить это должно где-нибудь в саду или на скучном уроке, а не в уничтоженном апокалипсисом мире. И на первом свидании они должны есть пирожные, а не закопчённые консервы из выкопанной в руинах супермаркета банки. Все кругом считают, что он чокнутый маньяк, тронувшийся умом. Но они не провели тридцать лет в нечеловеческих условиях и полной изоляции, с одной лишь безмолвной куклой, ежедневно решая уравнения, чтобы вернуться домой. И им не приходилось убивать тысячи людей, работая на странную Комиссию, даже не разбираясь, за что они убивают. Треть жизни – под гнётом отца-фанатика, половина – в одиночестве и разрухе, ещё часть — в работе киллером. А теперь ещё и спасение мира под видом тринадцатилетнего подростка с сознанием пятидесятивосьмилетнего старика в окружении полных идиотов и нытиков. Так какое право они имеют его осуждать? Хотелось кофе. Чёрного. Как тут не стать мнительным, скрытным, грубым, эгоистичным, холодным не-алкоголиком (заткнитесь, не так уж часто он пьёт)! Лучше остальных его, наверное, мог понять один лишь Клаус; разве что номер Четыре избрал другой путь – наркотики. Но одно дело находиться в склепе с мёртвыми несколько ночей по настоянию отца, а другое – тридцать лет по собственной глупости. Попробуй тут не свихнись. Пятый привык к одиночеству. Он привык всё делать сам. И ему было сложно адаптироваться к семье, с которой его разлучило время много лет назад. При этом мальчик не переставал любить их, и все эти годы провёл в попытках вернуться и изменить страшное будущее – память о найденных телах в руинах Академии была свежа в нём каждый день. И вот теперь спасение так близко, а Пятый заперт в собственном сознании из-за какой-то осколочной раны. Глаза защипало от обиды; мальчик почувствовал, как две горячие слезы проложили дорогу к вискам. И почему у него нет имени… Стоило бы спросить об этом Маму, сидящую прямо перед ним… Так Пятый понял, что наконец-то очнулся. Мама взаправду выжидающе смотрела на него со своей неизменной улыбкой, держа руку «сына» в своей. — Мам? — смущённо пробормотал мальчик, постепенно осознавая, что лежит на своей кровати в собственной спальне. — Что с моей раной? Грейс как будто ждала этот вопрос: она слишком хорошо знала характер Пятого. Не мог же он первым делом заявить, как сильно её любит. — Промыта, зашита, перебинтована, — отрапортовала она, улыбаясь, и добавила: — Я рада, что ты к нам вернулся, милый. Пятый ощутил, как кровь прилила к лицу: он так давно не слышал подобных слов в свой адрес, и сейчас вновь почувствовал себя ребёнком, так противившимся всяческим проявлениям эмоций. — Только не говори никому, что я плакал. Грейс склонила голову набок и ласково потрепала «сына» номер пять по щеке: — Как скажешь, дорогой. Но помни, плакать не стыдно. *** Утром Пятый чувствовал себя значительно лучше. Причём и физически, и ментально: новость о том, что его принесли домой страшно обеспокоенные Эллисон с Диего, грела душу, и давно забытая нежность к близким, пусть и еле-еле, но всколыхнулась в нём. Мысль, что за него кто-то может волноваться, что он кому-то важен и не всегда должен рассчитывать исключительно на себя, тоже непривычно будоражила сознание. Даже Ваня ещё при первой встрече прямым текстом сказала ему, что ждала пропавшего брата каждую ночь и сильно скучала. Наверное, есть повод быть в хорошем расположении духа, а? Выбравшись из постели и выйдя в коридор, Пятый первым делом наткнулся на Клауса, идущего к комнате Лютера (почему-то закрытой) с колокольчиком в руке. — Ауч, ты не мог бы прекратить трезвонить? — зажал уши руками Пятый. — Голова раскалывается… — О-ой, наш маленький братишка проснулся! — с неподдельным восторгом воскликнул Клаус, раздражая слух похлеще колокольчика, и без предупреждения накинулся на сбитого с толку мальчика с объятиями. — Клаус, что ты делаешь? — запротестовал тот, пытаясь высвободиться. — Отстань от меня! — Проснулся, проснулся! — продолжал напевать Четвёртый. — Ох и напугал же ты нас вчера! Чего ж ты молчал? В тебе застрял приличный такой сувенир из этой твоей временной конторы, а ты и словом не обмолвился — всё «неважно» да «неважно»… — Клаус, — требовательно, с расстановкой процедил Пятый. — Сейчас же отпусти меня. — Ну чего ты такой злюка по утрам, — надул губы брат, всё-таки возвращая ему свободу. — Иди лучше вниз: я приготовил вам со старшим братишкой кое-чего; вот только подниму его… С этими словами он принялся ошалело трезвонить, направляясь к закрытой двери комнаты Лютера и вопя что-то вроде «подъём» и «проснись и пой». Пятый же, скептически закатив глаза, начал спускаться по лестнице вниз. Но несмотря на усталый вид его лицо всё-таки озарилось невольной улыбкой. Теперь он знал, почему вернулся спасти этих недалёких обормотов.