Я хочу её

      Я хочу её. Почему? Возможно, стоит рассказать вам об этом. Моя подруга, коллега, учительница истории, Ира, вновь разочаровалась в роде мужском и решила напиться вина, просматривая исторические сериалы. Так было всегда, с самого начала нашей дружбы, когда мы были еще "шальными императрицами" в столичном педвузе и делили однушку на двоих. Ну, как сказать, "шальными". Вот Ирочка, она да. Её обожал весь поток за легкий на подъем характер и отличный вокал вкупе со знанием народных песен и весёлых матерных частушек. Но ничего из этого, не было у меня. Я всегда была как бледное, такое, знаете, синенькое, носочно-чулочное дополнение. Наш дуэт даже всегда встречали примерно так: "Так, Ира здесь, значит, и чулок свой синий на проветривание вытащила". Я сидела рядом, утешая её, а она пачкала в своей туши мою очередную белую блузку, периодически проливая на неё вино, и той в который раз придется уйти в мусоропровод. Это всё уже повторялось много раз. До определенного момента, перевернувшего мою жизнь с ног на голову. Ирочка вдруг ударилась в философию и рассуждения о родине своей, да об идеальном мужике.       — М...Марин, вот ты скажи мне, г...где мужики все, а? В...вокруг одни задохлики, да сынки мамкины, особенно здесь, в больших городах! Вот ты ж, городская, ты ж и не знаешь... Ик... Как мужик то выглядеть должон, — она отхлебнула еще вина. — Знаешь, я ж ведь до сих пор, как дура, никогда ни с кем не занималась этим... Как его там? — подруга нахмурила брови, призадумавшись, — Сексом, вот! — её осенило и она, видимо, от счастья вновь пролила на меня вино. — Всё жду того самого, с которым даже такая как я, будет Дюймовочкой за каменной стеной! Чтобы с бородою, да с усами мужик! Работящой, сильной, — у неё умильно затряслась губа от начинающейся истерики, которую нужно срочно останавливать, иначе всё, будет разгуляй пьяной души русской. — Всё храню себя, для такого. А где ж их брать, мужиков таких, чтобы от них детёв по пять рожать и на х*е вертеть все кризисы и еб*нутые решения правительства? — на этот раз распитие вина прошло без эксцессов. — А знаешь что, Маринка? Пошло оно всё к черту! Ты же тоже девственница?       Я была в состоянии шока. Где моя веселушка, хохотушка и при этом по-отечески строгая Ирочка, балующая всю учительскую и свой класс пирожками с домашним вареньем по пятницам? Что это за сексуальная львица, с кокетливо приспущенными очками?       — Н...Ну да, а что, Ир?       Я сидела и просто чувствовала, как мои щеки и уши, и нос, да вообще всё, пылает похлеще, уж извините за неточное сравнение, помидора! А бурлящая внутри кровь от непонятного мне тогда чувства возбуждения, оно смущало, но было приятным до бабочек в животе и буквально против воли, заставляло осматривать манящие изгибы ее слегка крупноватых плеч, полной, по-деревенски налитой груди, узких, но таких изящных бёдер, что были мечтой не одного мужчины в школе. А как всех всегда чарует её тёплая и нежная улыбка, чуть полноватых, но при этом миниатюрных губ бантиком? Эти родинки по всему телу. Легкий кубанский загар. Бездонные карие глаза, почти чёрные, ведовские! Слегка кудрявые, выцветшие до, несколько рыжеватых, тёмно-каштановые волосы, убранные обычно в плотную косу, имеющие истинное великолепие в распущенном виде. Её нос с горбинкой, какой-то горделивой и дерзкой, как у многих донских казачек, к коим она и принадлежала. Она была просто ходячим соблазнением, хоть сама и не подозревала об этом, от слова совсем!       — Да вот, я просто подумала, — она с грустью посмотрела внутрь горлышка пустой бутылки, — Ну, если ты не против...       Она кокетливо хохотнула, тихо хрюкнув, плавно и соблазнительно, как в танце, мягко повела плечами.       — Может, — пьяно подмигнула, — Поможем друг дружке? Так сказать, по-дружески?       — И...и как же?       — Ну, знаешь, — придвинулась ближе ко мне и кокетливо накрутила свою кудряшку на палец, — В наше время девственницами в такие годы быть, Марин, стыдно, так что позволь всё же помочь.       И если раньше я была в шоке, то сейчас выпала из пространства. Я?! Худой скелет, бледная моль, с рыбьими глазами на полрожи, тонкими блондинистыми волосёнками и кривым горбатым носом, с ней?! Потом я ещё вспомнила, что мы обе девушки, но к тому моменту она уже сняла с меня блузку, так мешавшую ей добраться, до моего почему-то сейчас желанного ею тела, и начинала покрывать мои выступающие, как у анорексиков, ключицы поцелуями, будто заранее зная о том, что это наиболее чувствительная моя зона. Ответом на её действия, стал мой непроизвольный и к тому же первый стон, отчего Ира только усилила ласки и стала шарить мозолистыми от работы в поле на ее малой Родине и постоянной готовки руками по моему телу, доводя меня мелкой дрожью, проходившей по телу от её прикосновений, до чудесной неги. Дальше всё было как в тумане. Нежные и слегка грубые, но до жути приятные ласки, везде, куда она догадывалась на чистом инстинкте добраться. Тихие и громкие стоны с моей и, что самое приятное, её стороны. Первый настоящий, выводящий сознание за грань, оргазм. Всё это я запомнила на долгие годы. Каждый собственнический укус, по-хозяйски поставленный неумелый засос, поцелуи, покрывшие даже мои самые сокровенные места. А её руки и язык! Они творили со мной такое, что это просто невозможно описать! Сильные, но нежные и осторожные, будто боящиеся меня отпугнуть руки и нежный, теплый, ласковый язычок с острым кончиком.       На утро она ничего не помнила. Она не помнила ничего, совершенно. Мне тогда стоило большой выдержки, не проорать ей о вчерашнем в лицо, о том, как я сейчас хочу продолжения того, что было вчера на этом диване, столе, кровати и только с ней, с ней, черт меня раздери! Я была готова рвать и метать, доказывая свое право на все это! К тому моменту, как она встала, я по привычке сделала уборку в её квартире, стараясь её не разбудить, и, будучи в радостном предвкушении, кое-как вручную отстирала блузку и высушила её, оделась в неё, застегнув как всегда до горла и на сотню пуговиц. Верно поэтому, ей даже и мысль не пришла в голову, что между нами что-то было, ведь она не увидела ни одной из своих меток на моем теле. Я хотела реветь, кричать, биться головой об стену, да хоть что-то делать, но я струсила, смотря в её счастливое лицо. Малодушно промолчала. Я думала, что я также забуду, и мы вновь будем лучшими подругами навсегда, что я забуду её тихий, проникновенный шёпот с такими подрыкиваниями, будто я её личное сокровище, и она не собирается меня отдавать, будто каждая метка — это знак принадлежности ей и лишь одной ей, моей Ирочке. Но я ничего не забыла, хоть ты тресни, а я помнила все! Даже спустя год, после того, как она нашла мужчину своей мечты, а я стала крестницей уже её ребенку! Каждый раз мне прямо физически больно смотреть, как он её обнимает, этими грубыми, волосатыми, недостойными её совершенства руками, а после дружески с ним поболтать и не клацать, рыча на него, прикрикивая: "Мое! Отдай!". И я безумно хочу её! Мне уже буквально срывает тормоза от желания, и я ласкаю себя, смотря на её фото, причём, прямо тогда, как прихожу к ней в гости, в её ванной! И я не знаю, что делать с собой и своим внутренним жадным зверьком, требующим принадлежащее, по его мнению, ему! Я хочу её, хочу до безумия, но не могу ей даже заикнуться об этом. Даже попытаться признаться. И каждый раз с того дня, я мучаю себя этой сладкой пыткой встреч с ней, дружбы с ней, не имея возможности коснуться больше, чем дозволяется подруге. Моей смелости хватает лишь на бесконечное повторение про себя, трех простых слов: "Я хочу её!"