Низкобюджетное порно

Сидеть на роминых коленях удобно и тепло. Вести ладонями по горячей коже широких плеч — бередить собственную совесть. А ещё Рома не задаёт лишних вопросов и трахает с какой-то непонятной нежностью. Она Ване не сдалась, нежность эта непонятная и пальцы чувственно по ребрам ведущие — тоже. Ване ничего нахрен не нужно, трахай да трахай. И молчи, Рома. Потому что лишнее это все. Разговоры, утренний кофе в разворошенной кровати, поцелуи в шею. Лишнее. Рома знает, потому и молчит, только губами ведёт по линии подбородка и рукой по стояку. Рома мастак в рот брать и языком в растраханного Ваньку лезть — Ваня тогда хнычет, подставляется, растекается безвольно по постели и в потолок невидяще смотрит. Ваня тогда скулит как сука, как блядь последняя и обнажается перед Ромой дальше некуда. Обнажается до комка боли, за ребрами спрятанного. И Роме от этого плохо, больно и безрадостно. Ванькина боль дышать мешает, комом в глотке застревает, холодом тело сковывает. Ваня — красивый. Он об этом не знает, а Рома уверен — красивый. Красивого Ваню нянчить нужно, холить и лелеять. Ваню нежить хочется, целовать и засыпать уткнувшись носом в острые лопатки. Ваня молчит и милостиво позволяет… Позволяет пальцами в себя, членом по губам оставляя на щеке след от смазки и в мягкий матрац втрахивать тоже позволяет. А ещё Ваня на выдохе просит жёстче и быстрее, как в низкобюджетном порно. Потому что тот, другой, умел только так. Потому что Мирон иначе, наверное, и не может. — Сука ты, Вань, — Рома лбом в плечо утыкается, говорит куда-то в острую ключицу. — Сука. Ваня молчит, прикусывает губу и на шее венка бьётся часто-часто. Ваня на член насаживается, толком не растянутый — от боли щека дёргается — словно за грехи искупления ищет. — Ваня… Господи. Это какой-то пиздец, думается Худякову, какой-то сюр, где Евстигнееву хорошо, потому что больно. Это настолько пиздец, что хоть вой. И хочется скинуть его с себя, послать на хуй Мирона его ненаглядного. Мирону ебало разбить и свое, заодно, о стену размозжить. Рома глаза закрывает, под ладонью чужое сердце заходится. И ромино тихое: — Прекращай, мне тоже больно. И ромино тихое: — Вань. Ромина просьба от стен отражается, бьёт по Ване, заставляя замереть. — Прости. Рома его обнимает аккуратно, оглаживает тощие ягодицы, кончиками пальцев по едва не порванной дырке невесомо ведёт, он знает — Ване нравится. Ваня дышит, Ваня воздух глотает запойно и лезет целоваться. Ваня оживает, Ваня возвращается из собственных мыслей к Роме, на Рому, под Рому. Когда-нибудь Ваня непременно скажет Мирону, что трахается с Худяковым. Просто, чтобы тот знал, что и без него хорошо, что и без него живут. Выживают. Чтобы он знал, что Евстигнеев не зациклен. Скажет, чтобы услышать незатейливое и спокойное: — Мне похуй, Вань.