Электроник

      Серёжа Сыроежкин отлично помнил, когда Эл появился впервые. Это было в середине мая, в шестом классе. В воскресенье после обеда Серёжа пошёл гулять, а когда он спускался по лестнице, его побили. Не сильно, всего пара синяков и одна ссадина, но обидно было до слёз. Собственно, он и расплакался, когда добежал до заднего двора продуктового магазина, что находился в паре кварталов от его дома.       Вроде бы, получить тумаков от одноклассника — обычное дело. Но, это смотря от кого. Если бы его кто другой побил, Серёжа только разозлился бы и сдачи дал. И уж совершенно точно не плакал бы. Но это был Макар. Макар Гусев, Гусь, как его называли одноклассники. Макар подкараулил Серёжу на лестнице, стал толкать и обзываться, больно пихнул в бок, а потом ещё и в солнечное сплетение ударил. Не сильно, но так противно. Серёжа тогда согнулся в три погибели и локоть себе о перила рассадил. Тоже больно, между прочим. А Гусев ещё и смеялся над ним, слабаком называл. Серёжа не знал, чем не угодил этому рыжему хулигану. Он его вообще старался обходить по широкой дуге и лишний раз на глаза не попадаться. Хотя, вообще-то, Серёжа хотел бы с Макаром подружиться. Он ему нравился — высокий, сильный, ничего не боится, шутит смешно очень. С кем-нибудь другим шутит, не с Сережей. Сыроежкин ему чем-то не нравится, и поэтому ему нет от Гуся покоя даже на уроках — тот сидит позади него, на задней парте вместе с отличником Вовкой Корольковым и всё время Серёжу отвлекает — то ногами его стул двигает, то ручкой в спину колет, то бумажками жёваными в волосы плюёт. А достается за это Серёже. Потому что он вынужден оборачиваться назад или из волос мусор вытаскивать. За это его даже пару раз с уроков к директрисе отправляли — объяснять своё поведение. И на совете отряда один раз разбирали — за недостойное пионера поведение и плохую учёбу. Недостойное поведение заключалось в том, что он с рваным пионерским галстуком на урок пришёл. А что ему было делать, если они с Гусем прямо перед уроком подрались? Галстук зацепился обо что-то и на нём дыра образовалась. Большая. А Макар, главное, вообще без галстука иной раз в школу приходит. И ничего ему за это не бывает, только замечание в дневник пишут. Наверное, это потому, что его папа — заведующий продовольственным магазином, и они с директрисой дружат. А у Серёжи отец — шофёр, и никаких друзей среди школьной администрации у него нет.       В общем, непростые у Серёжи с Гусем отношения. Сыроежкину сознавать это досадно, и потому, чтобы немного скрасить своё существование, он выдумывает себе совсем другую жизнь. Фантазирует, проще говоря. Уж с чем, с чем, а с воображением у Серёжи никогда проблем не было. Он всегда какие-нибудь истории придумывал и ребятам во дворе рассказывал. Когда меньше был. Только они ему не верили и смеялись. Обидно. Вот Серёжа со временем и перестал кому-то что-то из своих историй рассказать. Раз они так! Он вообще мало говорить стал. И, наверное, поэтому друзей у него не появилось. Ну и ладно, он их себе и придумать может — так даже веселее.       И вот стоял, значит, Серёжа на задворках продуктового, глотал слёзы, а сам думал, как бы себя подбодрить. И придумал. Во-первых, в его версии событий Макар его не бил. Приставал и обзывался — да. Но не больно и не обидно. Например, он мог бы его не пидарасом называть (Серёжа вообще не знал, что это такое, но явно что-то очень нехорошее), а, например, Сыроушкиным, Сыроножкиным или даже Сыропопкиным (на этом месте Серёжа даже перестал плакать и засмеялся). А вместо того, чтобы бить, Гусев вполне мог бы его… шлёпать. Да. Почему нет? По ногам или по… попе. Тут Серёже стало стыдно от своих мыслей, и он постарался об этом не думать. Получалось, правда, плохо, потому что такой вариант гусевских приставаний ему очень даже нравился. Только вот непонятно, чем бы тогда их встреча на лестнице закончилась?       О, точно! Серёжа просто сбежал бы от Макара. И это было второе принципиальное отличие от реального положения дел. Он бы сбежал. Бежал, бежал и… прибежал бы сюда. Ну да, на задворки этого магазина. А Гусь бы за ним гнался. Только не догнал. И Серёжа встретил бы здесь… ЕГО! Своего двойника! Это был бы третий и самый важный момент в Серёжиной истории. Потому что двойник был бы не простой — он был бы роботом!       Серёжа так перевозбудился от своих мыслей, что у него сердце чуть из груди не выскочило и дыхание сбилось. Чтобы немного успокоиться, он присел на деревянный ящик и стал придумывать, что было бы дальше.       Для начала он придумал роботу имя — Электроник, сокращённо Элек. У Серёжиного отца часы были, «Электроника 1» назывались. Слово «Электроника» Серёже всегда нравилось, даже когда он толком не знал, что оно обозначает. Только Серёжа называл бы своего робота просто Элом, по-дружески. И были бы они похожи с ним как две капли воды. Потому что Серёже всегда хотелось иметь брата. Лучше близнеца. А у него никого не было — ни братьев, ни сестёр. Даже двоюродных. Почему робот должен был быть похожим на него, Серёжа придумал не сразу. Но главное, чтобы робот был такой… такой… Всё умел, короче. И умный был. Сам-то Серёжа не очень в этом плане, а Электроник был бы ого-го!       Сидеть Серёже на одном месте надоело, и он решил прогуляться к старому заброшенному сараю, который в дальнем конце парка стоит. Этот полуразвалившийся деревянный домик остался ещё с тех пор, как на месте их квартала была деревня. Наверное, его тоже снесут когда-нибудь, а пока он стоит себе и стоит. Серёжа любит в него забираться, когда никого нет, конечно. А то иногда там пьянчужки сидят, водку пьют. После них грязно и воняет.       В Серёжиных фантазиях старый деревенский сарай был ни чем иным как собственным гаражом семьи Сыроежкиных. Вполне себе целым и с замком на дверях. Серёжа бы тут мопед хранил. Ну и что, что мопеда у него нет, он же хочет, чтоб был! И вот в этот гараж он бы робота и привёл, жить. Они бы всегда вместе были, а лучшего друга, чем Электроник и придумать сложно. Потому что он бы всё-всё для Серёжи делал. Например, домашку за него решал. А ещё лучше — в школу за него ходил! Точно! Школу Сергей терпеть не мог — там скучно, задают всё время чего-то, к доске вызывают и двойки ставят. Ну, прямо двойки у него нечасто бывают, в основном он на тройки учится. Но всё равно. А ещё ребята над ним смеются, когда Серёжа, замечтавшись прямо на уроке, отвечает учителю невпопад. И Гусь ржёт. Больше всех. А это уже ни в какие ворота! Поэтому, в школу вместо него определённо будет ходить Электроник. И Гусю наподдаст, чтоб уважал его в конце концов. В воздухе его, к примеру, покрутит. И Макар его тогда точно зауважает. Потому что Эл сильный, но при этом никого не бьёт.       Серёжа заметил, что на улице стемнело, рядом с сараем послышались пьяные голоса, и поспешил покинуть своё убежище. Пришёл домой и… подумал, что неплохо бы записать всё, что он сегодня насочинял. Ведь интересно же получилось. Не хочется забыть и упустить какие-нибудь важные детали. Он взял самую толстую тетрадку, которая у него была — девяносто шесть листов, и стал записывать. Написать большой роман тринадцатилетнему мальчику было не по силам, и он решил, что это будет сборник маленьких рассказов. И за вечер Серёжа придумал и записал сразу две таких истории — про то, как Электроника изобрёл некий профессор-кибернетик и про то, как за Электроником охотятся иностранные бандиты.       Профессора Серёжа по телевизору видел, в передаче «Очевидное-невероятное». В гостях у ведущего был некий учёный, который рассказывал про новые роботизированные комплексы в машиностроении. Тема Серёже показалась не очень интересной, а учёный запомнился — он был весёлый и совсем не важничал. И внешне симпатичный — не толстый и улыбчивый. Такой вполне мог бы изобрести Электроника. Только в Серёжином рассказе робот от этого замечательного профессора сбежал, потому что какой же робот хочет всю жизнь оставаться роботом? Он хочет быть человеком! Как Сергей. Потому что человек — это всё равно круче, чем самая сложная и умная машина.       А вот про бандитов Серёжа много фильмов смотрел, и наших, и иностранных. Везде эти бандиты были разные, но выглядели всегда таинственно и зловеще, носили шляпы и курили сигары. А самого главного бандита обычно называли Шеф. Серёжа главаря банды тоже Шефом назвал. А потом ещё и кличку ему придумал. Для солидности. Сначала хотел Фоксом назвать, но потом передумал — пусть лучше Штампом будет. А на английский манер — Стамп. Только вся эта банда в Советский Союз приехать, конечно, не может, их ещё на границе задержат. Поэтому, за самым лучшим в мире роботом они отправят только одного гангстера. Зато на мотоцикле. Это Серёжа недавно ещё одну программу по телевизору видел, «Автородео»* называлась. Чего там только не было — и автомобили на двух колёсах ездили, и мотоциклист через несколько машин на своём мотоцикле прыгал! Он-то больше всего мальчику и запомнился — классный чувак, в чёрной кожаной куртке и с крутым шлемом на голове. Зачем именно бандитам нужен Электроник, Серёжа решил потом придумать. Они ж бандиты — воруют всё самое лучше и ценное. А его робот именно такой.       Серёжа так увлёкся написанием своих рассказов, что даже уроки не доделал. Когда вспомнил — глубокая ночь была, и сил на математику никаких не осталось. Поэтому на следующий день он получил за ответ у доски двойку, замечание в дневник и вызов родителей в школу. Потому что двойка уже была вторая подряд, и их учителю математики, а по совместительству классному руководителю, Семёну Николаевичу терпеть разгильдяйство своего ученика надоело. Он почему-то был уверен, что Серёжа умный и способности у него к математике есть, только вот он ленится очень и на уроках ворон считает. Ух и влетело же тогда Серёге от отца, когда он из школы вернулся! Сыроежкин два дня потом сидеть нормально не мог.       И тогда Серёжа подумал, что раз его родители так не любят, то и домой он не пойдёт. На самом деле пойдёт, конечно, куда он денется, но в своём воображении вместо себя отправил домой робота. Вот, пусть родители с ним и общаются, раз родной сын им не нужен! Кормят, одежду ему покупают, на пикник с ним ездят. А Серёжа и так проживёт, без них. У него Эл есть. Обрадованный новой своей идеей, Серёжа поспешил записать ещё один рассказ в свою тетрадочку. Только вот в конце возникла загвоздка — если робот будет вместо него и в школе, и дома, то тогда его все и будут любить и уважать, а про Серёжу вообще забудут. Останется он один-одинёшенек, никому не нужный. Даже Элу. Потому что у него и друзья есть (которых у Серёжи и в помине нет), и семья, и дом… От этих мыслей мальчику так себя жалко стало, что он даже расплакался. И грустную песенку сочинил.       Он вообще это умел — песни писать. У него уже несколько было — про школьников, которые не хотят учиться, а хотят гулять, про гангстера, который на мотоцикле и за роботом охотится, и про роботов вообще, как они будут работать, а люди в это время отдыхать. Ведь, правда же, здорово? И теперь вот ещё одна песня появилась — про тяжёлую Серёжину судьбу. Осталось только мелодию на гитаре подобрать. Серёжа уже неплохо играет, сам научился, по самоучителю, который ему на прошлый День рождения родители подарили. Вместе с гитарой.       Тут Серёжа опять подумал о родителях, какой они ему тогда праздник устроили, да и в этом году тоже, какие подарки дарили… И пришёл к выводу, что всё-таки они его любят. И он их тоже. А потому, надо чтобы и в рассказе Серёжа домой вернулся. И в школу. У него же друзья теперь там появились, благодаря роботу. И Сергей придумал окончание этой истории. Только вот теперь вышло, что Эл от него ушёл. Сбежал со скоростью гоночного автомобиля. И что теперь делать? В реальности-то с родителями Серёжа помирится, а вот друзей у него как не было, так и нет. Надо как-то выдуманного друга возвращать.       Идея, как вернуть Электроника назад, пришла Серёже в голову на следующий день, когда он этой самой головой на уроке физкультуры о брусья стукнулся.       К ним тогда тренер пришел из хоккейного клуба «Интеграл». Вообще, тренеры осенью по школам ходят, но этот почему-то в мае пришёл. Физрук их тогда по такому случаю гонял как вшивых по бане, бегать много заставлял, прыгать, кувыркаться, подтягиваться, на брусьях упражнения делать… С них-то Серёжа и навернулся, да ещё и лбом о перекладину приложился. И так это у него неуклюже получилось, так глупо и нелепо, что весь класс ржал над ним, пока он на матах в себя приходил. Серёже от этого стыдно стало и очень обидно. Даже слёзы на глазах выступили. А все ржут. Кроме физрука — тот ругается. И Макара. Он над ним не смеялся, даже подошёл и помог встать, только презрительно бросил при этом: «Как девчонка!».       Серёжа только зубы сжал, ничего не сказал, в ответ. А сам подумал: «Вот, если бы у меня подружка была, меня бы никто так не называл. Парни, которые с девчонками гуляют тоже уважением пользуются, им даже завидуют».       Только вот подружки у Сыроежкина никогда не было. Одноклассницы его всерьёз не воспринимали. Почему, Серёжа не понимал. Смотрел на себя в зеркало — вроде симпатичный. Высокий, стройный, волосы светлые вьются. И лицо такое… нормальное. Наверное, потому, что он неразговорчивый стал, сам к девочкам подойти не решается. А вот Эл бы смог! Он бы без проблем любую закадрил.       На прошлой неделе Сергей по парку гулял, а там выставка собак проходила. Народу много было, собаки самые разные, все в медалях. И была там одна девчонка. Симпатичная, его возраста. Блондинка тоже. Она с мелкой такой собаченцией ходила, подружки эту девочку Майей называли. Вот с ней бы Эл точно познакомился, даже подружился бы. Только как? Как знакомиться с девочками в обычных условиях, Серёжа не знал. И решил вопрос просто — Электроник спас бы эту Майю от хулиганов. Откуда взяться хулиганам средь бела дня в парке, полном людей, собак и милиции, Серёжа не сообразил. Зато, когда домой вернулся, написал ещё один рассказ, про Майю. Как Элек её спас, а Серёжа в итоге с ней сам дружить начал. И все одноклассники просто обзавидовались, что у Сыроежкина такая клёвая девчонка. Красавица и спортсменка. Да, пусть гимнасткой будет — так ещё круче. Спортсменов все уважают, особенно сейчас, когда у нас в Москве через два месяца Олимпиада откроется. Вот эта девочка бы ему Эла и вернула, потому что она — настоящая боевая подруга. А не какая-нибудь там фифа. Но это уже отдельная история, над ней ещё думать надо.       А на следующей неделе выяснилось, что Макара в хоккей отобрали. Серёжа за него ужасно рад был, хотя и виду не показывал — всё-таки не друзья они. Скорее даже наоборот — Гусь Сыроегу, как он его называет, когда не злится, терпеть не может. Всё время задевает, житья просто никакого от него нет.       Возможно, подумал тогда Сыроежкин, если бы его тоже в хоккей взяли, Макар бы лучше к нему относиться стал. Девчонкой бы точно не называл. В хоккей же только настоящие мужчины играют, это всем известно. Но Серёжа со спортом совсем не дружил. Он с некоторых пор дружил с литературой, если можно так выразиться. Уже вторую тетрадку в девяносто шесть листов начал. Первая закончилась. И первый же рассказ в новой тетради был про то, как Электроник к нему вернулся и опять помогать начал. На этот раз благодаря Элу Серёжу в Интеграл взяли. Теперь они вместе с Макаром тренируются, и Гусев с ним дружит. По-настоящему. А ещё Серёжа гол на матче с другой командой забил. И Гусев тоже. А Эл не смог — в свои ворота зарядил. Потому что должен же Серёжа хоть в чём-то быть лучше Электроника?

***

      Худо-бедно Серёжа закончил шестой класс. Даже двойки свои по математике исправил. Впереди — целых три месяца отдыха! Путёвка в пионерский лагерь на этот раз Серёжиным родителям не досталась, родни в деревне у семьи тоже не было. Даже дачи не имелось. Поэтому мальчику светила унылая, на первый взгляд, перспектива всё лето провести в городе. Однако, Серёжу это ни капли не расстроило. Тем более, что пионерские лагеря он ненавидел. А в августе у родителей отпуск, они тогда дикарями куда-нибудь сами поедут. С палаткой. Это Серёжа любит. А пока у него важное дело есть — надо дальше свой сборник рассказов писать. У Серёжи как раз новая идея появилась.       Заделавшись «писателем», Сыроежкин неожиданно столкнулся с непредвиденной проблемой. Даже двумя. Первая состояла в том, что он делал ошибки. Какие-то сразу замечал и исправлял, а какие-то не видел. То есть смотрел на слово и не мог понять, правильно оно написано или нет. Что-то смущает, а что — не понятно. И проверить-то, главное, его творчество некому — он свои фантазии, особенно записанные ручкой на бумаге, держал ото всех в большом секрете. Мать бы могла, конечно, помочь. Она филолог. Только ей он ни в коем случае не хотел свои рассказы показывать — стыдно же. Там про родителей есть, и далеко не всё из написанного им пришлось бы по душе. Да и вообще, это слишком личное. Вроде дневника, только вымышленного. Поэтому Серёжа ограничился тем, что стащил из маминого книжного шкафа несколько словарей — орфографический, словарь синонимов и справочник по пунктуации. Зарылся в них с головой, ещё раз перечитал свои шЫдевры, ужаснулся и принялся за исправления.       Вторая Серёжина проблема оказалась не в пример сложнее первой. Ему временами не нравился собственный стиль повествования. Перечитывая свои первые рассказы (которые спустя месяц казались уже чужими), Серёжа то и дело спотыкался взглядом за кривые предложения, некрасивые конструкции и бедность словарного запаса. Как бороться с этой напастью Сыроежкин представлял плохо. От природы он был несколько косноязычен, а его фантазия, отлично справлявшаяся с созданием увлекательных сюжетов, была совершенно бесполезна при подборе новых слов и построении красивых предложений. Порой фразы в одном абзаце казались такими чужими друг другу, будто их надёргали из разных произведений разных авторов на совершенно разную тему.       Погоревав немного по этому поводу, Сергей решил, что раз самому ему не дано обладать изящным слогом, он его… украдёт. Почему нет? За это в тюрьму не сажают, это даже не плагиат. Но чтобы заниматься подражательством, надо найти себе образец для подражания. То есть больше читать. А читать Серёжа не любил, он был как чукча из известного анекдота. Больше всего чтение ему не нравилось тем, что произведения из школьной программы были скучные, совершенно ему не близкие и не понятные, да ещё и написанные вдобавок тяжёлым сложным языком. Стихи Пушкина и Лермонтова ещё ничего, но их же проза наводила только тоску. Такой же скукой и безнадёгой веяло и от Тургенева с Некрасовым. Гоголь с Чеховым тоже были мировой классикой, но Серёжа сильно подозревал, что либо их творчество совсем не для детей двенадцати-тринадцати лет, либо это он один такой дурак, что не может по достоинству оценить труд великих мастеров слова. Собственно, с советскими авторами дела обстояли не лучше — Фурманов, Шолохов и Горький тоже были тяжелы, мрачны и неинтересны. В любом случае, всё это означало, что подражать им Серёжа не может и не хочет.       И тогда с горя пошёл Сыроежкин… в библиотеку. Первый раз по собственной воле, а не потому что «задано». А там он сразу направился к стеллажу с надписью «Современный зарубежный детектив». Потому как замахнулся он на этот раз на большой рассказ, в котором Электроника похитили (та самая банда Стампа, да) и в чемодане увезли на Запад. Серёже наконец-то удалось придумать, зачем же именно понадобился бандитам советский чудо-робот. Они решили провернуть ограбление века! Украсть старинные картины из музея, который располагался в средневековом замке. А Электроник бы им сначала помог в этом (потому что он хоть и умный, но очень наивный, его обмануть легко), а потом бы наоборот, всё вернул на место и ещё часы бы старые на башне замка запустил, которые много лет не ходили. А бандитов бы полиция арестовала. Даже мотоциклиста Урри. Хотя, его Серёже почему-то было жалко. А Электроник бы домой вернулся, как герой.       Чтобы более-менее правдоподобно описать такой заковыристый сюжет, нужен не только хороший слог, но и множество подробностей и деталей. Надо изучить матчасть, так сказать. И Серёжа со стопкой подходящих, по его мнению, книг направился к библиотечной стойке оформляться, как по пути его глаз зацепился за небольшую книжку с яркой обложкой, на которой был нарисован красавец эрдельтерьер. Книжка, стоявшая на полке в разделе «Собаководство» называлась «Преданней собаки…» Серёжа тогда подумал, что название похоже на строчку из песни, и даже прямо там сочинил маленький стишок с этой фразой про собак. Да и мелодия сразу пришла мальчику на ум. Сергей взял книжку и с эрдельтерьером.       Дома, внимательно изучив все свои «рабочие материалы», Сергей решил, что большой рассказ про бандитов и Электроника он отложит на потом. Тем более, что самого Серёжи там почти и не будет. А начнёт он с маленькой истории про Электроника и собаку-робота Рэсси, которая тоже будет эрдельтерьером. Тем более, что надо же было что-то написать про то, чем же занимался Электроник, когда сбежал от Серёжи. Главным моментом в этом рассказе было то, что Эл завёл себе собаку. Точнее сделал её сам из большой игрушки, которую заработал в магазине, пока… чинил там сломанные игрушки. Да, Серёжа признавал, что этот момент с игрушечным магазином и работающим в нём Элом был самым слабым местом в его произведениях. Никто не взял бы на работу ребёнка без документов и согласия родителей, да и столько неисправного товара ни в одном игрушечном магазине не найдётся. И продавцам не интересно было бы чинить весь этот хлам, они просто вернули бы товар на базу, а заведующий претензии бы на фабрику написал. Но Серёжа ведь пишет сказку, у него робот, вон, живой имеется. Поэтому скрепя сердце этот сюжетный ход с игрушечным магазином, Серёжа в своём рассказе оставил. Тем более, ему надо было как-то объяснить появление у Элека Рэсси. А дав себе поблажку в одном случае, Сыроежкин пошёл на «сделку с совестью» и во втором — собаку-робота Рэсси Электроник просто оживил.       По правде говоря, это было очень глупо. Ведь, самого Элека собирали в большом Институте, под руководством профессора Громова. А аналогичную собаку Эл просто оживил, приложив руку к игрушке. Как такое возможно? Эту задачу Серёжа пока решать не стал, оставил на потом. Ему просто очень хотелось, чтобы у Эла была собака. У Эла — значит и у самого Серёжи! Потому что ему с самого детства хотелось завести себе пса. Только родители не разрешали — им ухаживать за животным и дрессировать его было некогда, а Серёже они в этом вопросе не доверяли.       Работа над рассказом у Серёжи шла споро. Он почти целые дни проводил в своей комнате — писал черновики, переписывал исправленное в тетрадь. К тому же заново написал несколько ранних историй, добавив им красочных подробностей и значительно улучшив стилистику. На улице теперь Сергей появлялся редко и, несмотря на хорошую погоду, стоявшую этим летом в Москве, ни капли об этом не жалел. Потому что под его окнами во дворе всё время торчал Гусь. Ну, не совсем всё время, всё-таки он был теперь спортсменом, а у хоккеистов даже летом тренировки есть. Но когда он был не занят, то постоянно болтался во дворе. Серёжа его из окна своей комнаты видел. На самом деле, когда он замечал на улице Макара, то тут же прилипал к окну, только за занавеской прятался — на всякий случай, не хотел, чтобы Макар его ненароком увидел. А он часто смотрел в Серёжину сторону. Пинал мяч (хорошо пинал, между прочим, как будто не хоккеем, а футболом занимался) и периодически бросал взгляд на Серёжины окна. Что будет, если Серёжа спустится и встретится с ним лично, даже подумать было страшно. Если он с улицы так поглядывает… А ну, как побьёт? Сильно Гусев его никогда не бил, но всё равно, выслушивать издевательства и получать тычки лишний раз Сыроежкину очень не хотелось. Тем более, что в Серёжиных рассказах они с Макаром были друзьями, и Гусь его всегда защищал и помогал. Почти как Эл. Сталкиваться с суровой реальностью Серёже ой как не хотелось. Правду от вымысла он прекрасно отличал, но предпочитал Сергей всё же жить в своём выдуманном мире, где у него было много друзей среди одноклассников, подружка-гимнастка и… Макар с Элом. А ещё говорящая собака Рэсси, мопед, собственный гараж, где могла бы собираться вся его компания… Да и сам он был весёлым и болтливым, всё время смеялся над шутками Макара, играл с ним в хоккей и чувствовал себя абсолютно счастливым.       Прошло лето, Серёжа полностью привёл в порядок все свои рассказы, перечитал кучу детективов и приступил к работе над самым большим — про похищение Электроника. Дело шло сложно, к тому же началась учёба в школе, которая год от года отнимала времени всё больше. Гусь после уроков пропадал на тренировках, в школе выглядел каким-то уставшим и замороченным. И почти перестал приставать к Серёже. Казалось, Сыроежкину надо бы радоваться — никто его теперь не шпыняет и не обзывает, почти не мешает учиться и практически не достаёт. Только Сергей отчего-то почувствовал себя таким одиноким, что иногда слёзы на глаза наворачивались. И Эла похитили.       Чтобы вернуть Электроника себе, надо было обязательно закончить рассказ. Половина была уже написана — гангстер Урри поместил Элека в парализующий чемодан и на самолёте доставил его в заграничный город своему Шефу. Стамп вошёл к роботу в доверие и, загримировав Элека вместе с Рэсси под старинную статую, отправил его в замок. Когда Серёжа писал первую встречу Стампа и Эла, ему было так тоскливо и одиноко, что он решил придумать что-нибудь такое этакое. О! Пусть Стамп поцелует Электроника! В губы! Почему и зачем это надо было для сюжета, Серёжа объяснить не смог даже сам себе. Ему просто очень захотелось, чтобы его самого кто-нибудь поцеловал. Ну, или не его, а Эла. Или самому поцеловать Элека. В этом он так и не разобрался. Просто хотелось поцелуя. Вот он его и написал. Потом, правда, Серёжа посидел, подумал и вспомнил, что в этих историях у самого Сыроежкина подружка есть, Майя. Он бы вполне мог написать о том как целуется с ней. Но быстро пришёл к выводу, что раз уж Майка и так числится его девчонкой, то всем понятно, что они целуются. Зачем писать про это отдельно? Неинтересно же.       Дописал рассказ Серёжа только к концу седьмого класса. По факту готов он был гораздо раньше, но исправление ошибок, неточностей, поиск удачных фраз, очередная переписка готового материала, требовали времени. Ну и учёба, куда ж без неё. А в учёбе у Серёжи пошли приятные сюрпризы — он оказался круглым отличником по русскому языку и хорошистом по литературе. А всё потому, что постоянные его писательские упражнения даром не прошли. Орфография и пунктуация были теперь у Сыроежкина на высоте. Даже учительница удивлялась и часто его хвалила. С литературой было чуть хуже, потому что изучаемые произведения всё так же не вызывали у Серёжи ни капли интереса, но вот излагать свои мысли он теперь научился внятно и красиво. Всё благодаря Электронику.       Электроник, кстати, так и остался в шестом классе. Его похищение, приключения за границей и триумфальное возвращение домой только для Сергея заняли почти год. А время повествования составляло меньше месяца. Причём с момента встречи двойников на свалке и до возвращения Элека и Рэсси в Москву — как раз к окончанию учебного года. К сожалению, это была вынужденная мера. Дело в том, что за прошедший год Сергей здорово вырос, аж на восемь сантиметров. А Элек — робот, он расти не может. Этим фактом Серёжа так опечалился, что совсем замкнулся в себе. У него теперь не только реальных друзей не было, но и выдуманный друг перестал быть его двойником и навечно остался тринадцатилетним ребенком. Из этой ситуации во чтобы то ни стало нужно было найти выход.

***

      Этот выход Серёжа нашёл неожиданно и долго потом удивлялся, как такая простая идея не приходила ему в голову раньше. Эл больше не был железной машиной, целиком и полностью состоящей из металла, проводов, печатных плат и полимеров. Он был биороботом! Искусственно созданным Серёжиным клоном, обладающим сверхспособностями и интегрированным в мозг электронным процессором. Элека создали тринадцатилетним мальчиком, но теперь ему столько же лет, сколько и самому Серёже. Они по-прежнему двойники и даже больше — практически братья!**       Ничего менять, однако, в уже написанных историях Серёжа не стал. Они хороши по-своему и вполне сгодятся в качестве незатейливой детской сказки. А вот новые рассказы Сергей записывал в отдельную тетрадь и прятал ещё тщательнее, чем прежние. Дело в том, что это уже были не совсем рассказы — это был дневник, львиную долю которого занимали не описания случившихся событий, а размышления автора о жизни вообще и своих чувствах в частности. Когда Серёже было особенно плохо, тоскливо, скучно или просто одиноко, к нему всегда приходил Эл. Теперь они учились в одном классе, у них было много друзей, а вместо воображаемого хоккея у Серёжи и Электроника было новое увлечение — не совсем воображаемая музыка. Потому что играть на гитаре Серёжа не прекращал, иногда даже, уже совсем редко, сочинял песенки и разучил множество композиций зарубежных и отечественных авторов.       Лето четырнадцатилетний Серёжа Сыроежкин опять провёл в городе. На этот раз вовсе не из-за отсутствия путевок в лагерь (теперь уже подростковый). Он сам так захотел. Гулял по Москве, записывал свои истории, играл на гитаре, в общем, почти не скучал. Потому что был не один, а с Электроником. А вот Макар тем летом сначала был в лагере, потом опять в лагере, но уже спортивном, потом у родни в деревне. Серёжа его почти не видел, очень огорчался по этому поводу, и поэтому с ним всегда был Эл.       А с кем ещё быть Электронику, если почти все друзья у них с Сережей разъехались? Вот они и гуляли по городу вместе. Как-то, когда была особенно хорошая погода, поехали они с Элом на ВДНХ. Ну, то есть Серёжа поехал, давно там не был. Но одному-то скучно, вот он и «взял» Элека с собой. По дороге, они разговаривали всё время, впечатлениями делились. Серёжа давно приспособился вести диалог в уме и не разговаривать вслух сам с собой, чтобы не выглядеть странно. Единственный нюанс таких бесед с воображаемым другом был в том, что Сыроежкин в это время слегка уходил в себя и мало внимания обращал на окружающую обстановку. А этого естественно делать ни в коем случае нельзя, когда ты на улице находишься, а тем более в метро едешь. В метро-то по дороге на Выставку с ним неприятность и приключилась. Он уже стоял перед дверями поезда в толпе таких же горожан и гостей столицы, собирающихся выходить на нужной станции, как почувствовал, что чья-то рука легла на его пах. Серёжа сначала даже не поверил, что такое может быть на самом деле — кто-то щупает его посреди толпы за интимные места. Он взглянул в стеклянные двери, которые в тёмном тоннеле как зеркало отражали происходящее в вагоне. Вокруг народ с невозмутимыми лицами. Женщины, мужчины, старики, дети. Но кто его щупает непонятно. А тесно так, что и вниз не посмотришь. Однако, рука, судя по габаритам, принадлежала явно не женщине и не ребёнку. Был бы Сергей постарше, он бы конечно схватил негодяя за конечность и на весь вагон сделал бы ему замечание, что-то вроде: «Мужик, прекрати меня лапать, пидор!» Извращенец бы тогда точно испугался и попытался бы скрыть в толпе. Они все такие. Ну, по рассказам женщин (о том, что пристают не только к девушкам и дамам постарше, Серёжа до этого дня даже не догадывался). Но Серёже тогда было всего четырнадцать — он испугался, а ещё ему было ужасно стыдно. И потому что пристают вообще, и потому что он мальчик, к которому пристаёт какой-то мужик. Он запаниковал — рука уже начала расстёгивать молнию на Серёжиных штанах, сзади к нему прижималось чьё-то горячее тело, а поезд всё ещё был в пути. Надо было срочно что-то делать, да ещё так, чтобы не привлечь внимание остальных пассажиров и не обвинить в домогательствах непричастного человека (этого Серёжа тоже очень боялся). И дотронуться до чужой руки, чтобы попытаться сбросить её с себя было до омерзения противно. Несчастный Сыроежкин уже покрылся холодным потом и готов был расплакаться, до того безвыходной казалась ему ситуация, как вдруг на помощь ему пришёл… Эл. Он каким-то чудом понял, что Сергей в беде, вынул у него из кармана связку ключей от квартиры и со всей силы надавил самым острым и длинным из них на конечность извращенца***. Чужая пятерня тут же исчезла, за спиной Сыроежкина послышалось сопение и возня, а Серёжа дрожащей рукой застегнул молнию и спрятал ключи обратно в карман. И тут поезд остановился, двери открылись, и Серёжа, подхваченный пассажиропотоком, поспешил к эскалаторам. Что бы он без Эла делал?..       Целый день Серёжа не мог отойти от стресса. Даже прогулка и посещение ВДНХ не помогло. И с Элом он почти не разговаривал, всё пытался переварить неприятное происшествие. Хорошо, Эл рядом шёл, морально Серёжу поддерживал. Сыроежкин вообще Электронику ужасно благодарен был.       Вернувшись домой, Сергей, конечно же, изложил события минувшего дня в своём дневнике. И то как Эл его спас — тоже. Во всех подробностях, ничего не упустил. «Эл меня любит», — написал в конце Серёжа. А потом подумал: «Должен же меня кто-то любить? Больше всё равно некому. Только родители, но это не то».       А вечером, уже лёжа в кровати, Серёже подумалось, как было бы здорово лежать сейчас не одному, а с… кем? С тем, кого хотелось бы обнимать, к кому хотелось бы прикасаться и целовать. Поцеловать Сыроежкину ужасно хотелось только одного человека. И когда до него дошло, кого именно, он так и сел на постели, до того эта мысль его шокировала. Нет, нет, нет и ещё раз нет! Серёжа не такой! Не такой как этот противный мужик, который сегодня к нему в метро приставал. Да и Гусев уж точно не такой. Если бы Серёжа к нему с такими намерениями полез, Макар бы просто поколотил его. А значит, нельзя позволять себе даже думать о подобном. А то привыкнет ещё и на самом деле к Макару приставать начнёт. В школе, например. Вот уж точно, тогда мало того, что его побьют, так ещё и позора он не переживёт, если об этом остальные узнают.       Но целоваться всё равно хотелось до чёртиков, хоть и не с кем. И не только целоваться. Хотелось, ласк, нежных прикосновений и… всего остального тоже. Серёжа лежал в кровати, ласкал себя и изо всех сил старался не представлять при этом Гусева. Попытался сосредоточить своё внимание на знакомых девчонках и красивых женщинах вообще. Ничего не получалось, даже возбуждение спало. И тогда к Серёже пришёл Эл. Он просто скинул с себя водолазку и брюки, откинул одеяло и лёг рядом с близнецом.       — Я люблю тебя, Серёжа, — сказал Электроник и поцеловал Сыроежкина в губы.       Серёжа обнял андроида, прижался к нему всем телом и наконец-то почувствовал себя счастливым. Потому что делать это с воображаемым другом — совсем не то же самое, что с живым человеком. Тем более, что формально Электроник — и не человек вовсе. За фантазии никто не осудит, про них даже никто никогда не узнает. А значит, Серёжа может дать себе полную волю и не сдерживаться.       Каждый вечер теперь Элек ложился вместе с Серёжей, целовал его и гладил по-всякому, а утром они просыпались вместе и, если было время, продолжали свои ласки. И всё было бы замечательно, да вот только ночью снился Серёже всё равно Макар. Да так, что приходилось потом вставать и менять трусы.       Серёжа пугался своих снов. А с началом учебного года и вовсе покой потерял — при виде Гусева он краснел, бледнел, заикался или наоборот — огрызался на него совершенно без повода, дёргался как от электрического тока, если одноклассник случайно дотрагивался до него. В общем, понимал, что ведёт себя как придурок, и что это может заметить не только сам Гусь, но и другие ученики. Гусев, надо отдать ему должное, больше Сыроежкина не шпынял и не обзывал, только смотрел на него как-то странно. Серёжа, заметив этот взгляд, весь вспыхивал и спешил отвернуться, а ещё лучше — прижаться к Элу и спрятать голову у него на плече. Но в классе делать этого было естественно нельзя, и он просто сидел или стоял, уставившись в пол и старался успокоить сбившееся дыхание.       Во время каникул Гусев уезжал на сборы, и Серёжа его не видел. Скучал ужасно, но признаваться в этом было стыдно даже самому себе, ведь Макар больше особого интереса к нему не проявлял. Хорошо, хоть, у Серёжи Эл был. Это помогало совсем не сойти с ума и получать какое-то удовольствие от жизни.       Вести дневник Сыроежкин больше не мог. В последнее время все его заметки превращались в подробные описания всяческих непристойностей, которые они с Элеком вытворяли. Вот взять хотя бы последнюю запись — Эл пришёл к нему после школы, пока родителей не было дома, и предложил вместе пойти в ванную. А там они полностью разделись, а Эл стал его мыть. Всего, залезая мыльными руками в самые интимные места. И потом, когда мыло было уже смыто с Серёжиного тела, Элек опустился перед своим двойником на колени, поцеловал его и… Что было потом, Серёжа описать подробно не смог, просто не знал, как это всё происходит на самом деле. И страницы с этими записями из тетради он вырвал, порвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Потому что, если кто-нибудь из родителей найдёт такое!.. В общем, это вам не детские рассказы про мальчика-робота. Тут может быть по-настоящему страшно. Особенно, если узнает отец.       Весь восьмой класс Серёжа продержался и не впал в уныние только благодаря Электронику. К Макару не лез, правда, иногда слишком уж от него шарахался и потом ругал себя за глупое поведение последними словами. Гусев часто пропускал школу — то соревнования, то усиленные тренировки, то сборы. Учителя относились с пониманием. Как-то незаметно из школьного хулигана и грозы ботаников Макар переквалифицировался в спортивную гордость школы и пример для подражания. Даже фотография его теперь на доске почёта висела, рядом с отличниками. Серёжа часто перед этой доской стоял, особенно когда Макар отсутствовал. Подружиться с ним теперь у Сыроежкина стало шансов ещё меньше, чем раньше — они как будто из разных миров были. Сережа иногда так расстраивался по этому поводу, что даже слезу пускал, когда никто не видит. А Эл его утешал. Обнимал крепко, целовал, а вечером делал с Серёжей такие вещи, о которых Сыроежкину даже вспоминать потом стыдно было.

***

      Летом Серёжа сам попросился у родителей в лагерь. И в этом плане ему так подфартило, что поехал он сразу на две смены — сначала от маминой работы в один лагерь, потом от папиной — в другой. А в августе с родителями они к каким-то дальним родственникам отца в Лазаревское отправились. Масса новых впечатлений отвлекла Сергея от его обычных фантазий об Электронике и невеселых размышлений по поводу влечения к однокласснику, он даже с облегчением подумал, что начал забывать Макара. Тем более, что и в лагерях, и на отдыхе с родителями, у него появились приятели, и он впервые за два с лишним года «отправил» Элека отдыхать в загадочный заграничный город.       Именно на черноморском пляже Сергею впервые за много месяцев пришла в голову идея для нового рассказа, который было бы не стыдно записать на бумагу. Дабы не откладывать её в долгий ящик, Сыроежкин прикупил себе новую тетрадку и приступил к творчеству. На этот раз главным героем его истории был не человек и даже не робот. Им стал Город. Загадочный городок, затерявшийся где-то в Западной Европе. Необычен он был тем, что его не было ни на одной карте, и никто посторонний не мог в него попасть. Только местные жители ненадолго могли покидать его пределы. Единственная возможность человеку со стороны оказаться в Городе — быть приведённым туда одним из его коренных обитателей. А ещё… в этом городе время будто бы остановилось. Жители там не рождались, не старели, не умирали. Иногда, очень редко, кто-нибудь из местных приводил с собой из внешнего мира нового человека. И также редко случалось, что один из горожан покидал Город навсегда. Что с ним происходило после этого, никто не знал. Так же, как и вновь прибывшие постепенно забывали своё прошлое и полностью вливались в жизнь Города, становясь неотъемлемой его частью. Название Городу Серёжа решил дать такое, чтобы в нём слышалось слово «время». Например, Таймер. А поскольку, таймер — это всё-таки счётчик времени, Сергей заменил в названии одну букву. Получилось Теймер.       По всему выходило, что именно в Теймере базировалась банда Стампа. Урри, на пару недель выехавший за его пределы, привёз Электроника в Город, где тот, благодаря собственной наивности, поучаствовал в ограблении музея. Потом Эл, конечно, всё исправил — починил часы на башне старинного замка, показал картины людям и поспособствовал поимке бандитов. За это, кстати, в новой версии событий, мэр Теймера сделал Элека его почётным горожанином. И теперь Эл вместе со своей собакой Рэсси принадлежит не Серёже, а Городу****. Только подолгу Электроник там не живёт, не хочет забывать своего друга. В отличие от остальных жителей, Элек большую часть времени проводит не в Теймере, а в Москве, с Сергеем. За это он вынужден расплачиваться тем, что подобно остальным людям он растёт и изменяется. И если не вернётся в Теймер, то со временем состарится и умрёт. Город ни в коем случае не хочет допустить такой судьбы для своего героя и постоянно зовёт Эла обратно. Эл с Рэсси стали его символами, их посеребрённые статуэтки украшают флюгер на самой высокой замковой башне.       Вот и этим летом Электроник договорился с Городом, что проведёт все три месяца в его пределах. А потом опять вернётся в Москву. Но Серёжа знает — когда-нибудь эти разъезды кончатся, Город предъявит свои права на биоробота и заберёт Электроника себе насовсем. Пройдёт время, Эл забудет Серёжу, но не перестанет любить. Любить того, кого он не помнит, но кто когда-то был для него самым дорогим существом на планете. А Серёжа… Когда ему станет совсем плохо, он бросит всё и уедет в Теймер, к Элу. Станет у городских ворот и что есть сил будет звать его по имени. Близнец услышит его, выйдет навстречу, увидит Серёжу и сразу его узнает. Как бы он к этому времени ни выглядел. Взявшись за руки, они войдут в Город, чтобы уже больше никогда не расставаться, снова станут похожи друг на друга как в юности. И уже никуда не уедут из Теймера.       Серёжа дописал рассказ и задумался. История вышла грустная. И правдивая — как бы ни хотел он этого, прожить всю жизнь с Элом он не сможет. Им придётся расстаться. Но пока у них ещё есть время, неизвестно сколько, но есть. К началу сентября они оба вернутся в столицу и опять будут вместе. Может, до конца учебного года, а может и ещё несколько лет.

***

      Девятый класс для Сыроежкина начался с потрясения. Оказалось, что Гусева в классе нет — он в больнице. От Вовки Королькова Серёжа узнал, что буквально в последних числах августа Макар получил на тренировке серьёзную травму колена, и о хоккее ему теперь придётся забыть. А сейчас он восстанавливается после операции в одной из городских больниц. В какой именно Серёжа не спросил — постеснялся. Но когда пришёл домой, открыл телефонный справочник, обзвонил бОльшую половину больниц и таки нашёл. В справочном узнал на каком отделении находится Макар, как его состояние и часы посещения. Сыроежкину нестерпимо хотелось увидеть Гусева. Он прекрасно понимал, что его визит будет выглядеть странно, ведь они даже не приятельствовали. «Ну не побьёт же он меня, в гипсе-то!» — рассуждал Сергей, закупаясь в магазине апельсинами и орехами (что надо есть при переломах он не знал и решил, что и там, и там есть какие-нибудь полезные вещества). На следующий день, после уроков, прихватив с собой передачку, Серёжа отправился в больницу. Войти в палату сразу он не решился, было страшновато нарваться на негативную реакцию самого Макара, а кроме того — он боялся столкнуться с другими одноклассниками, которые могли прийти проведать своего товарища.       Однако, когда Сыроежкин, набравшись смелости, толкнул наконец дверь, никаких других посетителей в палате не обнаружилось. Гусев с загипсованной ногой, из которой торчали жуткого вида металлические конструкции, лежал и читал какую-то книжку. Услышал звук открывшейся двери, оторвался от своей книги и, раскрыв от удивления рот, уставился на Сыроежкина огромными глазами.       — Сыроега…       — Зд-равствуй, М-макар… — Серёжа так переволновался, что даже заикаться стал. И заготовленные заранее слова у него из головы вылетели. — А… я… это… Проведать тебя пришёл. Вот, — он вытянул вперёд руку с пакетом, в котором были орехи и фрукты, и так с вытянутой рукой и двинулся к койке Гусева. Макар, всё ещё открывши рот, следил за перемещениями одноклассника по палате.       — Спасибо, — Гусь наконец отошёл от шока. — А что там? — поинтересовался он у Серёжи, когда тот поставил пакет на тумбочку.       — А так… это… Еда. Ап-пельсины, орехи…       — Орехи? — опять удивился Макар. — А щипцы у тебя есть? Их колоть чем-то надо, — и стал оглядываться вокруг в поисках подходящих для колки орехов предметов.       — Не… не надо, — замотал головой Сыроежкин. — Они чищенные. Я п-почистил… вчера.       У Гуся опять глаза на лоб полезли. Он не знал что и сказать. Чтоб как-то разрядить неловкое молчание, Макар спросил:       — Серёг, а ты как узнал, где я? Я ж не говорил никому, и родителям запретил рассказывать…       — Дык… Это… Вовка сказал, что ты в больнице… А я уж дальше сам… позвонил. В справочное.       — Серёг, ты садись, не стой, — Макар указал на стул, стоящий рядом с его койкой. — Ты сам-то здоров?       — Я? Да… — не понял Сыроежкин. — А что?       — Да просто… Смотрю, ты белый как мел, а то наоборот — красный. Подумал, может, тоже нездоровится тебе, — пожал плечами Гусев. Серёжа при этих словах вспыхнул ещё больше, а Макар почему-то отвёл взгляд и поспешил перевести тему, начав расспрашивать Сыроежкина о школьных делах.       Поговорив так ещё минут пятнадцать, Серёжа подумал, что утомляет Гусева. Встал и, перед тем как попрощаться, спросил:       — Макар, а можно тебя ещё навестить?       — Серёг, — Гусев как-то странно посмотрел на него и сказал, — Спасибо тебе, конечно, что пришёл. Мне приятно было. Но больше не надо, — взглянул ещё раз на побледневшего опять Сыроежкина и каким-то извиняющимся тоном добавил, — пойми, мне неловко так. Я не привык в таком виде, — он кивнул на свою ногу, — перед людьми. Не хочу, чтоб меня таким видели.       Сыроежкин только кивнул и вышел.

***

      Макар появился в школе через месяц. Серёжа был так рад, когда его увидел, но выразить свои чувства не посмел. Просто улыбнулся и сказал: «Привет!» и опять уткнулся в учебник. А Гусев, оправившись после травмы, всерьёз взялся за учёбу. Раз спортивная его карьера накрылась медным тазом, он решил подтянуть свою успеваемость — теперь его просто так ни в какой вуз не возьмут, а со всеми этими тренировками и соревнованиями пробелов в знаниях у него образовалось предостаточно. Надо было нагонять. Сыроежкин на него только диву давался, потому что помимо учёбы, Гусь через некоторое время опять подался в спорт. На этот раз чисто для себя — плавал каждый день в бассейне, там нагрузка на травмированную ногу меньше всего была. Это всё он опять же от Вовки Королькова узнал, и даже не от него самого, а просто слушая их с Макаром разговоры — они ж позади Серёжи так и сидели. С самим Гусевым Сыроежкин приятелями так и не стал.

***

      Время шло, Сергей всё так же вздыхал украдкой по Макару, по вечерам «ложился в постель» с Элом и с тоской думал, с чем же он останется после школы? Девушки его совершенно точно не интересуют, Гусеву неинтересен он сам. А Эл… Кто знает, может, именно Электроник — его судьба? Будет пока с ним, а когда жить в иллюзии станет совершенно невозможно, и Эл навсегда уедет в Теймер, Серёжа потерпит ещё немного… сколько сможет. И, если станет совсем невыносимо, просто отправится к нему. В Теймере таким людям как Сергей самое место. До них там никому нет дела, а значит, ни осуждать, ни косо смотреть, ни тем более привлекать к ответственности за его предпочтения никто Серёжу не станет.

***

      Всё изменилось неожиданно. Просто, как-то на литературе, чуть не засыпая от скуки под бубнёж литераторши о душевных метаниях князя Андрея, Сыроежкин краем уха услышал слова сидящего позади Макара, обращённые к его соседу по парте Королькову. Гусев говорил, что у него сегодня свидание. Как должно это самое свидание проходить, он не знал и спрашивал совета у Вовки.       А у Серёжи в груди что-то оборвалось. Видимо, сам того не сознавая, в глубине души он всё ещё надеялся, что Макар может заинтересоваться кем-нибудь вроде него. А тут — свидание… Ясно ведь, что свидание с парнем Гусев ни за что с приятелем обсуждать бы не стал. Полностью пропустив мимо ушей всё, что вещала учительница, Сыроежкин, весь обратившись в слух, выяснил, что гулять со своей девушкой Макар собрался часов в восемь.       Кое-как досидев до конца уроков, Серёжа бросился домой. Его окна выходили во двор, туда же, где и подъезд. Если не пропустить нужный момент, он увидит, как Макар выходит из дома и куда направляется. И может быть даже Серёжа сможет за ним проследить. Ходит Гусев пока небыстро, да ещё и хромает. Сыроежкину смотреть на это больно, но он не раз ловил себя на странной мысли, что лёгкая хромота Макару… идёт. Справившись с домашними заданиями в рекордные сроки, Сергей уже в семь часов стоял у окна, почти полностью готовый к выходу на улицу — только куртку накинуть. Без пятнадцати восемь он увидел выходящего из подъезда Гусева и рванул прочь из квартиры, на ходу бросив матери: «Я гулять!»       Надо сказать, что Серёжина затея вполне удалась. Он смог проследить за Гусевым и даже остался незамеченным им. А вот, что касается девушки Макара, тут Сергея ждал сюрприз. Неприятный, разумеется. Девушкой Макара оказалась та самая Майя, которую почти три года назад Сыроежкин встретил в парке на выставке собак, и которая была героиней нескольких его рассказов о приключениях Электроника. Конечно, увидеть рядом с Макаром любую девушку было бы очень неприятно, но Майю — особенно. Это лишний раз подчеркивало, насколько его реальная жизнь отличается от вымышленной. И пусть девушки, как таковые, Сергею были не нужны, но там, в «его» мире, Майка была ЕГО подружкой, да и Макар тоже дружил с Сыроежкиным. А в реальности у Серёжи нет никого.       Гусев встречался с Майей регулярно, почти каждый день. А Сыроежкин следил за ними как классический сталкер. Макар потом на уроках с Корольковым обсуждал, где они с Майкой ходили, да о чём говорили. Сергей уши грел, всё боялся пропустить что-то важное. Ну, для него всё важное, что Гусева касается. Психовал при этом Сыроежкин — не передать как! Особенно, когда Корольков начинал у Гуся всякие интимные подробности выуживать — целовались ли они, обжимались ли, и вообще, когда уже он её в койку затащит? Серёжа сидел за своей партой, слушал их разговоры и с трудом сдерживался, чтоб не разреветься от обиды прямо на уроке, как маленький. А ещё ему очень хотелось увидеть, как целуется Макар. Пусть не с ним, пусть с этой Майкой… Хоть издали посмотреть, раз большего ему всё равно не светит.       Очень скоро Серёжина одержимость дошла до такой степени, что даже Эл не мог ему помочь. Он был рядом, держал Сергея за руку, говорил, что любит, а Сыроежкин почти не реагировал на него. У него в голове постоянно пульсировала только одна мысль: «Макар… Макар… Макар…»       — Я признАюсь ему, — не выдержав, как-то сказал Электронику Серёжа. — И… если он отвергнет меня, мы уедем с тобой вместе в Теймер.       — Ни в коем случае не делай этого, Серёжа! — ужаснулся словам друга Эл. — Ты же видел, он встречается с девушкой, ему не нравятся парни!       — Но я больше не могу так, мне плохо! Я совсем извёлся. Эл, прости, я… я люблю его.       — Это не страшно, Серёжа. Я буду любить тебя в любом случае. И ждать. Но сейчас не время тебе ехать в Теймер. Слишком рано. Не говори ничего Макару.       И Сергей согласился. Он будет молчать и ни намёком не даст понять Гусеву о своих чувствах. Только вот шпионить за ним он не перестал. Наоборот, ходил по пятам, накинув на голову капюшон, когда Макар гулял по вечерам со своей девушкой. Сыроежкин прятался за кустами и деревьями, выглядывал из-за углов зданий. Чудо, что Гусь его до сих пор ни разу не запалил.       Однажды, Серёже «повезло». Он таки смог стать свидетелем сцены, которую так ждал и в тоже время так боялся увидеть. Остановившись прямо под фонарём недалеко от их с Сыроежкиным дома, Гусь обнял Майку за талию и стал целовать. Долго и нежно. Наблюдавший за ними из-за угла Сыроежкин даже замер от такого зрелища. Впервые в жизни он пожалел что не родился девушкой, настолько острым было желание оказаться сейчас на месте Майки. От нахлынувших эмоций хотелось выть в голос, и Серёжа обеими руками закрыл себе рот, чтобы никак себя не выдать. И всё же не смог сдержать тихого болезненного стона. Макар обернулся, Сыроежкин понял, что попал, и бросился бегом к подъезду. Пулей влетел на свой этаж, открыл дрожащими руками дверь и сразу же заперся в ванной. На вопрос матери «Что случилось?» сказал, что прихватило живот. Санузел у них совмещённый, так что в качестве отмазки прокатит.       Серёжа включил на полный напор воду, встал перед зеркалом и, размазывая по щекам слёзы, спрашивал сам себя: «Ну, почему, почему, я не девушка? Почему не она? Я ведь не хуже…» Плохо отдавая себе отчёт в том, что делает, Сыроежкин взял с полочки материну помаду и тушь и начал красить губы и глаза. Не помогло. Из зеркала на него всё так же смотрел парень. Накрашенный, но парень. Из глаз опять потекли слёзы, оставляя за собой грязно-чёрные дорожки на щеках. В дверь стала стучать мать — она беспокоилась, кроме того санузел нужен был не только Сергею. Сыроежкин начал лихорадочно смывать с себя косметику, потом кое-как вытерся полотенцем, вышел из ванной и, глядя в пол, сказал, что ему лучше, но надо проветриться. И тут же опять выскочил за дверь.       Серёжа медленно брёл по улице куда глаза глядят. Встретить сейчас Гусева он не боялся. Макар с Майкой уже наверняка ушли отсюда, а то и вовсе разошлись по домам. Так что Сыроежкин совершенно спокойно шёл себе по вечерней улице, шмыгал носом, тёр глаза и смотрел только себе под ноги.       — Стой!       Этот голос Сыроежкин услышать сейчас совсем не ожидал. Он оглянулся, вытаращил в ужасе глаза и припустил со всех ног.       — Да остановись же ты, придурок! — Гусь бежал за ним, припадая на левую ногу, и Серёге вдруг стало его жалко. Он остановился.       Серёже было страшно. Он понимал, что ничего хорошего Макар ему сейчас не скажет и, если побьёт его не слишком сильно, то можно будет сказать, что Сыроежкину очень повезло.       — Да что ж ты бегаешь-то от меня? — здорово хромая и стараясь при этом не кривиться от боли, Гусев подошёл к замершему от страха Серёже, положил ему руку на плечо и, с трудом переводя дыхание, сказал: — Я поговорить хочу.       Серёжа медленно кивнул в знак согласия. В то, что его не будут сейчас бить, верилось пока слабо.       — Сыроега, — начал Макар, — ты мне скажи, только честно. Ты зачем за нами ходишь?       Вот что на это мог сказать Сыроежкин? Не правду же, в самом-то деле!.. Поэтому он просто отрицательно замотал головой.       — Серёга, ты два месяца уже за мной с Майкой шпионишь! Думаешь, я не вижу ничего? — при этих словах горе-шпион почувствовал, как покрывается холодным потом и как у него начинают дрожать колени. А Гусь, сжав до боли Серёжино плечо, продолжил. — Тебе Майка нравится, да?       Сыроежкин так удивился неожиданному умозаключению Гусева, что даже бояться на какое-то время перестал.       — Нет, — опять замотал головой Сергей, — не нравится! — ведь, правда же — Майка ему давно уже и даром не нужна.       — Тогда почему? — не унимался Макар. — Почему? — он как-то очень внимательно посмотрел на Серёжино лицо, потом, продолжая удерживать Сыроежкина одной рукой за плечо, другой обхватил его шею. Но не стал сдавливать ему горло, как этого ожидал уже начинающий плохо соображать от накатившей паники Серёжа, а легко провёл большим пальцем по его губам. — Почему, Серёжа? — невесть с чего вдруг хриплым голосом спросил Гусев. Да ещё назвал так, как никогда раньше не называл — Серёжей. Наверное, Сыроежкин всё-таки сошёл с ума и теперь уже не может отличить свои фантазии от реальности. Но дальше обдумать эту мысль он уже не смог. Потому что почти тут же почувствовал, как его губ касаются чужие — теплые и очень настойчивые.       Неужели это не бред больного воображения, и Макар действительно целует его? Впрочем, если Сергей всё ж таки тронулся умом, и ему всё это кажется, то, определённо, он больше не хочет становиться нормальным.       Кажется ему всё это или нет, но Серёжа был не намерен и на миг отказываться от так внезапно свалившегося на него счастья. Потом будь что будет, а сейчас он хватался обеими руками за Гусева, раскрывал как галчонок рот, пытаясь подстроиться под движения его губ и языка, и всем своим существом пытался вплавиться в своего возлюбленного. Голова кружилась, ноги подкашивались, а рассудок и вовсе перестал функционировать должным образом. И в какой-то момент Сергей понял, что Макар уже не целует его, а тихо смеётся ему в шею, пытаясь при этом отцепить от себя его руки.       — Ну, пойдём, Серёг, — видимо, Гусев просил его уже не первый раз, — чего ты, ну? Тут ведь улица, вдруг увидит кто? А у меня никого дома нет. Давай! Там и нацелуешься ещё и всё, что хочешь, сделаешь. Пойдём!       До Сыроежкина дошло, наконец, что от него хотят, он отцепился от Гуся, потом схватил его за руку и сам потащил по направлению к дому. А как только за ними захлопнулась дверь Макаровой квартиры, Серёжа опять набросился на Гусева с поцелуями. Макар даже несколько обалдел от Серёжиного напора — тот пытался, не отрываясь от его губ, облапить его чуть ли не с ног до головы, залезть Макару под одежду, снять с него эту самую одежду, и всё это продолжая прижиматься к нему всем телом.       — Сейчас, Серёга, сейчас, — тяжело дыша, Гусев с заметным усилием отстранил от себя Сыроежкина и начал раздевать его сам. — Всё будет. Только давай до ванной дойдём.       Фантазии стали реальностью. С той лишь разницей, что не Эл, а Макар намыливал и ласкал его тело, Макар опустился перед Серёжей на колени и подарил ему неизведанное доселе наслаждение и именно Макар, прижав к себе полувменяемого от первого испытанного не в одиночестве оргазма Серёжу, сказал, что любит и хочет быть с ним вместе.       Потом уже Серёжа, добравшись-таки со своим возлюбленным до постели, толкался в жаркую тесноту и говорил, что любит и не может без него, называл любимым и самым лучшим и как мог пытался продлить сладкие мгновения близости.       Домой в тот день Серёжа так и не пришёл, позвонил своим, сказал, что у друга. Родители не возражали — первый раз за столько лет у их сына появился человек, которого он смог назвать другом.

***

      То, что Макар Гусев и Серёжа Сыроежкин — лучшие друзья, знали все ученики выпускного класса сорок четвёртой математической школы. Весёлый и улыбчивый блондинчик, без конца сыпавший шутками и забавными историями, а на школьных вечерах играющий ребятам под гитару песенки собственного сочинения, давно стал любимцем класса. Никто уже и не помнил в нём нелюдимого молчаливого парнишку, вечно витающего в облаках и невпопад отвечающего на вопросы учителей. А глядя на его друга, красивого рыжеволосого парня, негласного лидера класса, а также отличника и прекрасного пловца, непросто было признать в нём бывшего задиру и хулигана, почём зря изводившего в своё время тихого мальчика Серёжу.       Однако, не стоит забывать и о третьем участнике этой истории — биороботе-андроиде по имени Электроник. Как не забыл о нём и Сергей. Эл уехал в Теймер год назад, как раз, когда Серёжа, радостно улыбаясь сам себе, вернулся утром домой от Макара. Эл тогда поцеловал на прощание Серёжу в губы, сказал, что любит его и будет ждать, взял на поводок Рэсси и отбыл в Город, который уже давно зовёт его и больше никуда от себя не отпустит. И Серёжа знает, что как бы хорошо ни было ему сейчас, всегда может настать такой момент, когда он без Эла уже не сможет. И тогда ему придётся оставить всё и уехать в Город, где живёт тот, кто любит его больше всех на свете, кто примет его любым и заранее простил Серёже всё, что бы он ни сделал. Электроник сразу же вспомнит Серёжу, а сам он наоборот, начнёт забывать… Забудет Макара, родителей, школу, свои песни и рассказы и всё, что у него будет к тому времени. У него останется только Эл и Город, и Серёжа опять будет совершенно счастлив.

***

      Температура у Сергея не спадала трое суток, держалась в районе сорока, перевалив пару раз и за эту отметку. Сбить удавалось максимум на полградуса. Вот такой в этом году грипп. Макар уже переболел им, но в гораздо более лёгкой форме. Поэтому, когда так резко прихватило Серёгу, он не на шутку испугался — грипп болезнь коварная, особенно в их-то возрасте. Серёга из-за болезни спал плохо и Макар тоже. Всё беспокоился, проверял, как дышит, градусник ставил, давление мерил, водой обтирал, жаропонижающее давал каждые три часа и пить приносил. Даже отпуск за свой счёт на неделю оформил, потому что больше за Сыроегой ухаживать некому — не собаченции же их.       Вдвоём они с Серёгой друг у друга. Всю жизнь вдвоём, хотя оба уже шестой десяток разменяли. Так со школы повелось, ещё с девятого класса. В институт вместе пошли, потом работать на одно предприятие устроились. А потом… Чего только потом не было — Перестройка эта, лихие девяностые… Много друзьям пережить пришлось — и безденежье, и неудачный собственный бизнес, и отсутствие жилья, и проблемы с работой. Только всё время они вместе были, хотя, в личном плане тоже не всегда всё гладко шло — были и ссоры, и измены, и непонимание родственников, и предательство друзей. Единственное, чего никогда не было, это мыслей о расставании. У Макара, по крайней мере. Кто бы из них ни накосячил когда, Макар всегда первым на примирение шёл. А то Серёга психанёт ещё, замкнётся в себе или того хуже — в этот Теймер свой, будь он трижды неладен, засобирается. А этого допустить никак нельзя, потому что, что он один, без Серёги делать будет?       О зловещем Городе с дурацким названием Макар Степанович узнал давно, когда у них с Сергеем Павловичем своего жилья ещё не было, и они мыкались по разным съёмным хатам. Лет десять, наверное, после школы тогда прошло. Суббота была, Макар как сейчас помнит. Сыроега в тот день к родителям пошёл, проведать, а Гусь остался в очередной их арендуемой комнатушке после переезда барахло разбирать, обживаться. И как-то неудачно в шкаф на верхнюю полку Серёгин чемоданчик положил. Мелкий такой совсем чемодан, больше даже на сундучок или шкатулку похожий. Сергей там какие-то личные вещи хранит. Ну хранит и хранит, Макар с расспросами не лезет — должно же у человека личное пространство быть. В общем, чемодан этот с полки упал и от удара об пол раскрылся. Наверное, закрыт плохо был. И Макар не удержался, решил глянуть, что там внутри. Ну, раз уж так получилось…       Личными вещами, которые так бережно хранил под замком даже от своего лучшего друга и любовника Сергей, оказались несколько школьных тетрадок. Они были пронумерованы, и Макар открыл ту, что значилась под номером один. На первой странице кривоватым, но вполне читаемым почерком, который был у Серёги в средней школе, был старательно выведен заголовок: «Приключения Электроника». Любопытно. И Макар начал читать.       Закончил Гусев за час до Серёгиного прихода — еле-еле успел в комнате относительный порядок навести. Вообще, Макар был впечатлён талантами своего возлюбленного — такие интересные истории писать! Но осадок от них остался у Гусева горьковатый — бедный Серёжа был так одинок в школе, что придумал себе не только друга-близнеца с уникальными способностями, он выдумал целый мир, в котором и предпочитал жить. А ещё Серёжа очень хотел дружить с Макаром. А он его так… обижал! Гусеву было больно вспоминать об этом периоде в их с Сергеем отношениях — как он, ещё не понимая своих чувств к однокласснику, задирал его, неуклюже пытаясь добиться к себе внимания, как потом старался не замечать, а Серёга единственный, кто кроме родных побеспокоился о нём, когда Макар получил травму, и даже сам нашёл его в больнице. Как пытался встречаться с девушкой и, если бы не настойчивая Серёгина слежка, скорее всего увяз бы в бесперспективных отношених. Макар тогда долго не мог поверить в очевидный, казалось бы, факт — Сыроежкин следит совсем не за девицей. Благодаря счастливой случайности встретил он в тот вечер на улице Серёжу и сделал правильный вывод — у того, кому нужны девушки, вряд ли будут следы помады на губах и размазанная подводка вокруг глаз.       Но самое тягостное впечатление на Гусева произвели не эти истории о Серёжином двойнике-роботе, не начатый и не законченный дневник, насквозь пропитанный нереализованными эротическими стремлениями, а отдельный рассказ о городе Теймер, в котором отсутствует нормальное течение времени и который, заполучив себе однажды нового человека, постепенно отбирает у него память о прошлом и навсегда оставляет в своих владениях.       Что на самом деле значит этот Город, Макар понял сразу. И оттого ему было откровенно страшно читать о том, что Серёжа думал всерьёз туда отправиться. И не просто думал, Сергей до сих пор оставляет для себя такую возможность. Он ничего не забыл из этих историй. Макар взглянул на картину, которую Сыроежкин нарисовал совсем недавно, и которая теперь висела у них над кроватью. Раньше он только умилялся талантам своего любовника, но теперь карандашный рисунок, на котором были изображены черепичные крыши неизвестного европейского городка, вызывал не уютные ассоциации со старой Ригой или Вильнюсом. С него на Макара веяло могильным холодом — в углу листа, стилизованным под готический стиль почерком было выведено — Теймер.       И с тех пор Макар пообещал себе, что сделает всё от него зависящее, чтобы уезжать в чёртов Город Серёге никогда и ни за что не захотелось. И вообще, чтоб он попал туда как можно позже. А когда срок придет, что ж… может, и неплохо будет, если Серёжа встретится с этим своим… Электроником. И действительно будет счастлив. Макар даже не ревнует.       Жизнь показала, что старые детские фантазии Серёжины живы до сих пор. За последние годы в их с Сергеем Павловичем доме появился ещё с десяток рисунков загадочного городка со странным названием, о котором упрямый Сыроега отказывался что-либо рассказывать Макару. «Просто старинный город, мне такие нравятся», — говорил он. А когда Макар Степанович увидел изображение мальчика в средневековой одежде с длинным колпаком и с собакой, схватился за сердце. Потому что мальчик был вылитый Серёга в детстве, а пёс — копия их эрдельтерьера Рэсси (уже третьего по счёту! — собаки долго не живут). Макар тогда сказал Сергею: «На тебя похож, когда ты школьником был», а Серёга на это только головой кивнул, мол, можешь считать, что это я. То, что на рисунке никакой не Серёжа, а Электроник, Макар сказать не мог, это всё-таки Серёгина тайна, и он в неё Макара не посвящал. Но забеспокоился сильно и потом долго ещё приставал к своему Сыроеге — скажи, мол, может, что тревожит тебя, плохо тебе или тоска какая вдруг появилась? Но Сергей только удивлённо пожимал плечами: «Всё хорошо, Макар. Просто, возраст, наверное. Нельзя ж в полтинник порхать по жизни как в двадцать лет», а потом обнимал его, говорил что любит, и зря, мол, Макар всякое себе придумывает.       Когда температура у Сергея спала до более-менее приемлемых цифр, Макар расслабился, завалился под бок к любовнику и, уже засыпая, пробормотал: «Возьми меня в свой Теймер, Сыроега». Сергей встрепенулся, распахнул глаза, хотел спросить, не послышалось ли ему, но Макар уже спал. А утром, когда Гусь принёс ему завтрак спросил:       — Ты, ведь, знаешь про Теймер. Давно, Макар?       — Лет двадцать, — вздохнул Гусев. Смысла сейчас врать он не видел.       — А чего молчал? — Сыроежкин от удивления даже есть перестал. — И вообще… это… ну, как тебе? А?       — Чего молчал, чего молчал! — проворчал Макар. — Думал, ты сердиться будешь. А я не нарочно, чемодан твой сам упал… вот. А вообще… Мне понравилось. Ты, Серёга мог бы писателем стать. И это… ты прости меня, ладно?       — За что? — не понял Серёжа. — Ну, прочитал ты мою детскую писанину. Надо было самому тебе показать. Но мне стыдно было, — виновато опустил глаза Сыроежкин. — Тот ещё шЫдевр.       — Не за это, Серёж, — Макар взял его за руку. — Тебе плохо тогда было. Из-за меня. А я не понимал даже…       Сергей вдруг улыбнулся, положил вторую ладонь на руку Макару, крепко сжал и сказал:       — Я возьму тебя с собой в Теймер. И с Элом познакомлю. Только это будет ещё очень нескоро!