Зеленые земли

Фуриоса сидит на камне скалы Цитадели и смотрит на Пустошь. Песчинки летят в лицо, но девушка не замечает. Пыль пропитала здесь все — воздух, одежду, души. Кажется, что весь мир состоит из пыли. Мелких колючих песчинок, которые так неприятно царапают кожу, когда забираются под одежду. Хотелось окунуться в чистое холодное озеро. Отмыться от всего. Вынырнуть в другом — прекрасном и цветущем мире. Душа до сих пор стремится к Зеленым землям, которые навсегда потеряны. Фуриоса смотрит в серо-желтое марево и вспоминает, как снова едет за рулем боевой фуры, окрыленная надеждой. Трейлер — ее стальные крылья. Новый протез, семена растений высажены и проросли. Частичка Зеленых земель здесь. Но настоящее там — за горизонтом. Она верит… Надежда жива. Да, теперь у нее есть дом. На плечах лежит ответственность за него. За всю Цитадель. Но что-то там — в желтом мареве — тянет и зовет. Зеленые земли? Или… Она вспоминает его обветренное, заросшее щетиной лицо, прищуренные щели глаз, усмешку. Почти улыбка. Горько и тоскливо. Она сама не знает от чего. Просто смотрит вдаль, стараясь ни о чем не думать, стараясь не допустить мысли, что кого-то ждет. Склеивать разбитое бесполезно — это она поняла уже давно. Можно только строить вновь. И драться, отстаивая и защищая созданное, не позволяя дикарям и пустыне поглотить крупицы жизни. Больной, тщедушный, но все-таки жизни — самой великой ценности в умирающем мире. Окружающие живут, она нет. Она просто ждет. И хочет улететь. Сесть за руль и ехать. Далеко-далеко. К лучшей жизни. К новому цветущему миру. Вот только она знает, что его не будет за горизонтом. Только бескрайняя Пустошь. Только смерть… Но сердце чего-то ждет. Ищет и надеется вопреки логики. Свое счастье? Фуриоса усмехается. Переводит взгляд на стальную клешню протеза. Перебирает подобием пальцев. «Нет, я не создана для любви, — думает она. — Я для этого слишком железная» Хватит предаваться мечтам и меланхолии. Надо пойти проверить, как идет строительство западной стены, что замедлит разрушительное движение пустыни. Плодородная земля — вот тот ресурс, который ценен наравне с влагой. Надо встать и идти. Но ее глаза продолжают смотреть вдаль. Там ничего нет. Никого… Вдруг ее чуткий слух улавливает позади осторожные шаги. Обычно никто не беспокоит. Если и спросят, то потом. Эта скала ее священное место. А чтобы пробрался враг, ему надо пройти Цитадель. Шаги кажутся ей неуловимо знакомыми. Почему-то не хочется оборачиваться, чтобы не спугнуть, не сглазить. Может, ей только кажется и это только шуршит песок… Кто-то опускается рядом на камень. Фуриоса с замиранием сердца слышит его вздох. Она догадывается, кто опустился рядом, но боится поверить. — А ты так и не отрастила волосы, — замечает до боли знакомый голос. Фуриоса не выдерживает, поворачивается, ожидая, что мираж рассеется. Но нет, Макс сидит рядом и смотрит с прищуром, не сдерживая улыбки. Ее губы сами расплываются в ответном приветствии. «Значит, все же мы оба не разучились улыбаться» — скользит в ее голове удивленная мысль. — А я уж и не ждала, — врет Фуриоса, но глаза говорят обратное. Макс совсем не изменился. Только куртка обтрепалась чуть больше, да шрам прибавился на щеке. Ей не хочется спрашивать, где его носило. Не хочется вспоминать о Пустоши рядом с ним. — Голоса привели меня сюда, — признается мужчина слегка виновато. — Я не могу им противиться. Они иногда просыпаются внутри головы и говорят. На днях сказали, что… Макс смущенно опускает взор и теряется. Фуриоса смотрит вопросительно, подбадривая. -…я буду здесь счастлив, — заканчивает и скептически усмехается Макс, а затем серьезнеет и добавляет, — Правда? Она понимает, о чем на самом деле он хочет спросить и чего ждет. Сердце сжимается от радости. Будь она несколько младше и наивнее, на глазах бы выступили слезы. Но ветер пустыни давно разучил ее плакать. Даже от счастья. — Да, — отвечает она, потому что не хочет и не может сказать иначе. Мир все-таки изменился. Где-то внутри. Может быть, зеленые земли живут внутри нас. Она чувствует, как Макс расслабляется. Как улыбается — открыто, легко. Как разглаживаются его морщинки. Он именно это хотел и боялся услышать. Фуриоса сидит и не верит в происходящее. Может быть, это морок от жары? Он же говорил, что сам по себе, что одиночка… Вдруг девушка поддается порыву и обнимает здоровой рукой Макса, чтобы убедиться, что он не морок, насланный зноем пустыни. Утыкается лбом в плечо, чувствует запах машинного масла, пота и еще неуловимого, но такого знакомого духа Пустоши, странствий, хаоса. Макс вернулся. Он обнимает Фуриосу в ответ. Сначала неуверенно, будто боится, что она испарится под знойным солнцем, а потом крепче прижимает к груди. «Сколько прошло времени с того мига, как он растворился в толпе? Неделя, месяц, год? Неважно. Теперь он, словно не уходил», — думает железная леди. — Я хотела уехать, — признается. — Нестись снова на поиски Зеленых земель… Но теперь не хочу. Она не может признаться, даже себе, что на самом деле хотела ехать искать. Его. — Это хорошо, что осталась, — радуется Макс. — Там только песок. Она чувствует, что он хочет сказать что-то еще, но привычная немногословность сковывает губы. Ей тоже. Фуриоса отстраняется, чувствуя, как сердце стучит часто, а грудь переполняет песчаная буря эмоций. Ей никогда еще не было так неловко и одновременно хорошо и легко. Словно снова неслась по песку на фуре. Словно снова появились стальные крылья и возможность летать. — Здесь все изменилось, — подмечает Макс, но, кажется, совсем не то, что хотел сказать на самом деле. — Стало зеленее. Фуриоса кивает. — Пойдем, покажу, — встает на ноги девушка. — Тебе понравится. Мужчина поднимается следом. — Уже нравится, — улыбка так и не гаснет на его губах. Сейчас в глазах Макса горят звезды, а тогда его взгляд показался ей пустым, как разбитые фары. Она чувствует, что он имеет ввиду вовсе не Цитадель. «Конечно, другая бы нашла, что сказать, а я не умею, — сетует про себя Фуриоса, — Машины обычно предпочитают немой разговор. С ними привычнее, но одиноко» Она поняла это только сейчас. Рядом с ним. — Спустимся вниз? — предлагает Фуриоса. Макс качает головой, глядя на Цитадель и оставаясь на месте. Зло повержено. Диктатор мертв. Цитадель расцвела. Ветер треплет их пыльные волосы, шейный платок Макса. Фуриоса замирает рядом. А потом они поворачиваются и смотрят друг на друга. Молча. Тишина говорит громче слов. Легко и просто без них. Им обоим. Фуриоса протягивает ладонь, повинуясь порыву, предлагает взять ее за руку. Макс по наитию так же берет. Ладони обветренные, грубые, но прикосновения мягкие, а кожа теплая. Внутри становится тепло им обоим. Девушка кивает вниз, начинает спускаться с утеса. Макс не знает, куда именно она хочет увлечь. Но такое чувство, что вовсе не на экскурсию. Он идет следом и не спрашивает. Чувствует, догадывается. Или ему шепчут его голоса? Спускаются вниз. Перед ними раскинулся будущий сад. Деревца совсем юные, кривоватые, но живые. И самое прекрасное — зеленые. — Здесь твои Зеленые земли? — спрашивает Макс. — Да, — соглашается она. — Буду рада, если они станут и твоими тоже. Он смотрит на Фуриосу, раздумывая, оценивая. Затем делает шаг и склоняется, обжигая дыханием. Для поцелуя. Ее обдает жаром, словно она встала на раскаленный песок босиком, даже дыхание сбивается. Их обветренные губы встречаются. Реальность распадается и исчезает. Появляется непривычное чувство умиротворения, будто она снова дома в Зеленых землях. Макс принес их с собой. В себе. Стал ими. Когда они напиваются друг другом, словно живительной влагой, отстраняются. Фуриоса, сдерживая улыбку, тянет Макса за руку, сама не до конца понимая куда. — Пойдем, я покажу тебе дом, — поясняет она. «Наш дом», — хочется добавить он, но сплетенные ладони говорят красноречивее слов.