Живые

Я хотел переговорить с Молчуном до того, как все завертится. Знал, что он в Черепичнике. Штурм Черного замка был назначен на утро, Шепот вовсе не собиралась снова работать извозчиком — до позиций мне надлежало добраться своим ходом. Вот я и решил, что вполне могу после военного совета задержаться в Черепичнике на полчаса. Отыскать Молчуна в крысиной норе, по недоразумению имеющей облик замка, оказалось куда сложней, чем я думал. Люди герцога старались прошмыгнуть мимо, не поднимая глаз, и ни один не мог ответить, где находится высокий колдун в черном, который не разговаривает. В чем-то я их понимал: страшновато жить под одной крышей со Взятыми, а отличать прочих колдунов от Взятых — так это ж надо присматриваться. Вот присмотришься разочек к Хромому… так и будешь потом таращиться в пол, чтобы лишнего не увидать. Я бродил по коридорам, поднимаясь с этажа на этаж и заглядывая во все незапертые двери. Был, конечно, риск сунуть нос куда не надо, но я рассчитывал, что если кто не желает, чтоб его беспокоили, то задвинет засов. Просчитался. Сумку Молчуна, валявшуюся на столе, я узнал моментально. Он их меняет — не то что Одноглазый, который навеки сжился со своей шляпой, — но меняет на точно такие же. Шьет у шорника по одному ему ведомым меркам, чтобы карманы были по счету и в строго определенных местах. Так вот, на столе лежала сумка, и мне нечеловечески повезло, что, увидав ее, я не заорал сразу приветствие и не вломился в комнату. Так, полшага сделал и воздуха в грудь набрал. А потом увидал, что на кровати творится, и встал столбом: нога поднята, рот открыт. Причем сначала-то я увидел Шепот. Голую, потную, растрепанную Шепот в позе наездницы. Дурного не скажу, тело у нее что надо — крепкая, подтянутая баба. Но это на первый взгляд, а на второй понимаешь, кто это. Никогда, никогда не мечтал увидеть, как Взятые трахаются. Особенно Шепот. Поскольку видел, как ее Взяли. Право слово, мне хватило. Хотя тут, конечно, были не демоны затейливых пород, а всего лишь один мужчина, и уж точно не насилие, и еще вопрос, кто кого трахал, потому как на лице у женщины застыл такой… сосредоточенный экстаз, как будто это она за все в ответе, и за себя, и за того, на ком скачет. Если так подумать, ничего особенно страшного. Я не любитель подглядывать, честно, но что-то в этом было — в том, как она поднималась и опускалась, глубоко и мерно дыша, и как плавно входил в нее крупный и длинный член… гм. Немедленно припомнилось, что у меня-то самого давно никого не было. Ощутимо так припомнилось, стоять стало неудобно. Тут я понял, что влип. Шепот пока меня не замечала — ну так я не шевелился и не дышал, но стоило мне попытаться удрать, и наверняка я бы нашумел. К гадалке не ходи: когда хочешь убраться незаметно, получается как раз наоборот. А с другой-то стороны, если дожидаться, пока все кончится, так опять же заметит! И тогда уже, наверно, будет хуже. Так что я постарался как можно тише опустить ногу, закрыть рот и выдохнуть. И начал было осторожно смещаться назад, молясь про себя, чтобы не скрипнула дверь и подковка на каблуке не клацнула по камню. Но тут мужчина приподнялся, подхватил Шепот под бедра и опрокинул на спину. Она застонала, он сипло выдохнул, а я не сдержался-таки и крякнул от изумления, но, к счастью, за их голосами слышно не было. Молчун. Молчун в постели с Шепот. Кое-чего о своих друзьях я, наверное, знать все-таки не хотел. Проклятая дверь упиралась краем мне в плечо. Нужно было либо повернуться, либо приоткрыть ее на пол-ладони. Я было толкнул ее пальцем, но петли издали предвестие пронзительного визга, и я снова застыл, прикидываясь, что меня тут вовсе нет, и боясь шелохнуться. Они не слышали, занятые друг другом. Молчун двигался размашисто, мышцы проступали канатами на тощем, но жилистом теле. Он молчал, как всегда, даже не стонал, только дышал натужно, с хрипом. Зато Шепот ахала и вскрикивала, вскидывала бедра, мяла пальцами небольшую аккуратную грудь, металась по постели. Обычная женщина, самая обычная. Если не знать правды. А ведь Молчун тоже видел Взятие. Я мельком подумал, помнит ли он что-нибудь и не смущает ли его — или наоборот? — сколько демонических языков, членов, щупалец и кто знает каких еще частей тела побывало в этой женщине до него. Подумал и устыдился. Мне-то какое дело до вкусов брата по Отряду! Тем более, Молчун ведь колдун. Может, ему это вообще для пользы, а не для удовольствия. Может… Тьфу. Но попробуйте-ка не думать ни о чем таком, глядя, как они совокупляются. Я бы глаза закрыл, да опасался, что они меня все-таки заметят раньше, чем я замечу лазейку для бегства. Шепот заорала, выгибаясь, обхватила Молчуна ногами и руками, они почти зарылись в скомканные простыни. Я решил, что это мой шанс, повернулся и вылетел вон, как камень из пращи. Дверь скрипнула, но меня это уже не волновало. Их, вероятнее всего, тоже. Я прислонился к стене, утирая пот со лба. Ноги подкашивались от страха. Совсем рядом прозвучал холодный смешок. Ужасно знакомый голос. Если б я обладал хоть зачатками чародейского таланта, клянусь, я бы мигом переместился куда-нибудь в окрестности Равнины Страха без всякого ковра, до того струхнул. Но увы, исчезнуть из коридора никак не получалось, поэтому я выдохнул и обернулся к Хромому, тихо надеясь, что не промочил штаны. Хромой стоял у соседней двери — только что вышел или собирался зайти, кто его знает. Смотрел он не на меня, а словно бы в комнату, откуда я сбежал. Кажется, мелочи вроде непрозрачной двери его не волновали, он прекрасно знал, что там творится. — Еще не привыкла, — сказал он неожиданно мягко. — К чему?! — уже задав вопрос, я вдруг понял, что Хромой говорит не со мной, а больше сам с собой, и мне стоило бы промолчать. Но Взятый не разгневался. — Все еще чувствует себя живой, — пояснил он тем же тоном. — Но это пройдет. Он ушел к себе. Я тоже — очень быстро. Потом был штурм Черного замка, наше бегство в Медополь и дальше… В общем, Молчун так и не узнал, что я видел их с Шепот. По крайней мере, я на это надеюсь.