System eRRor

      Говорят,что люди, когда получают метку, становятся безумно счастливыми и что сама метка — ценнейшее сокровище, о котором можно только мечтать. А те, кто не удостоился её получить, согрешили в прошлой жизни, и остаются одинокими и ненужными на всю жизнь.       На своё шестнадцатилетие Джин получил два важнейших слова в его жизни: «Этан Фергюсон». Красивая, выведенная аккуратными, переливающимися зелёным, крупными каллиграфическими буквами надпись. Имя, данное при рождении, его настоящей любви. В этих двух словах скрывается его настоящее счастье, и они тянутся, обвивая правое предплечье, от самого запястья по локоть…       Мама ласково улыбнулась и крепко обняла Джина, сказав, что он будет так же любим, как и она отцом, что он не прокажённый и может быть счастлив. И совсем неважно, что парень, ведь этого захотела Могучая Вселенная. А перечить Ей они не в силах, ведь кто-то кому-то уже предназначен…       И Джин поверил. Надел розовые очки в прозрачной оправе, такой же детской, как и его любовь. Поверил во все эти слова про любовь с первого взгляда и вечное счастье, в предназначение. Отдался мечтаниям о том самом Этане, который где-то в этом мире так же мечтает о нём и встрече с ним. Он ведь любит? Ведь соулмейты похожи, да?..       Ах.       Какой же он всё-таки придурок. Как же он обманывался… Забавно, ведь его история любви закончилась, так даже и не начавшись…       В семнадцать он просыпается со вскриком и слезами на глазах от жгучей, режущей боли в руке. Вцепившись в неё до побелевших костяшек, он падает с кровати, судорожно вдыхает через рот, как учили, когда больно. На глаза непроизвольно наворачиваются крупные слёзы, и он жмурится, смаргивая влагу и кусая губу до солёного привкуса на языке. Он не знает, почему же так больно и горько на душе. Он жадно хватает спасительный воздух с едким дымом разочарования и кашляет, кашляет, кашляет…       Мать первой забегает в комнату на вой юноши, а когда видит его причину, прижимает сына к себе, её яркие карие глаза немного тускнеют, а потом в них скапливается грустная влага. Буквы на его светлой худой руке немного потемнели, приобретя грязно-зелёный цвет… Он впервые срывает голос, громко, надрывно крича в подушку, и сбивает кожу на костяшках о пол, как бы его ни держали прибежавшие из других комнат брат и отец. Уснуть удаётся ненадолго только после обезболивающего. А на следующее утро он собирается на занятия в полной тишине под печальный взгляд матери с болью во всём теле.       Тогда розовые линзы дают трещины, прозрачные дужки скалываются, и Сокджин понимает, что его не любят и совсем не попытаются найти, что этому человеку совсем плевать на какое-то «Ким Сокджин» на руке. Сокджин не будет искать его, ведь… они из разных стран, у них разные культуры, они говорят на разных языках, у них совсем разные мысли в головах, да и… Сейчас он где-то там изменяет ему, хотя наверняка знает, что Джину больно от этого даже не морально, а физически… Каждый раз, когда он целует других, оставляет засосы на теле, наслаждается близостью, Джин плачет, уткнувшись в подушку, потому что кричать уже нет сил и больно невыносимо.       А потом жизнь под углом в девяносто градусов устремляется прямо в ад. Каждый, будь то мама или друг, старается выразить ему соболезнования в том, что его соулмейт — моральный урод, не ценящий того счастья, которое ему досталось, и что он из-за него страдает. Но отец сказал, что этот парень, может быть, с кем-то уже встречается и счастлив, ведь если и искать свою родственную душу, должно пройти много лет, и совсем не факт, что они вообще когда-нибудь увидятся. Джина это больно укололо, ведь сама Вселенная хочет, чтобы они были вместе! Но не даёт этого сделать, ведь всё, что у него есть об этом парне — всего два слова. И как можно быть таким, чтобы своим счастьем делать так больно другому, если этот «другой» — твоя истинная вторая половина.       Всё-таки Вселенная где-то ошиблась…       В двадцать он уезжает из Кванчхона, куда он переехал с семьёй из Аняна, в Сеул и начинает снимать квартирку в спальном районе на самом востоке вместе с одним очень миленьким парнем, который оказался младшего него самого на два года. Тоже приезжий, только из Тэгу. Тэхён оказался очень приятным человеком, и они быстро сблизились, несмотря на то, что Джин не планировал этого. В первый же день Сокджин рассказал о своей проблеме, чтобы не пугать Тэ-Тэ своими приступами боли. Но шатен на удивление просто отреагировал на признание и сказал о том, что понимает его боль, ведь испытал её однажды, и показал на щиколотке небольшие сиреневые буквы с женским именем.       Потом он перезнакомился и с его друзьями: Юнги, Чонгуком и Чимином. В общем, разносортной компашкой. Удивительно, что они все, такие разные, смогли найти общий язык. Он легко влился в их компанию.       Их знакомство произошло не так, как он хотел изначально: они решили встретиться в кафе. Когда они зашли в заведение и Тэхён помахал друзьям рукой, Джин почувствовал, что рука снова наливается свинцом, в ушах разносится противный звон и земля уходит из-под ног. Тэхёна отвлёк только грохот за спиной: Джин потерял сознание от болевого шока и упал на столик за спиной, где сидела парочка. Тогда они переполошили весь персонал и посетителей в кафе. А уже у машины скорой помощи Тэхён-таки познакомил их и, как ни в чём ни бывало, уехал с ним, оставив озадаченных парней у заведения.       Джин, после того случая, на некоторое время совсем забывает о боли и том, что у него вообще есть имя на руке. Четыре с половиной месяца свободы. Однако полноценной её назвать нельзя: он живёт с переживаниями о том, что вдруг сейчас ему станет страшно больно. Поэтому он сидит дома, «расслабляется» и работает, как сказал как-то Тэхёну. Но Тэхёна в эту чушь верить не угораздило, поэтому лишь изредка, силком, он вытягивал его на улицу, чтобы тот хотя бы раз в полторы недели вспоминал, каково это — быть вне дома.       Его страх не был необоснованным: после долгого затишья на красивых буквах стали проступать глубокие трещины, доставляющие постоянную режущую боль при движении рукой. Заветное имя теряется под ранами, покрывается корочками и подгнивает. И теперь изуродованная кожа спрятана под плотными бинтами и слоями одежды. Благодаря этому Джин чувствует себя чуточку лучше, потому что видит это уродливое имя намного меньше, как и хотелось. Однако боль теперь никогда не оставляет его одного и заставляет почти постоянно глотать разные обезболивающие, а Тэхёна — прижимать к себе любимого хёна, плачущего, содрогающегося от боли и ненависти, гладить его по спине и пытаться отвлечь, пока боль вновь не утихнет.       Единственным желанием Джина становится то, чтобы этот ублюдок скорее сдох и избавил его от боли. Ему не страшно желать ему смерти, ведь он заслужил. Такие, как он, даже долго и не живут. У них особые взаимоотношения: у кого-то они полны любви, а у них — ненависти. И это, кажется, взаимно.       Он обращается в Сеульскую клинику под наставления Юнги и Тэхёна с твёрдым намерением ампутировать эту злосчастную руку, но врачи лишь неодобрительно качают головами, потому что даже если и соглашаться на это, неизвестно, куда дальше переметнётся метка, и ему может стать только больнее. «Нетипичный случай». А на вопрос, что же делать с болью, которая не даёт ему жить почти четыре года, мужчина лишь выписывает сильные анальгетики, за которыми он должен будет приходить раз в два месяца и принимать с определённой периодичностью, чтобы не было зависимости. Но, взглянув на зелёные капсулы, он понимает, что их точно не будет хватать…       Его снова сбивает с ног от боли дома, и Тэхён, сидящий на диване в позе лотоса с ноутбуком, соскакивает с места и помогает подняться хёну, как обычно прижимая к себе, дабы успокоить, позволяя растягивать свою домашнюю футболку пальцами, царапать шею короткими ногтями, кричать и плакать, уткнувшись в плечо. К такой боли нельзя привыкнуть, Тэхён знает, и каждый раз для Джина как впервые: нестерпимо больно и обидно до слёз, а в голове звучит набатом: «Почему я? Почему больно мне, а не ему?!» А потом, помогая снять прилипшую повязку, пропитанную кровью, обессиленному от боли Джину предлагает отомстить Фергюсону той же монетой, «чтобы эта мразь выплакала хоть каплю твоих слёз из-за него». И ему нравится эта идея, только вот претворить её в жизнь сложнее, чем на первый взгляд. Ну, тогда Юнги-хён с видом мудреца и предложил «просто-напросто взять девчонку», хотя это противоречит правилам, но люди такой профессии всегда были и будут, несмотря на запреты.       Спать с проститутками он не хочет, но такого, как он, никто выбрать не захочет: больного, вечно поникнувшего, со слезами на глазах и зияющей дырой в душе. Когда вечно больно, нет возможности испытывать что-то ещё кроме неё, и он, кажется, постепенно смиряется с этими мыслями.       Ну, что же, прекрасно! Джин даже немного корит себя за эту слабость. Первый раз с проституткой в съёмной квартире… И никакой Юнги-хён тут не помогает теперь, ведь сейчас пересилить себя Сокджин не может. Ну не хочет он с проституткой, как бы ни хотелось насолить этому уроду. Девушка от неловкости ёрзает на кровати и приспускает лямки бюстгальтера, хоть и видит, что парень не смотрит на неё, а в стену. Эти полчаса попыток завести его, кажется, даже самооценку девушки подкосили. — Ну же, давай, расслабься, — брюнетка разминает напряжённые плечи и немного приваливается голой грудью к его спине, как-то боязливо целует в шею. Внутри непонятно клокочет, но бороться с этим ощущением ему не хочется. Не то. — Нет, я не могу. Пожалуйста, уходите. — Тогда как же мо… — он вспоминает. — Ваши деньги на полке у двери. Забирайте их и уходите, — он чувствует раздражённый выдох и видит, как девушка впопыхах одёргивает кожаную юбчонку, накидывает блузку и торопливыми шагами уходит из спальни, а затем через секунд двадцать щёлкает входной дверью.       Он упирается локтями в коленки, запускает пальцы в высветленные волосы и сжимает их, глядя на руку, перевязанную окровавленным эластичным бинтом. В голове стоит пустота, он даже не чувствует боли, а просто смотрит на темнеющую ткань. Телефон, лежащий около бедра, звонит. Даже в этой трели чувствуется нетерпеливость Тэхёна: — Хён, ну как? — начал Тэхён. — Теперь я могу подняться в квартиру? Вы так долго прямо? Я и не думал, что ты… — весёлым тоном тараторит он, а потом понимает, что Джин молчит. — Всё хорошо? — Да нет, Тэ, как сказать… — отстранённо отвечает, глядя на имя контакта. Тэхён цыкает и в следующий момент скидывает звонок. Ведь конкретно у него было больше всего энтузиазма по поводу этой идеи с проституткой, а Юнги выступил лишь в роли помощника в поисках кандидатуры на их «эксперимент».       Спустя минуту дверь широко распахивается и ударяется о стену круглой ручкой. — Ох, ну хён, да что случилось? — парень убирает со лба свои голубые волосы, а потом упирается ладонями в колени, прерывисто дыша после бега по лестничным пролётам. — Я не смог. Не хочу с проституткой. Ну не то всё… — Блять, ну ты лох тогда! Я думал, что ты отомстить хочешь, а ты со своим «не хочу свой первый раз с проституткой»! — он вздыхает и плюхается рядом с ним. — Эй, я, вообще-то, даже если и лох, но по-прежнему твой хён! — бурчит Сокджин и пихает Тэхёна в плечо. — Да и просто не встал, знаешь ли… — намного тише, смущённо добавляет он. Тэ лишь усмехается и приобнимает его за плечо. — Ну, не встал так не встал, против тела не попрёшь. Вот чёрт, у тебя кровь!       После этого случая желание Джина портить ему жизнь стало возникать значительно реже, ведь он уже далеко не маленький и понимает, что могут быть разные обстоятельства в жизни. Но иногда ему всё же хотелось перебороть себя и показать, насколько сильно Этану может быть больно. Например, когда его чуть не отчислили из университета за частые пропуски по болезни, или когда его не хотели принимать на работу из-за того, что он распугает всех.       В любом случае, даже если он сделает это, ему жить от этого будет не легче, он уверен.

***

      Он потуже затягивает на руке чистый бинт и жмурится от жжения и колющей боли. С этого обычно начинается и заканчивается его день. Каждое прикосновение к повреждённым участкам легко навевает о том, как его буквально парализовывало от боли. Страшно каждый раз дотрагиваться, но жить же как-то надо. Бинты, антисептики и мази с таблетками занимают почётное место рядом с косметическими принадлежностями Тэ на угловой полке рядом с раковиной. Его рука почти утеряла работоспособность и теперь просто как источник боли, от которой никак не получается избавиться. Даже удерживать ручку для него оказалось проблемой. Поэтому он теперь преимущественно пишет левой, всё ещё немного кривовато, но начальник на это и ухом не повёл, сказав, что преимущественно ему будет необходимо печатать и из-за этого он не откажется от хорошего работника. Ему даже предоставили собственный, пусть и небольшой, кабинет. — Хён, ты куда? — Тэхён заглядывает в ванную. — Только не говори мне, что на работу! — Джин даже чувствует спиной, как тот кривит губы и хмурится. — Зачем спрашиваешь, если всё равно знаешь ответ? — он кладёт ножницы на место в полку и, опустив рукав рубашки, накидывает пиджак. — Я только недавно устроился на работу и не могу потерять её, знаешь же, как мне тяжело найти хоть какую-то, где меня захотят взять. Успокойся. — Тебе плохо, пойми же, Джин! Я места себе не нахожу, даже когда ты остаёшься дома. А если что случится? — он повышает голос. — Вот сначала сходи к врачу, а потом говори мне успокоиться! — Тэ, давай не сейчас, а то я опаздываю, — Сокджин проходит мимо него в коридор, ловко надевает обувь и берёт свой портфель с вешалки. — А когда тогда, если не сейчас? — Всё, — Сокджин обрубает слова друга. — Я позвоню, когда доберусь, хорошо? Не волнуйся, всё нормально! — он слабо улыбается Тэхёну и выныривает из квартиры после того, как парень, скрестив руки на груди, с недовольным видом молча кивает.       Тэхён в последнее время излишне волнуется за него, и теперь это немного раздражает. Движения без контроля вечно переживающего донсена сделать нельзя. Ему действительно за эту неделю становится только хуже, но признавать самому себе этого не хочется. Смиряться со своей болезненной беспомощностью — тоже, поэтому он идёт на работу, перешагивая через все свои «не могу». Слова Тэхёна, полные обеспокоенности и сочувствия, лишь сильнее толкают его волю к жизни. Правда ощущения, будто он постепенно умирает, преследуют его не одну неделю, больно режут в спину. Немеют конечности, ночью хватают судороги, после которых трудно подниматься с постели, сон в свободное время отнимает по пятнадцать часов, после чего чувствует себя более разбитым и подавленным, чем до. Как бы он ни устал от такой жизни, умирать из-за этого не собирается. Он Не Умирает… Этан, чтоб его, Фергюсон…       Их отношения с недавних пор перешли на новый уровень: Джин просто порадуется, если он всё-таки как-нибудь подохнет первее него. Он так устал от его присутствия в Его жизни. Люди говорят, что в глубине души соулмейты всегда любят друг друга. Невозможно так с теми, кто предназ… Но ему плевать. Даже смешно. Вселенная допустила где-то оплошность, ведь он способен на это. Теперь он заплачет только тогда, когда почувствует, что Фергюсон умирает, и то от радости, что всё наконец закончилось. Он рад, что никогда не узнает, как выглядит этот парень, каков его голос, каким воздухом он дышит, где живёт и чем он занимается всё это время. Лучше прожить всю жизнь в одиночестве, чем так, постоянно страдая из-за кого-то.       Ему снова плохо: утренний прохладный воздух жжёт оголённую кожу, мышцы ног деревянеют, колени от резких неразмеренных движений дрожат, а внутренний жар лишь ухудшает восприятие всего вокруг. Он расстёгивает первые две пуговицы, теряясь в правильности ощущений и торопится, игнорируя сигналы тела о том, что пора бы притормозить. Осталось буквально, как обычно, пройти через любимый парк. Несколько коротких вибраций телефона в кармане пиджака несколько дезориентируют его. Тэхён вновь что-то написал: 08:43 Хён, таблетки Ты забыл их 08:45 Я по пути в универ принесу их, ок? 08:47 Ок? Джин? Всё в порядке? Хён? Ты можешь ответить?       Джин вздыхает и вынимает телефон из кармана, понимая, что у Тэ снова параноидальные мысли, и открывает диалог, проходя по мостику. С ним всё в полном порядке, просто он очень, очень, очень устал и, наверное, хочет спать. Но, прищурившись, ничего прочитать он так и не успевает, потому что сталкивается с точно таким же человеком, уставившимся глазами в телефон.       Ослабшие ноги не выдерживают лёгкого столкновения, и он, даже не попытавшись схватиться за поручень, падает на землю. Жалко не свой зад и брюки, которые он испачкал, а телефон, ударившийся о железное ограждение и с жалобным «бульк» упавший с воду. Парень перед ним же тупо молча впивается в него взглядом и виновато поджимает губу, прижав руки к груди. — Чего смотришь? — запоздало пытается изобразить возмущение Сокджин. — Ты убил мой телефон, парень! — он хотел бы подняться и гордо отряхнуться, но силы в ослабших конечностях не находится, они оставляют его беспомощно сидеть. — Помоги подняться, а не пялься на меня, — тише и уже смущённо просит Сокджин, поднимая взгляд на парня напротив. — Я сам не встану, — тот лишь закрывает рот и, немного помедлив, протягивает руку, озадаченно разглядывая блондина. — Выглядишь плохо, — всё, что отвечает незнакомец, замечая нездоровую бледность лица.       Сокджин замирает на миг, силой притянутый за здоровую руку, и заглядывает в красивые, выразительные драконьи глаза, но из мягкого оцепенения его выводит накатившая новой волной боль, разливающаяся в ногах и заполняющая лёгкие таким знакомым, тяжёлым, непроницаемым едким дымом. Вдох отдаётся сильной болью в мышцах, и он жмурится до звёзд, сильно сжимая кривоватыми пальцами крепкое плечо под ними. — Мне что-то не очень, — сипит из последних сил и наваливается на него, роняя портфель на пыльную землю. Немеющие ноги теряют ощущение земли, и Сокджин безвольной куклой падает вперёд. — Э-э-эй! — низкий голос постепенно глохнет от шума где-то внутри, Сокджин окончательно слепнет от отражения солнца в воде, перестаёт чувствовать силу в руках и слабо ощущает, как тёплые руки обхватывают его за пояс, согревают кожу и вызывают мелкие покалывания. Теперь боль в руке совсем не чувствуется, отходит на задний план по сравнению с каким-то абсолютным ничем внутри, но, кажется он… Наверное… Он хотел совсем не так…

***

      День начался совсем не так, как он этого хотел: проспал и не пошёл на утреннюю пробежку, порезал палец, пока затачивал нож, так ещё и опоздал на встречу с Хосоком. А сейчас прижимает к себе какого-то парня без сознания, сидя на коленях у перил, и ждёт приезда скорой помощи. Нашёл себе проблему на голову. Взял на себя ответственность за абсолютно чужого человека.       По мосту проходят люди, некоторые из них оборачиваются, а другие пытаются побыстрее уйти. И только сейчас Намджун понимает, что, наверное, выглядел бы так же, как и они, если бы не столкнулся с этим парнем лицом к лицу, глаза в глаза. Он опускает взгляд на него и удобнее устраивает на своих коленях, расстёгивает полностью пиджак, а потом, проверив рукой редкое, тяжёлое дыхание, убирает прилипшие ко лбу светлые прядки.       Намджун помогает уложить парня на носилки, и вскоре они покидают парк. Когда с него в спешке скидывают пиджак, Намджун узнаёт его имя по визитке, лежащей к кармане, — Ким Сокджин, а врачи быстро догадываются, в чём дело. Первый номер даже узнал своего постоянного пациента. Запущенная рука сильно кровоточит, пропитывая слои тугих бинтов и белую рубашку необычно тёмной кровью. «Родная душа умерла», — всё, что внятного говорит врач, а дальше он её даже и не слушает. Взгляд устремляется на смертельно бледного Сокджина и его обширные подгнивающие раны на руке. Он никогда такого не видел. И Никогда не думал, что соулмейты могут умереть друг из-за друга. Разве бывает такой кошмар в жизни?       У него не было и нет метки. И он совсем не представляет, что сейчас ощущает Сокджин. Насколько больно терять любимого человека с ментальной связью? Когда он очнётся, то наверняка будет сильно плакать. Ведь это не только физическая боль, но и душевная. Ему так жаль его. Его взгляд тогда был таким отчаянным… Жаль и то, что он никогда не сможет почувствовать близкую связь с каким-либо человеком, как избранные. Такие, как он, со слов помешанных на какой-то судьбе, должны страдать в одиночестве. Но он не верит ни в какую судьбу и предназначение людей друг другу. Он уже встречал несчастных людей, которым предначертано быть вместе. И уже убедился, что у Любой системы могут быть сбои.       Потом он уходит из больницы, оставив свой номер в приёмном покое, чтобы ему позвонили, когда Сокджин очнётся. Назвался его лучшим другом. А перед собой оправдался тем, что хочет вернуть ему деньги за испорченный телефон… Точно, за испорченный телефон…

***

      В его жизни никогда так долго три дня не тянулись. А сидит он в ожидании одного-единственного звонка из больницы, чтобы узнать, как там его случайный знакомый. Короткий, совсем, казалось бы, незначительной момент из жизни человека оставил в душе липкий холодный след. Его так задело состояние абсолютно незнакомого человека, хотя он, по сути, почти не был тем, кого бы это интересовало. Человека с таким горьким и погасшим взглядом. Одного этого взгляда и тихого, поникшего голоса оказалось достаточно для того, чтобы разбить его сердце на мелкие осколки. Чувство голода и усталости перебиваются холодными размышлениями о смысле судьбоносных слов, счастье обладания ими, любви и боли утраты. От этого всего еда даже насильно в горло не идёт. Он бы, может, и выпил, только пить в одиночестве — та ещё идея, честно говоря. Голову успешно с того момента забили стойкий образ блондина, запах крови и звуки работающего аппарата вентиляции лёгких, поэтому Намджун просто большую часть времени бессмысленно проводит на кухне с незаконченными статьями на рабочем столе и телефоном в руке.       Со звонком, вырвавшим его из удушливого вакуума мыслей ни о чём, он буквально вылетает из своей квартиры, наспех натянув на себя помятую чёрную худи и тёмно-серые джинсы. Уже в больнице врач сообщает ему, что со смертью соулмейта Сокджин впал в кратковременную кому, чем и объяснилось это упадочное состояние, но сейчас его самочувствие улучшилось, и он может его проведать. Также мужчина предупредил о том, что к парню придут ещё люди, и попросил надолго не задерживаться в палате, потому что Сокджину после всего нужен покой, как минимум, на недели две.       Дверь в небольшую светлую палату беззвучно открывается, и он садится на стул у кровати. Тишину нарушают только работающие аппараты, периодически пикая. Он не может ничего сказать, просто смотрит на дремлющего Сокджина в приглушённом свете. Правое предплечье полностью плотно перебинтовано. Руки вытянуты вдоль тела, и к правой подключен аппарат. Светлые, немного длинные, волосы неаккуратно лежат на лице, и Намджун убирает их назад, намеренно дотрагиваясь тёплой рукой до его щеки. На мгновение ему кажется, что это всё происходит во сне.       Сокджин не сразу приоткрывает глаза и рассредоточенным взглядом окидывает Намджуна. Он видит, как потом он сменяется на полный недоумения с каплей испуга. Всё это происходит в тишине, и, кажется, Намджун прямо сейчас сгорит от стыда, но не одёргивает руку, хоть и чувствует, что она начинает подрагивать от волнения. Щёки Сокджина постепенно мило розовеют пятнами, и он, сглотнув, говорит сиплым голосом: — Простите? Мы… то есть… Кто ты? — Ты не помнишь меня. Ты потерял сознание тогда. Мы в больнице и, я, ну, пришёл, — а действительно, почему он пришёл? — навестить тебя, — смущённо бормочет он и, сделав вид, что убирал волосы со всё ещё немного бледного, но красивого лица, прячет руку в карман. Кончики пальцев приятно колет, и он в глуповатой улыбке поджимает губы. — Я?.. Что произошло? — врач сказал, что он только отходит от этого состояния, поэтому его память ещё омрачена, что сейчас он не способен точно понять всей картины происходящего.       Шестерёнки в голове Намджуна внезапно встают. В палате воцаряется тяжёлая тишина. Он чувствует, как Сокджин смотрит на него: вопрошающе, ещё немного сонно, с толикой усталости в глазах. Он совсем не знает, что и как правильно это сказать. А стоит ли вообще, раз не помнит? — Твой соулмейт… — наверное, не стоило. — Мне очень жаль, — Намджун опускает взгляд в пол, чтобы ненароком не столкнуться с этими потерянными глазами. Продолжить связно говорить сил не хватило. Пауза. Он чувствует себя виноватым за то, что ему приходится говорить об этом Сокджину. Грусть в них разбивает его, уже убедился.       Слышится, отбиваясь от стен, первый тихий, задушенный всхлип, и Намджун поджимает губы. Чёрт. — Прости, я не должен был этого говорить… Я понимаю, что соулмейт был так дорог тебе, но жизнь продолжается, и он был бы наверняка… — наверное, даже неправильно говорить это сейчас. Он совсем не умеет успокаивать плачущих людей, но пытается, хоть и знает, что тяжело смириться с такой потерей. А стоит ли? — Прошу, не говори мне этого, — шепчет Сокджин и поворачивает голову к окну, пытаясь спрятать такие непонятные для него слёзы. Он не может однозначно сказать, что теперь чувствует к Этану. Та же ненависть? Злость? Обида? Грусть? — Я… Чёрт… Прости, я не должен был говорить всего этого… Прости, я не хотел, чтобы ты пла… — Намджун одёргивает себя и притихает. — Я, если ты хочешь, могу уйти. Прости ещё раз, — он встаёт со стула, но Джин неловко цепляет пальцами рукав и останавливает его. — Всё в порядке… Просто я не знаю, что должен чувствовать, — блондин от неловкости кривит губы в подобие улыбки, но от этого не выглядит лучше. Он с большим трудом, под растерянным взглядом Намджуна, садится на кровати и утирает слёзы, всё так и катящиеся из глаз, крупно дрожащей забинтованной рукой. — Я не любил его… И… даже не знал. Он испортил мне шесть лет жизни. Моя рука… Мне было так больно, когда он был жив! — он всхлипывает и опускает голову. — Сейчас, когда он наконец умер, мне больше не будет так больно… Знаешь… Я думал, что буду радоваться, но… Для кого-то он… — Сокджин судорожно вдыхает и прикрывается рукой, натягивая провода у прибора на полке.       Намджун замирает на месте. — Знаешь, — он кладёт ему руку на плечо и несильно сжимает его, — он доставил тебе много боли, и в этом нет ничего такого, что ты не испытываешь жалости к его смерти. Ты даже не знал его. Он знал, что делал, но продолжал. Ведь эти раны от нелюбви? — почти шёпотом спрашивает брюнет после некоторой паузы, присаживаясь к нему на край кровати. Сокджин легко вздрагивает и поднимает на него глаза, полные слёз. Намджуну не нужен ответ на этот вопрос. — Он не заслужил жалости. Просто подумай о том, что сейчас ты стал свободен. Не плачь, прошу. Всё будет хорошо.       Неожиданно снова изо рта вырывается предательски громкий судорожный всхлип, блондин поджимает губы в попытке успокоиться, но крупные слёзы-таки скатываются вниз по щекам. — Спасибо, ты… — Намджун. Ким Намджун. — Спасибо, Намджун, — шепчет в самое ухо, попав в тёплые объятия. Блондин утыкается носом ему в плечо и, шумно вдохнув, левой рукой обхватывает его за шею, прижимая поближе к себе. Это первый раз, когда он ведёт себя так во время знакомства: не врёт, не скрывает, что так плохо. Намджун утешающе поглаживает по спине, а его руки приятно греют сквозь тонкую больничную одежду. Слёзы пропитывают чёрную ткань худи его нового знакомого, а на душе стоит приятная пустота после такого долгого времени. Он чувствует, что теперь снова может дышать без страха боли. Вдыхает и совсем не чувствует тяжести. Он ведь действительно свободен. — Я обещал врачу, что не заставлю тебя переживать, — Намджун улыбается, когда чувствует, что Джин успокаивается, и прижимается щекой к светлой макушке.       Нежную атмосферу в палате нарушает шум знакомых голосов в коридоре, и Ким немного отстраняется, чтобы посмотреть на входную дверь, которая открывается в следующий момент. В глаза сразу бросаются знакомые голубые волосы и краснющие от слёз глаза Тэхёна. — Ненавижу тебя, Ким Сокджин! Пропади оно всё пропадом! Я так волновался!

***

      Он открывает глаза. Солнечный свет падает на кровать, пробравшись сквозь неплотно задвинутые занавески, и он приподнимается. Джин же спит и совсем никак не реагирует на раздражители. Вчера они вернулись домой очень поздно, поэтому блондин отсыпается. Одеяло лежит на полу комком, видимо, спихнутое ими во сне. На краю кровати небрежно лежат их вещи. Джин не любит беспорядок, но они были очень уставшими, поэтому скинули всё на спинку. Намджун приглаживает свои взъерошенные тёмные волосы и смотрит, как его парень разворачивается голой спиной к свету, немного ёжась от прохлады в комнате.       С тех пор, как они познакомились, прошло семь месяцев. С тех пор, как они начали встречаться, прошло пять месяцев. Для Намджуна оказалось непосильной задачей не влюбиться в столь чудесного человека. С самого первого дня он почувствовал, что не сможет оставить его. Его вольный взбалмошный характер, все привычки, улыбки, взгляды, направленные на него, глупые, иногда совсем дурацкие, шутки делают Намджуна невероятно счастливым рядом с Сокджином. Он впервые влюбился. «Неправильно» для того, у кого нет заветных слов. А Джин ответил на его чувства, что совсем неправильно для того, у кого «метка» на теле.       Раны на его руке зажили окончательно, оставив глубокие шрамы на светлой коже. Имя «судьбы» Сокджина растворилось под ними. Это имя они больше никогда не произнесут и забудут как страшный сон. Теперь оно не имеет никакого значения. Брюнет в задумчивости ложится рядом со старшим и по-хозяйски кладёт руку ему на талию, притягивая поближе. — Джун-а, я ещё хочу спать, — бубнит он и, жмурясь, по привычке утыкается носом ему в шею, прижимая его руку к себе, чтобы притормозить, заставив этим Намджуна ласково улыбнуться. — Ты тако-ой тёплый, — и снова проваливается в дрёму. — Я так счастлив, что у меня теперь есть ты, — внезапно, спустя минуту молчания, шепчет он, разрушая уютную тишину, и Джин приоткрывает глаз, потому что Намджун вновь думает о чём-то своём по утрам. — Ты так много пережил, и я счастлив, что прямо сейчас ты лежишь со мной, — целует в светлую макушку и переходит тёплой рукой с талии на спину, вызывая табун мурашек у Сокджина. — Я счастлив, что у тебя мои метки. — Только засосы, Ким Намджун! — слабо улыбается старший и закидывает ногу ему на бедро. — Ещё одной метки я не переживу.       «Я счастлив, что мы стали ошибкой в этой Системе»