Если ты дотянешь до утра, мы, Взявшись за руки прыгнем с высотки вниз. Как ты любила умирать в красивых залах. Нарисовал уйму достойнейших драм, но в них нет действующих лиц для идеального финала.
Я сидел около койки и который раз тяжело и прерывисто вздыхал. Она ведь жива… Врачи уверяют меня, что она останется жива. Уткнувшись ей в холодную руку я стиснул зубы. — Я жду уже десятый год, — мой хриплый голос нельзя было узнать, — каждый раз, когда я хочу позвонить тебе, — мне было нечем плакать, — моя рука замирает перед твоим контактом. И я понимаю, что тебя фактически нет, — на ее полуживых руках вырисовываются яркие узоры вздувшихся вен, — и ты продолжаешь сражаться. Я никогда не понимал, как ты постоянно могла быть такой упертой, — я смеюсь. Так больно, — и будешь. Всегда такой будешь, — я надеялся. Я глупо надеялся на это и смеялся. Надо ведь всегда сохранять позитивное мышление. — Кэла, — который раз я произношу ее имя. Оно полностью описывает эту невинную влюбчивую девчушку, — я люблю тебя, Кэла, — я не могу держаться. Ее холодные узловатые пальцы смыкаются на моей дрожащей ладони. Я вздрагиваю и уже не могу. Не могу держаться. Я не могу. Из глаз льются слезы. Такие горькие и до боли знакомые моим впалым щекам и острым скулам. — Пожалуйста, — кусая палец шепчу я, — умоляю тебя, Кэла, — хотелось просто выйти. В окно, — просто проснись, — я встаю, нависая над ней держась на дрожащих руках.Я по тебе невыносимо скучаю. Без тебя невыносимо умирать. Комната, дым, чувства кувырком. Сука-любовь! Сука-любовь!
Девушка стоит передо мной, широко улыбаясь. Ее губы дрогнули, разлепляясь и делая улыбку еще ярче. А мне было тогда плохо. Она делала лучше. Она всегда обнимала меня, когда мне было ужасно паршиво. Мне было так стыдно, когда я повышал на нее голос. Мне кажется, она плакала ночами. Но мы ведь просто друзья. Это не должно быть так важно. Она просто друг.Если ты дотянешь до утра, мы, Взявшись за руки прыгнем с высотки вниз. Как ты любила умирать в красивых залах. Нарисовал уйму достойнейших драм, но в них нет действующих лиц для идеального финала.
Она снова сжимает мою руку. Ее всю пробирает крупная дрожь и… Последняя. Я глубоко и шумно вздыхаю, утыкаясь в ее грудь и… Просто плачу. Навзрыд, но негромко.И последним, кто мог любить, в этом озере лжи, нами точно не понят. Мы ныряли на дно до глубин, ударяясь телами о камни от боли… Всплеском ярости бьёт по глазам ежедневность, что стала сыра и скучна нам. Я бросаю мечты, подписав приговор бесконечности игл из зала.