***
Она сидела за соседней партой будто на иголках и теребила край школьной юбки. Нервно сглатывала и изредка поворачивала голову в его сторону. Ему было откровенно все равно. Он всегда говорил то, что ему вздумается, и редко когда думал о том, что может причинить боль. Когда она поглядывала на него, в сердце кололо. Нет, не так приятно, как у всех влюблённых в марте. Совсем нет. Когда она видела, как его взгляд пересекался со взглядом его девушки, было больно. Порой даже слишком… Неприятное чувство очень часто подкатывало к горлу, если вспомнить их прежнее общение. Он был единственным, кому она никогда не читала стихотворения, а она была не единственной ни в чём. Но все же он любил их разговоры ни о чём и ссоры по поводу работы, такие мелкие и невесомые. Она постоянно его отдёргивала. — Ты можешь вести себя чуть помягче? — в лёгком, но уже столь привычном возмущении спросила Мира, на выдохе давая подзатыльник. — Зачем? — ему не было больно, но место удара пекло. Это не очень понравилось парню, но пришлось стерпеть, ибо не заканчивающаяся речь девушки не давала ему возмутиться в ответ. — Затем, чтобы тебя не задушили рано или поздно, — выдохнув полной грудью и всем своим видом показав то, что он её утомил, Мирослава решила удалиться. Оставляя Матвея в недоумении. С чего вдруг она так на него взъелась?***
Такие разговоры проходили часто, и в эти мимолётные мгновения она держала себя в руках. Мира была счастлива, нет, она была по-настоящему рада только тому, что её щёки не залились румянцем. Сейчас же шёл какой-то слишком тоскливый и нудный урок алгебры. В принципе, с того момента, как они и их дружба разошлись, все дни были скучными. Всё окрашивалось одной цветовой гаммой и делилось на пятьдесят оттенков серого. Вот только у него так не делилось. У него, видимо, ничего не изменилось. Он все так же встречается с одной интересной барышней, держит свою среднюю учебу в узде и все так же никому не говорит о своей жизни.***
Но… он стал избегать её. Как бы это ни было странно. После того момента её стали избегать, а не наоборот. Между ними будто повисло многовековое равнодушие и некий страх. Она боится подойти к нему, боится, что тот её сразу же пошлёт. А он просто… да ничего не просто, все равно ему. Но что-то в корне пошло не так. Когда на кружке ораторства была тема отношений людей, Мире пришлось выступать. — Давай поговорим по существу. Ты не нужен мне, а я тебе. Тебе не нужна она, а мне не нужен он. Да и они тоже, в принципе, не нужны. Никто никому не нужен. И знаешь, я понимаю твой взгляд. Ты сейчас смотришь и не понимаешь, о чем я говорю, — она смотрела только на него, но и одновременно на всех. Сфокусировав взгляд на всех, она холодными огромными аквамариновыми глазами прожигала дыру в каждом. Она одними глазами заходила слишком далеко, и никто не мог её остановить, оставить вне своего внутреннего мира. — Но давай поговорим по существу, — эту фразу она произнесла вместе с нервным смешком и закатила глаза вверх, из-за чего складывалось такое ощущение, что из её стеклянных глаз сейчас пойдут слёзы. Но её ледяной голос, который заставляет душу свернуться в комочек, продолжил. — Тебе не нужна я. Тебе не нужна она, он. Тебе не нужны мы все, а ещё тебе не нужен и не интересен ты. Хотя стой. Себе-то ты интересен. Тебе не интересен каждый, помимо тебя самого. Но ты даже не представляешь, как тяжело людям вокруг тебя, которых ты и в грош не ставишь. Они для тебя разменный материал. Разве не так? Все так о тебе беспокоятся, когда ты ублажаешь себя и какую-то левую бабу в подворотне. Все так нервничают от того, что ты валяешься где-то пьяный. Но тебе же всё равно. Тебе же важно, чтобы о тебе думали, чтобы знали твою цену. У меня нормальная самооценка, я просто констатирую факт, — с язвительной улыбкой и наигранным смехом проговорила она последнюю фразу. Сделала оборот на триста шестьдесят градусов и, поправив прядь волос, продолжила. — Интересно, на каком слове ты поймёшь, что я говорю о тебе, или на каком слове понял, что весь мой сказ адресован только и только тебе? Точно, ты же всё примеряешь на себя. Но давай вернёмся чуть назад. Люди могут устать. Устать переживать и устать терпеть, и тогда ты на них давишь. Ты их раздавливаешь, давишь на их мечты и раскалываешь их сердца, как кокос, выпиваешься сок, выедаешь мякоть и выбрасываешь, отправляясь в магазин за новым фруктом. И так каждый раз. Но знаешь, наивным дурам ты даёшь шанс, шанс помереть более мучительно и изощрено. Ты внедряешься в их доверие. Рассказываешь им всё и при этом ничего, подходишь к ним так близко, а потом «пуф» и как будто ничего и не было. И не то, чтобы нет тебя. Нет. Ты тут, ты, вон, осязаемый, вот только сердца нет. Ты его бьешь на осколки. И знаешь, ты почему-то до сих пор смотришь на меня и не понимаешь, о чём я. Или понимаешь? Если да, то ты просто в любой момент готов сорваться с места и выбежать из класса, чтобы не слушать это. Разве не так? А давайте вы сейчас поднимете руки. Все те, кто думают сейчас взять и сорваться с места. Убежать из этого проклятого кабинета куда подальше и не возвращаться, пока не сгину я? Кто сейчас хочет уйти? — она оглядела кабинет. Не было ни одной поднятой руки. Все были в ступоре и действительно не понимали, зачем и о чём говорит девушка, и почему же эти чувсва так знакомы. Она охватила комнату надменным взглядом. На секунду остановилась на своём друге, лукаво и так, как шут, улыбнулась ему с сожалением. — Хм, давайте тогда поговорим по существу. — Сколько раз в день ты вспоминаешь о лучшем друге? А сколько раз появляется желание позвонить или написать? Сколько раз в неделю, нет, в год, ты думаешь о той, которая тебя любит уже несколько лет? — спокойный, монотонный голос вдруг сменяется возмущённым криком на грани истерики. Она хрипит, будто кость застряла в горле, вернее, слишком высоко добрался ком. — Стоп. Ты хотя бы знаешь о её чувствах? Хотя бы о существовании этой девушки? Как ей тяжело? Нет, не знаешь? Да что же ты за ничтожество такое. Точно, я забыла. Тебе просто не интересно. Тебе никто ни капли не интересен, и даже она, которую ты так изощрено постоянно пытаешься убить. Ты же не видишь и не хочешь этого видеть. А знаешь почему? Может, потому, что ты тоже влюбился в неё? Но она не подходит под твои стандарты. Слишком шумная и самоуверенная, но при этом постоянно занижает себя с гордо поднятой головой, говоря: «Все в порядке с моей самооценкой, я просто констатирую факт». Она не подходит под твои стандарты, она слишком самовольная и любит посылать людей с широкой улыбкой, а потом плакаться о том, что жизнь не справедлива и никто не может понять простого. Ты влюбился в ту, которую никогда бы не полюбил, потому что она не подходит под твои стандарты. Ой, стоп. Мы же говорим по существу. Она не нужна тебе, а ты ей. Они не нужны тебе, они не нужны ей. Никто никому никогда не был нужен. И знаешь, после всего, что я тебе сказала, ты готов поговорить по существу? — последняя фраза слетела с губ и была четко адресована одному человеку, но, увы, он этого не понял… или понял, кто его знает. С концом её речи все, кажется, закончили свою жизнь «до». Все парни сидели в шоке и не понимали, что произошло и почему их преследовало такое чувство, будто их душу съели без остатка. Выпотрошили психику и перемололи мозг. Никто не понял, что произошло, а в классе повисла тишина. Девушки же чувствовали некое облегчение. Им стало легче, они узнали в этих словах себя, своего друга или знакомого, может, даже парня. Все молчали. И только минут через пятнадцать даже учитель, который тоже был в шоке, сказал лишь одно. — Свободны. Мира ушла первой.***
Да, с того момента что-то изменилось. Он стал избегать её и даже на уроках ораторства больше не появлялся. Если бы мог, наверное, и на обычные уроки не приходил. Но не всегда всё выходит так, как нам хочется. Он видел её каждый день. Каждый день натыкался на её стеклянный синие глаза и на белый цвет кожи. Каждый день встречался с её ароматом коньячных конфет. Девушка, кстати, никогда не пила. Она тоже не желала с ним встречаться хоть где-то после того монолога. Мол, высказалась и стало легче. Она отчаянно пыталась себя в этом убедить, но особо ничего не получилось. Она всё так же вздрагивала, когда слышала его грубый, обрывочный голос. Когда выслушивала возмущения её подруг о том, что он слишком грубый. «Ну я же просила», — только и проносилось в голове. Она нервно сглатывала, когда он опаздывал на урок и, входя в класс, осматривал кабинет в поиске свободного места, невольно натыкаясь на неё. Они друг у друга вызывали нервы, каждый боялся наткнуться на другого лишний раз. Всегда, когда их увлечения совпадали и о них надо было говорить на весь класс, каждый из их пары менял мнение на противоположное, только чтобы не сойтись. Но на самом деле, они искали встречи. Их глаза искали друг друга, мнения и слова сплетались в одни и те же фразы. И даже сейчас на таком сером уроке алгебры они ищут встречи, отзеркаливая жесты друг друга. Случайно. Случайными совпадениями фраз. Но знаете, Миру добило то, что под конец урока весьма неожиданно он кинул ей на парту записку… «Давай поговорим по существу?»