Остатки семьи

У Сарады двадцатый день рождения, она молодая и статная, одна из лучших джонинов, у ее ног открыт весь мир, и перед силой ее глаз склоняются сильнейшие. Химавари сидит по правую руку, Чочо по левую — они тут единственные клановые, самые близкие, самые приближенные. Сарада мечтает стать Хокаге, Чочо обязательно займет пост главы, а Химавари, как дочь великого героя, сослужит деревне верную службу и станет бок о бок с новой главой. Сарада пьет не так уж и много, но пьянеет быстро. Все расслаблены и веселятся, их время мирное, спокойное, без необходимости дёргаться по малейшему шороху. Химавари подливает саке в ее пиалу и улыбается совсем невинно — да ладно, Сара-чан, тебе можно, ты совсем уже взрослая. Самой Химавари не хватает до них всего двух лет, но выглядит она, низкая и хрупка, совсем как ребенок — да кто увидит в ней АНБУ с багажом миссий S и А-класса. Химавари улыбается так по-детски совсем, щурит глазки и закладывает руки за спину. И глаза у нее большие, голубые и яркие, не подумаешь даже, что в них скрыт бъякуган, служащий ей верным союзником. Она впечатлительная, пугливая, легко смущается и верит всем-всем-всем. Она общая имото — такая маленькая и яркая. При виде нее хочется умиляться и растягивать приветливо губы. Да как такую-то и в шиноби пустили, ее же надо наряжать в кукольные платья да сажать на полку к ломким фарфоровым куклам, чтобы не дай бог кто косо не взглянул, не посмел разбить нежное трепетное сердечко. Все говорят, она как мать — совершенно не для сражений; Химавари улыбается, не отвечая. Химавари презирает слабую и кроткую мать, Химавари больше других знает, насколько великая и уважаемая женщина может быть жалкой. Это она, Химавари, заставала ее по ночам в комнате, со слезами на глазах. Химавари ее уже давно не жалко. Химавари — Хьюга, она стойкая и сильная, она как и учили в клане, презирает слабаков. Хината потеряла мужа даже не попытавшись удержать, а после сдалась и опустила смиренно руки. Наруто Узумаки ведь Хокаге, он выгодная партия, он тот, за кого стоило бы бороться, но Хината, вот она, жалкая и слабая — все потеряла и смирилась. Отпустила. Химавари таких не любит. Химавари все подливает будущей Хокаге саке, и Сарада разнеженно улыбается и приваливается к ее плечу. Как и принято, все разбиваются по стайками и сплетничают — Чочо с хихиканьем подсаживается, чтобы рассказать про Шикадая — у них все слишком прекрасно и мирно. Чочо красива, умна и привлекает чужой взгляд просто проходя мимо — ей Шикадая, на самом деле, слишком мало, Сарада осуждающе фырчит в ее сторону. Но щеки у Сарады ярко красные и кончики ушей теплеют. Она говорит что-то про Хокаге, Химавари тепло улыбается и гладит ее легко по спине. Химавари, на самом деле, совсем-совсем их подругами не считает. Эту вертихвостку Чочо и зазнавшуюся Сараду. Первая крутит задом перед ее братиком, вторая покусилась на запретный плод. Она вздыхает по Седьмому, провожая его взглядом и зазывно стреляя с под очков глазками. Химавари знает, что Наруто на нее не взглянет, Химавари даже смешно от этих двоих, но она все равно улыбается — тепло и невинно — никто ни о чем не догадывается. Вечером Химавари приходит в свою квартиру с румяными щеками. Глаза блестят от предвкушения, на кончиках пальцев скапливается ее взбудораженость. На языке оседает горечь от алкоголя, совсем не привычного, но такого желанного. Химавари всегда хочет себе все запретное. Наруто полу-сидит на кровати с ноутбуком, плащ небрежно закинут на спинку кресла. Химавари скидывает тунику и шорты к нему и игриво заползает на кровать, едва ли не мурча. — Как вечер? — с улыбкой спрашивает Наруто, встречая ее губы своими для приветственного поцелуя. Химавари не отвечает. Выпивая, она не любит болтать. Наруто не возражает, когда его бедра седлают и стягивают кофту на пол. Он подхватывает молочные бедра, прижимая молодое и крепкое тело ближе к себе — Химавари довольно урчит, жмурясь. Все говорят, посмотрите, какая хорошенькая, мамина копия. Но кого бы в ней Наруто не видел, это точно не мать. Химавари вообще невдомёк, как эти двое сошлись, но свадьба была, и были они — Химавари и Боруто — единственное, что есть и было от этой «семьи». Наруто ведь ее за дочь и не считает — он не видел ее первых шагов, не слышал ее первого слова, не видел, как она впервые взяла в руки кунай. Он присылал на ее день рождения теневых клонов и приходил домой на короткие ночовки — до пяти Химавари реально считала, что ее отец мифический зверь. Он ведь не растил ее, не воспитывал. С тех пор как она пробудила бъякуган ее и вовсе взяла под крыло Ханаби-нэ-чан — мать ведь была совершено не для этого, она не могла научить ее воевать. Но клан принял Химавари и со смешанной кровью и она взросла, окрепла, налилась соком в закрытых стенах додзё. Когда она вышла оттуда, повзрослевшая на дюжину долгих зим, Наруто и вовсе забыл, что имел ее, как дочь. А потому в этом не было ничего предрассудительного — он был ей отцом меньше, чем Боруто, который неловко и по своему заботился о сестре. У Химавари язык бы не повернулся сказать ему «папа». Она не должна была даже приходить к нему, но пришла, желая показать, кем стала. Она пришла, гордая за себя; пришла, дабы продемонстрировать себя во всей красе. И так случилось — она была ему дочерью меньше, чем сиротские дети, которых он ходил проведывать каждые выходные. Ничего удивительного, на самом деле. Химавари было восемнадцать, она цвела во всех правильных местах, получив плавные изгибы в наследство от матери, и сильное, крепкое тело в награду за долгие тренировки. Наруто целовал его, целовал ее кожу, скользил языком вдоль ребер и нырял во впадину пупка. Он прикусывал и оставлял яркие метки. Они сходили слишком, возмутительно, быстро, но Химавари все равно любила, когда он метит ее — в такие моменты она была его, вся и целиком. У них с Наруто была странная связь, но никто из них не считал ее неправильной — он не воспитывал ее, он не знал ее, как ребенка. Она пришла к нему сразу, красивая и статная девушка, она пришла и соблазнила его, соблазнившись при этом сама. Неизвестно, что и кому они пытались доказать этим. Но что было лучше, чем разводить широко ноги — Наруто нырял туда головой и целовал ее, Химавари трепетала, дрожала, всхлипывала и задыхалась. Он был стар для нее, слишком стар — но променять эти мгновения в ее съемной квартире на любого другого — да ни за что на свете. И Химавари трепетала, дрожала, стонала — Наруто двигался в ней размашисто, хлопая бедрами по ягодицам, Наруто входил глубоко и выбивался до самого основания. Химавари вертелась на нем, становясь то раком, то боком — Наруто брал ее как угодно, Наруто возносил ее до небес блаженства, Наруто трахал ее так, как не смог бы никто другой. Наруто был ей отцом не больше, чем простой случайный прохожий, но ближе него она не пускала никого. Так, как с ним, Химавари не с кем не смогла бы.

***

Химавари осовело открыла глаза, мыча в подушку. Тело приятно ныло, между ног показывало и сладко тянуло — Химавари довольно заурчала, зарываясь лицом в подушку. Наруто сидел к ней спиной, снова уткнувшись в свой ноутбук — с появлением технологий разбираться с отчётами стало гораздо, гораздо легче. Химавари полежала ещё немного, а потом, потянувшись как кошка, подползла к мужчине со спины. Прижалась голой грудью к широкой спине, обвила руками крепкую шею. Наруто бегло чмокнул ее в предплечье, стараясь не отвлекаться, но Химавари совершенно не расстроилась — просто уткнулась носом в пахнущую шампунем и теплой чакрой макушку. С Наруто было легко и просто, совершенно уютно и по-домашнему. Он уделял ей внимания ровно столько, сколько она хотела, словно восполняя пробелы за все прошлые годы — за всю прошлую жизнь. Из всей семьи, которая распалась и разорвалась, как мятая бумаженка, она единственная осталась ему верной. Хината давно исчерпала его запас благодарности, а Боруто слишком сильно любил задирать нос — его никто не бросал, он ушел сам, желая привлечь такое долгожданное внимание. Но Наруто за ним не пошел, Наруто не оценил и не понял. Боруто никто не вернул, а вернуться самому не позволила гордость. Наруто нагонялся за свою жизнь достаточно за упрямыми дураками, поэтому отпустить своенравного сына было вполне приемлемо. Он в нем не нуждался так остро, как Боруто в нем. Химавари иногда думала, что, может, был бы братик чуточку изобретательней — смог бы оказаться на ее месте и получить все, что хотел. Но Боруто был дураком, и уступил свое место ей, Химавари. И она своим шансом воспользовалась. — А ты знаешь, — шепнула она в загривок и оставила беглый поцелуй на шее, — Сарада влюблёна в тебя. Наруто не дернулся, не повернулся, лишь вздохнул и взъерошил волосы легко. — Эти Учихи любят придумывать себе любовь. Это пройдет. Вы все ещё молоды. Химавари усмехнулась в смуглую кожу. Она была взрослее, чем многие думали, но для него, все же, уже не была ребенком. — Знаешь, если она признается тебе в любви, я хочу видеть, как ты ей отказываешь. Наруто хмыкнул, перехватывая ее руки. В Химавари было много от обоих родителей — волосы и глаза матери, запасы чакры от отца, но характер, совершенный и индивидуальный, она воспитала в свете сама. Кого бы в ней не видел Наруто, но точно не дочь. Он не был уверен, целуя ее раз за разом, но знал слишком отчётливо и ясно — она за него, кем бы он для нее не был, будет бороться до конца. Как и он за нее, впрочем.