Без условий

— Убирайся! Убирайся! Она бросилась на тюфяк, плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий. Священник сделал еще шаг, протянул было руку… Попятился, когда цыганка вскинула голову, оскалясь, и темные пряди волос, будто змеи, скользнули по ее изможденному, заплаканному — все еще прекрасному лицу. Отвернулся резко, шаря по двери, будто слепой, не в силах найти ручку. Ударил вдруг кулаком по доскам, ткнулся лбом в прижатую к дереву кисть. Прохрипел: — Уходи. Толкнул дверь, распахивая, отступил из прохода. Указал взмахом еще раз, силой удерживая взгляд на решетке крохотного окна. — Уходи, цыганка. — Без условий? — переспросила она, вжимаясь в угол. Его неожиданное бескорыстие напугало ее сильней, чем страсть. — Без условий, — тяжело кивнул он. — Уходи, Эсмеральда. Не удержался, посмотрел на нее — в глаза, впервые назвав по имени в лицо, а не шепотом ночью, для себя одного. Мука искажала его черты, страдание человека, самому себе выкручивающего руки. И она встала. Подошла к двери недоверчиво, оглянулась. Он надеялся, что она хотя бы скажет что-то, может быть, коснется его. Но она только помедлила один миг на пороге и бросилась бежать, словно дикая козочка, освобожденная из загона.