Киноплёнка

Воспоминания. Всевозможные мысли о будущем и обрывки киноленты о прошлом. Все бежало цветными кадрами перед глазами. Это все сон.. сон... он скоро проснется. Тряхнет головой, отгоняя остатки дурного кошмара, уляжется поудобнее на груди любимого мужа, что так сладко сопит, прижмет к себе годовалую доченьку, что пускает во сне сопливые пузыри, и забудет про кошмар. А потом вновь вынырнет из сна, на этот раз без картинок, обычный черный фон, без звуков и действий, но уж лучше он, нежели нечто то, что было до него. Его разбудит приятный аромат кофе, чуть подгорелых тостов и мягкий поцелуй куда-то в висок. Его разбудит детский смех, топот ножек по паркету и заботливый голос Ларри... -Аккуратней, Диана. ... когда дочка неуклюже плюхнется на попу, но не заплачет, а засмеется. Его разбудит семья. Осознание того, что он не одинок. Что все, что с ним приключилось, просто страшный кошмар. Все эти походы по этажам апартаментов, секретные заговоры и нарколаборатория в квартире родителей Тодда. Все эти тусовки на праздники, бессмысленные звонки в три часа ночи, слезы в динамик рации и ночевки. Все эти неудавшиеся картины, море исписанных и пришедших в негодность холстов. Свадьба родителей, дурацкое желтое платье на нем и идиотская зеленая рубашка Ларри. Все это просто сон. Переезд, море коробок, Тодд, Нил, Ларри.. Домик на дереве, неудачный первый секс, басы на гитаре и слетевший протез. Это сон. Сон! Он трясет головой, стараясь скинуть с глаз повязку. Он сжимает кулаки, дергает руками, пытаясь выбраться из тугих пут смирительных ремней. Кричит, плачет навзрыд и срывает голос. Осевшим голосом шепчет, что невиновен. Что ему пришлось. Что он не убийца. Но они не слышат. Кладут мокрую губку на голову, надевают железный шлем. И давят на рычаг. Адская боль. Будто тысяча игл вонзилась в тело и органы, пронзила их и пустила черную кровь, что потекла патокой по треснувшим ребрам. Тело сдавило, сдавило и горло. Крик застрял противным комом, вонзившим свои иглы в мягкую глотку. Все это сон. Сон! Чертова гитара, чертов культ и чертов Ларри. Чертовы стражи, чертовы камни, чертов дом. Долбанный нож, глаза ни в чем не повинных людей и кровь. Воды Нила окрасились в багряный цвет. Он не слышит ничего, лишь разряды тока, истязающие мозг, протыкающие его сотнями молний и превращающие в обугленный кусок мяса. Он не слышит ничего: ни перешептываний санитаров, ни крика Эшли. Ничего. Тело обмякает. Растекается на стуле, как желе, а из открытого в немом крике рта течет вязкая слюна вперемешку с алой кровью. По всей видимости, от боли, он откусил себе язык.