Последнее спасение

Гул ливня. Темнота. Бег скорый. Неумолимая дрожь тела, страх. Частое чавканье подошвы. Протяжный вой негодования. Противно, скользко, мерзко, неспокойно. Отчаянный рывок, почти падение, надрывный хрип. Грязь будто поглощает, взбираясь до колен. Шквал мыслей, шелест листьев, шёпот утекающего времени – в черепном котле смешалось всё. И снова одна боль при мысли, что девушка вдруг может больше не вздохнуть. Хруст веток, размытые следы на земле. Жжение от напряжения прошло сквозь пальцы, держащие ещё живое тело. Слабый пульс, сомкнутые веки, истекающие кровью раны. Хотелось бы знать, какой мерзавец поднял на неё руку и посмел так искалечить прекрасное женское тело. У кого хватило бесчестия оставить умирать?! Выбора нет. Нужно сдаться, преклониться. Мысли развеяла яркая вспышка, сопровождаемая оглушающим громом, но ненадолго. Картины грядущего морального унижения быстро вернулись. Стоит ли репутация спасения той, что слепо доверилась ему? Он не мог утверждать однозначно. Но сейчас это то, что жаждет его искромсанное жизненной несправедливостью сердце, которое тоже вот-вот готово перестать стучать от симбиоза боли и волнения, так отвратительно выкачивающего из мужчины последнюю энергию. Дорога бесконечна, он бежит уже почти вечность. И снова гром. Шлепки подошвой по грязи. Секунда отдыха, кашель вырывается наружу, и опять в путь. Хоть бы успеть, хоть бы успеть. Этой халатности нет и не будет прощения, парень обещал, что больше она не почувствует боли от кого-либо приближенного, но почему тогда позволил? Треклятая одежда цепляется за ветки. Но что это? Неужели древесный коридор кончается?! Высокая защита Главного Штаба сейчас радовала больше, чем когда-то. Но, вспоминая, что И/Г придётся вернуть и оставить навсегда, мужчина почти замедляется. Если сейчас же он не забудет про существование своей паршивой гордости, то совершит фатальную ошибку. И он забыл. Ради неё. Может, хоть так он окупит своё неоправданное доверие? Руками в пропитанных кровью перчатках он прижимает её ближе, прося терпеть, зная, что не слышит. И вот спустя столько времени тёмная фигура стоит напротив медпункта, вглядываясь в дверь сквозь маску. Он не знал, что на него тоже могут вести охоту, но если бы предположил раньше, никогда бы не оставил И/Г так надолго одну в своём убежище. Совершенно беззащитной и уверенной в нём – зря. И тогда, возможно, его ноги не подкашивались бы от перенапряжения, от страха, от холода. Секунда гнева. Осознание. Смирение. Опять злость. Крепче схватив бессознательное тело, с ненавистью бьёт ногой по двери. Часто пропуская воздух через нос, будто хищник, пытается выпрямиться и пафосной непоколебимой походкой пройти вперёд, но тщетно. Жизненно необходимые ресурсы уже истощены и требуют восполнения, поэтому шокированная до оцепенения таким визитом Эвелейн ещё больше впала в непонимание от вида сгорбленной спины, дрожащих рук и подкашивающихся ног такого грозного Ашкора, похожего сейчас больше на побитую промокшую ящерку, у которой уже оторвали хвост. Но тело И/Г в его руках… Она пропала несколько месяцев назад. Никто не знал про любовь, про побег из Штаба, все просто предались своеобразной скорби, уважая либо выбор девушки, либо выбор судьбы – тут кто как думал. Но никто из обитателей даже предположить не мог, что героиня упала в объятия их злейшему врагу. Сделав шаг назад, эльфийка сглотнула тугой комок нервов, мешающий ей говорить. Гордость таинственного и бессердечного мужчины в маске и так уже растоптана, он не позволит произнести ни одного слова в виде просьбы о её спасении, но кое-что он знал наверняка. Если Эви сейчас же не предпримет что-либо, а И/Г умрёт, он заставит медсестру пройти через те же круги ада, что и его возлюбленная, оставив умирать в жуткой агонии. Смятение и страх в глазах Эвелейн читались бегущей строкой, но она не смела кричать, а лишь протянула дрожащую руку в сторону свободной кушетки и отошла назад, чтобы между ними было приличное расстояние. Ещё с десяток секунд красные щёлки уверенно прожигали эльфийку, будто проверяя, но затем Ашкор скорым шагом направился к указанному месту, чтобы оставить её. Слишком спокойное и смиренное, как у покойника, лицо девушки клеймом выжигало на его сердце слово “боль”. Аш знал, что это не последний раз, когда он видит её, ведь всё равно будет наблюдать. Но больше он не подступит к ней. Никогда. Горечь, злость, раскаяние, разочарование. Эльфийка подумала, что она бредит, когда увидела секундный ласковый жест по её щеке. После этого действа мужчина стремглав выбежал, оставляя невольную зрительницу в состоянии глубокого шока с элементами попытки анализа происходящего. Ей пришлось быстро оправиться, чтобы выполнить главную задачу. Ту самую, ради которой Ашкор был готов отдать свою жизнь, даже если он не признавал это до конца. Вина и грусть съедали его изнутри, той же дорогой он возвращался в разгромленное убежище, где уже никто не будет ждать. Больше всего он боялся ещё одной встречи, боялся сломаться под взором слепо влюблённых в него, блестящих от накопившейся жидкости глаз. Ведь И/Г бы простила его, сказала бы, что он не знал, что он не виноват, что он герой, раз решился на подобное. Допущена ошибка, и за неё придётся поплатиться как следует. Будет лучше, если Ашкор больше не появится в её жизни. Дрожащее крупной судорогой тело покорно шло вперёд, забыв про дождь, про гром, про слякоть. Внезапно лёгкие сдавило и сковало, да так, что пришлось пасть на колени. Случайный гвардеец-зевака на дежурстве мог увидеть его, ведь мужчина отошёл не так уж далеко от Главного Штаба. Помимо до боли спёртого дыхания, было ещё одно странное чувство – где-то внутри сломалось нечто намного важнее костей. В глазах стремительно темнеет. Он умирает? Трезвон в ушах. В нескольких метрах от него бьёт молния, и это возвращает в реальность. Хотя Ашкор уже не уверен, что хочет этого, в любом случае медленно поднимается, чтобы наконец-то уйти. Продолжительная ноющая боль где-то слева в груди заставляла думать об одном. Вот бы вырвать это слабое и чувственное сердце и отдать на съедение чёрным псам, вот бы остаться наконец-то с пустотой и жить так, как он предполагает. Скорый темп. Запах спирта. Стихающий ливень. Глубокий сон беззаботного населения, и только Эви мечется по медпункту, стараясь почти что оживить И/Г. По пробуждении будет задано много вопросов, и просто так от ответа она не уйдёт. Однако секрет о том, кто так заботливо оставил героиню на кушетке, уйдёт вместе с Эви в могилу, как и история о запретной любви, рассказанная так виновато и чувственно. Пожалуй, это сблизило их как никогда. Пролежав в медпункте больше месяца, девушка так и не смогла полностью реабилитироваться, но уже имела возможность передвигаться свободно. Все были счастливы видеть её живой и снова в Штабе, особенно парень, что так осторожно ухаживал за ней, помогая поправиться. И как бы не хотелось ответить на его светлые чувства, И/Г не может. Внутри теплится надежда, выражаясь в скромных записках, оставляемых ночью под столетней вишней. Место, где они виделись до её побега. На утро листы со словами любви, с молебными просьбами вернуться всегда исчезали, но получатель так и не желал объявляться. Лишь раз в пасмурную погоду героиня заметила в окне мелькающие чёрные доспехи и побежала на улицу, но, обойдя всё, угрюмо опустилась на колени на землю, понурив голову. Первая капля коснулась волос, затем остальные – лица, охладили спину, скрыли медленно стекающие одну за одной слезинки. Пронзающая боль. Тает надежда. Разочарованный удар кулаками о землю. Холодная женская рука, лёгшая на плечо, и тёплый ободряющий взгляд с грустной улыбкой. Короткий контакт глазами. Смирение. – Ты же знаешь, что тебе нельзя переохлаждаться сейчас, – молчание в ответ на попытку заботы эльфийки, – пожалуйста, пойдём, – девушка не двигается, прикрывая руками глаза, – расскажешь мне всё, что чувствуешь, я с удовольствием послушаю… – грустно произнесла она и присела рядом, позволив дождю катиться по шее к спине. Подняв глаза, И/Г слабо кивнула, готовясь к грядущей волне эмоций, ведь сейчас на душе её было так же грязно, холодно и сыро.