Плавание до добра не доведёт!

А вселенское противостояние Маринетт начала именно с того, что опять опоздала на урок химии. Задыхаясь, то и дело хватаясь то за сердце, то за порванную сумку с учебниками, Дюпэн все же добежала до кабинета и затарабанила в дверь. – Можете даже не говорить кто это, я так понимаю, мисс Дюпэн-Чен, у вас есть проблемы поважнее чем изучение Предельных Углеводородов? Теперь нет! так и хотелось прокричать на весь коридор, но Мари лишь глубоко вздохнула и толкнула дверь. – Извините за опоздание, я... – Что на этот раз? Перепутали уличную и кухонную дверь? Забыли где находится коллеж? Перепутали дни недели? Запутались в кабинетах? Случайно оказались в другом городе? – злобно сверкала через стёкла очков разгневанная женщина. – Вы уже которую неделю срываете мне урок из-за какого-нибудь нелепого опоздания! Маринетт лишь крепко сжала в руках порванные края портфеля и старалась не разрыдаться. На самом деле она не хотела плакать, просто было очень обидно быть униженной при всем классе. Кажется это уже когда-то было... – Мадам Менделеева! – оборвал гневную тираду учительницы твёрдый голос. Все недоуменно покосились на подавшего голос, всегда молчаливого на уроках, Адриана. Парень выглядел немного ошалело, как-будто сам не понимал зачем вообще начал говорить. – Я уверен, что бы не случилось с Маринетт, это было не специально, – парень перевёл свои бездонные изумрудные глаза на девушку, заставляя по телу той пройтись горячей волне. – Возможно, так всего лишь сложились обстоятельства. Уже тише закончил он и пригвоздил взгляд к поверхности парты. В помещении наступила неловкая тишина. Ученики невольно затаили дыхание, ожидая действий вспыльчивой учительницы, но сама Менделеева продолжала молчать, всматриваясь в красное лицо Дюпэн. Немного смущенно кашлянув, женщина все же отвела взгляд от непунктуальной ученицы и прошла обратно за кафедру таким быстрым шагом, что полы её лабораторного хала развивались за спиной как белые крылья. – Возможно, так и есть. Можешь сесть. И впредь, опоздания я не потерплю! – грозно отрезала Мадам и вернулась к лабораторному опыту. Низко опустив голову, будто пытаясь зарыться ею в землю, Мари тише мыши проскользнула к своей парте и аккуратно примостилась рядом с подругой. Немного погоревав над порванной сумкой, Дюпэн начала раскладывать на столе школьные принадлежности, как к ней обернулся Адриан и подбадривающе улыбнулся. Сердце Мари остановилось, а затем забилось где-то в животе с такой яростью, что стало даже трудно дышать. Весь мир сошелся именно на его белоснежной улыбке и светлом взгляде. Девушка мгновенно представила, как они стоят у святого алтаря: она - в пышном белом платье, он - в костюме от фирмы отца, и эта драгоценная улыбка, обещающая, что все наладится, что не всё так плохо. А потом Мари, как и большинство девушек этой планеты, вспомнила, что она, вообще то, на него обиделась. Дюпэн мгновенно захлопнула приоткрывшийся в мечтательности рот, сморгнула розовую пелену с глаз и откинулась на спинку стула - всем своим видом показывая, как она оскорблена. Адриан явно не ожидал такой бури эмоций, что пронеслась по лицу подруги. Его улыбка немного померкла, да и сам он как-то вжал голову в плечи. Видимо видок у Мари был тот ещё. Даже всегда ко всему готовая Алья удивленно покосилась на подругу, замерев с телефоном в руках. Подождав ещё пару секунд, и не получив в ответ ничего кроме упреждающего взгляда, Адриан развернулся лицом к учителю и низко склонил голову над скетчбуком. Сезер острым локтем больно пихнула в ребра соседку по парте, отчего Дюпэн мгновенно оттаяла и посмотрела в жёлтые глаза подруги: – Ты чего? – тихо поинтересовалась шатенка, на её памяти это первый раз, когда Мари оставила попытку выдавить подобие глупой улыбочки Адриану. – Ничего, просто день не задался. – выдохнула Дюпэн, понимая, что это чистая правда, и тот самый ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ начался ещё со вчерашнего утра и до сих пор не заканчивается. – Я тебе вчера весь вечер звонила, даже на домашний телефон, но ты не брала трубку, я уже подумала, будто в тебя вселилась акума. Лучше бы вселилась... – Да знаешь, плохо себя чувствовала, проспала весь день. – Маринетт почему-то решила не рассказывать лучшей подруге об обмороке на улице, про Лука, и про приглашение на концерт. Для девушки, в её теперь уже новой жизни, это стало самым сокровенным, чем-то новым, и, как будто, стоит только Мари рассказать об этом кому-либо - оно омрачится и померкнет. Лука стал, в некотором роде, неприкосновенным лучом света. – Я уверена, Адриан не специально так сделал, и ему действительно жаль. – доверительно сообщила Сезер, а потом склонилась ближе к Маринетт и заговорщицким тоном прошептала: – Он спрашивал у меня о тебе сегодня утром. Льдина, которая со вчерашнего урока плавания залегла в душе Маринетт, начала медленно таять и сглаживать свои края. Адриан же не виноват, что я так отреагировала, он не знал о моём страхе. Но он мог проявить хоть толику понимания, и не смеяться в лицо после того, как я вынырнула. А сколько бы нервных клеток осталось у ЛедиБаг если бы она психовала каждый раз, когда над ней кто-то смеялся? Я откуда знаю, я не ЛедиБаг! Вот именно, потому что героиней Парижа не может быть такая неуравновешенная, может поэтому в городе теперь новая спасительница, м? Маринетт крепко сжала кулаки с такой силой, что палочка от скетчбука в её руке лопнула, оставив на ладошке розовую отметину. Я и так прекрасно знаю, что ЛедиБаг в сто раз лучше обычной Маринетт, может и к лучшему то, что меня никто теперь не будет тыкать в это носом! Злые слёзы блеснули в глаза, а в носу мгновенно защипало. Тикки. Она столько раз говорила, что я и есть ЛедиБаг, и что без Маринетт не будет Героини Парижа. Оказывается, даже квами могут ошибаться. – Мисс Дюпэн-Чен, вы забыли как писать? Все уже закончили выводить конечную формулу, а вы, как я вижу, даже не приступали к заданию... – Простите Мадам, у меня сломалась палочка. Учительница опустила голову к тыльной стороне ладони и закатила глаза, устало сняв маленькие очки. – Кто-нибудь дайте ей стилус. Мисс Сезер, если я ещё раз увижу телефон в руках, то следующая акума превратит вас в цифровой экран. – Да, Мадам Менделеева. *** Наконец по коллежу пронеслась сладостная трель звонка, заставляя учеников облегчённо выдохнуть и сложить принадлежности в сумки, чтобы потом ошалело нестить в туалет и писать шпоры перед контрольной. Маринетт, застегнула последнюю петельку и спрятала иголку во внутренний кармашек сумки, не зря у неё всегда с собой набор первой необходимости. Девушка закинула портфель на плечо и поднялась с места. Половина класса продолжала спешно дописывать лабораторную, параллельно скатывая под партой с телефона. Уже на выходе из кабинета её за плечо тронул Адриан. Не повинуясь ничему здравомыслящему, клокочущая волна мурашек прошла по спине и рукам девушки, в то время как сама она попыталась сохранить на лице более менее осмысленное выражение. Парень мгновенно убрал руку, но этого хватило, чтобы сердце Мари забилось со скоростью света, а потом ухнуло куда-то вниз, когда он неловко поправил свои золотистые волосы. Как бы Маринетт не пыталась обидеться на Агреста, её сердце всегда будет жить отдельной жизнью и повиноваться каждому его приказу. – Я хотел с тобой поговорить. Если ты не против, конечно. – парень криво улыбнулся и опустил голову, так, что его светлая челка опустилась немного на чёрные веточки ресниц. Дюпэн, которая все это время пыталась собрать своё самообладание со дна Куберы, решила просто промолчать - неразборчивое визжание перечерунуло бы весь её спектакль обиженки. Агрест, очевидно, охарактеризовал это молчание как-то по-своему, так как крепко сжал губы и отвел девушку в сторону. – Я правда не хотел тебя напугать или подставить, просто я подумал, что так будет весело, ты засмеешься и обстановка как-то разрядится. Ты простишь меня? – Адриан виноватой поднял на Мари глаза, точно провинившийся котенок. Дюпэн натянуто сглотнула и едва не выпалила: «Я простила тебя ещё до того, как родилась», но все же задушила у себя этот порыв где-то в горле и выше вздернула подбородок. – Думаю, да. Да! Она сделала это, даже несмотря на остановку сердца от одной улыбки этого красавчика! Только Адриан хотел было ещё что-то сказать, как огромную стеклянную крышу коллежа продробило пять пар каких-то острых не менее огромных цилиндров. Маринетт даже не успела закричать от удивления, как стеклянная пластина поднялась вместе с остатками потолка, и отлетела куда-то в сторону дороги. Когда пыльное облако обсыпавшейся штукатурки развеялось, в помещение заглянул огромный яркий оранжевый птичий глаз. Всеобщий шок начал понемногу проходить, поэтому студенты, забыв про все на свете, с визгами и криками, кинулись в кабинеты или спортивный зал. Геройский призыв сам поддернул Маринетт откуда-то снизу, она мгновенно запихнула какую-то бесконечно визжащую девочку в туалет, и сама ринулась в сторону поворота в другое крыло, как вспомнила, что Тикки у неё с собой нет, да и у Парижа есть другая героиня. С размаху хлопнув себя по лбу, Дюпэн оглянулась по сторонам, не зная что ей делать. Адриана и след простыл, тоже мне, мужик! Вокруг все было покрыто белым налетом, в центре огромного холла валялись куски бетона, кто-то истерично кричал, но все как один тыкали пальцами в окно, за которым порхал гигантский четырёх метровый орёл, чьи когти и перья были из чистого серебра и так ярко блестели, что на глазах наворачивались слёзы. Тут даже Хлоя бы позавидовала. Маринетт почти в плотную прижалась лицом к пыльному стеклу, наблюдая за огромным пернатым созданием. Птица, в свою очередь, мощно взмахнула своими тяжёлыми огромными крыльями, что коллеж окатила, сносимая все вокруг, волна воздуха, и поднялась над землёй. Все её движения были лёгкими и четкими, что вообще не сходилось с её примерным весом, если учитывать реальный вес серебра. Огромный орёл на мгновение скрылся из поля зрения Дюпэн, но когда она поняла суть его исчезновения, было уже поздно. Огромная шершавая лапа, протиснувшись в дыру на потолке, стала скрести когтями стены и едва не попала по Мари. Только девушка ринулась в сторону от железного захвата, как быстрым движением птица снова направила свои когти в сторону Дюпэн. Из горла вырвался беспомощный хрип, а кожу опалило раскаленной лавой, Маринетт плотно зажмурила глаза и стиснула зубы, было ощущение, что мясо само кусками отходит от кости. Девушка беспомощно начала перебирать ногами, чтобы хоть как-то спастись, но вдруг поняла, что ни за что не может зацепиться - она в воздухе. Дюпэн наконец решила приоткрыть веки - если она мертва, почему так больно? Перед глазами было что-то чёрное и оно, похоже, шевелилось. Пару раз моргнув, чтобы вернуть зрению четкость, Маринетт увидела, что это костюм, чёрный, гладкий, пористый. В оглушенном болью мозге барахталась словно в масле какая-то навязчивая мысль, как назойливая муха она крутилась на языке, но Мари никак не могла понять, что это именно за штука. В глазах невыносимо щипало, должно быть от пыли, что в них попала, сколько бы раз девушка не моргала ничего не выходило, будто какой-то ребёнок израется со старым фотоаппаратом: четкая картинка - мутное пятно, четкая картинка - мутное пятно. С трудом подняв голову, хотя все тело протестующие болело, будто его перемололи на мясорубке, девушка сначала увидела золотистую кляксу с яркими зелеными камушками, а проморгавшись, различила очертания чьего-то лица. На этом моменте, все же не выдержав болевого шока, Дюпэн-Чен потеряла сознание.