Всю мою жизнь они давали мне понять, За какую грань мне не дано уйти. Но чудовище внутри продолжает расти, Прогрызая верёвки...
Люкс встречает Сайласа с рассветом: они смеются, вспоминая демасийских писателей, абсурдные истории и рисуя в воздухе магические абстракции. Они ступают по цветущей земле, минуя разноцветные бутоны, и остальные маги без лишних подозрений купаются в этом спокойствии. — Ты ценишь жизнь, Сайлас, — говорит с мягкой улыбкой Краунгард и заботливо ведет рукой по стволу дерева: они с мужчиной останавливаются в его тени, и подушечка указательного пальца вычерчивает волнистые линии на коре. Солнце нещадно печет, но Люкс приятно, когда тонкие нити оплетают её лицо. Она выглядит бесконечно счастливой далеко от стен столицы, и это бесполезно скрывать. — Я никогда не считал её дешёвой, Люксанна. Полным именем он её называет лишь тогда, когда напряжен, и волшебница чувствует спёртый воздух вокруг него, тянет руку вперед и опускается на траву рядом с Сайласом; он запредельно красивый и несчастный в мыслях Люкс, и это невыносимо в сочетании с его упрямством и силой. Он как огромная скала, которую до сих пор не сточила вода, не превратила в гладкий камень, и в сердце у него тоже цепи. Сдавливают они не грудь, а сострадание и человечность, но в глазах у Сайласа их гораздо больше, чем у кого-либо. Люкс стоит проникнуть тонкими пальцами в разгоряченную клетку, как кожа её покроется сотнями и тысячами ожогов, которые никогда не сойдут. Она рискует, зная это и продолжая. — Я ценю жизнь каждого мага, что примкнул к нам, пусть и не выше собственной. Люкс знает ответ на немой вопрос, но все равно ждет, когда Сайлас его озвучит: — Ведь кто принесет свободу Демасии, если не я? А какая она, свободная Демасия? Разве сейчас она не похожа на горделивого белого дракона с широкими крыльями? Разве сейчас она не на пике своего величия? Разве она задохнется без чужой помощи? — Свободы можно добиться и без крови, Сайлас. — пальцы Люкс скользят от запястья до кромки ногтя, застывают на мгновения, и в следующие секунды оказываются на тяжелых кандалах. Цепи на них громко звенят, когда мужчина наклоняется вбок, а Люкс прижимается своим лбом к чужому. В её глазах струятся чистые ручьи, блестят на солнце, точно на их дне, на расстоянии вытянутой руки, лежат драгоценные камни. Улыбка у Люкс сияет ярче солнца, проникает вглубь чёрной души Сайласа, лечит огромные раны, но не вырывает сомнение с корнем.Я спрячу себя в глубине, Я буду тем, кем ты захочешь, Буду хранить внутри и не выпущу, Пока буду безвольно пылать.
Сайлас все еще себе на уме, но знает о том, что новая Демасия будет для него и других магов самым прекрасным местом. И для Люкс. -- Свинья не поймет человеческих слов, огонёк. Краунгард разочарованно шипит и хмурится, смотря в глаза Сайласа, и смущения из-за их близости не настигает волшебницу. Она дышит полной грудью только здесь и сейчас, и Сайлас — часть её второго мира, где иногда можно забыть обо всем, отдаться бурной реке магии внутри себя, но Сайлас с усмешкой желает изменить ход течения. Солнце не щадит их, но Люкс горячее огненного диска: касания её обжигают Сайласа эмоциями, и он добровольно принимает это.***
Кто ты такой, чтобы изменить этот мир? Глупый мальчишка! Никому не нужно то, что ты говоришь. Забудь об этом.
***
Столица Демасии рассыпается хрупким песчаным замком на глазах Люкс, тонет в огне, криках, крови и ужасе, а она, глупый ребенок с солнцем в глазах и огнем в руках, лишь разжигала пламя всё это время, пока Сайлас держал факел и готовился бросить его за стены. Белые колонны тогда были еще целы и величественны, укрывали дворец, острыми шпилями впивавшийся в голубой небосвод, и дороги здесь вели ввысь, а не в огромную пропасть. Ложь процветала виноградными лозами, укрывая истину, и все было спокойно. И в один день тучи сжали город до размеров спичечного коробка, в котором нет места и воздуха: голова Люкс кружилась, пока она помогала раненым выбираться из рук озлобленных магов. Она не верила, пока не застыла на разоренной площади, окруженная трупами, в реках крови и кусачем пламени. Огонь разъяренной стихией полыхает вокруг, с голодом и остервенением цепляется за одежду Краунгард, точно бешеная собака, а Люкс забывает про боль и бежит, бежит вперед без оглядки, за звонким голосом Сайласа. Она думает, что это не ловушка, что сейчас он взглянет на этот хаос и прекратит, одумается хоть на мгновение, посмотрит на неё и осознает. Люкс верит. Она всегда верит. Напрасно. Сквозь толпу магов трудно пробраться, но знакомая фигура на эшафоте превращает воздух в легких в лёд, и он громко, с хлопком и глухим стуком оседает в груди. Губы кривятся в неровной линии, тяжесть ноши невыносима и тянет вниз, точно однотонный груз, а Сайлас без особых усилий затягивает невидимую петлю на шее Люкс. Он смотрит на неё лишь несколько мгновений, но и этогоКто ты такой, чтобы изменить этот мир?...
Он ликует, пока король корчится в петле от боли и смотрит сквозь Краунгард, точно перед ним не его верная боевая подруга, а приведение: так она была бледна от ужаса. Люкс хочется кричать, и слезы в её глазах застывают, иссыхают, пока Сайлас, радостный, воодушевленный, подхватывает возгласы толпы. — Нам нужна корона! Сайлас после опустится к Люкс, чьи силы вмиг пропадут, стоит ей сорваться с места, дабы поспешить на помощь к Джарвану; точный удар лишит её возможности здраво мыслить, а Сайлас спрячет солнце в своих руках, не позволяя королю в последний раз насладиться чем-то, помимо хаоса. Он глядит на измученное смертями и потрясениями лицо, все покрытое поцелуями огня и пепла, и чувства в груди Сайласа искренние: — Во имя твоего же блага, огонёк. Во имя нашего общего блага. Касание застынет на щеке Люкс, а магия наполнит кандалы Сайласа: последняя искра положит конец страданиям магов лживой Демасии. Сбросивший оковы ранит её почти смертельно и прижжет рану, а после — перестроит. — Корону, корону каждому!