Оракул, который смог

Аранее снится, что она стоит на алтаре, и под ее ногами бушуют волны. В руках она держит свое копье, но больше ничего знакомого нет: и дурацкое белое платье, которое и одного прыжка не выдержит, и сложная прическа, и туфли на каблуках – она в этом сне что, свадебный салон ограбила? Не успевает она возмутиться идиотизмом своего внешнего вида, как волны перед ней расступаются, и из бездны появляется огромная змеиная голова. Голова открывает рот, полный кинжально-острых зубов, обращается к ней, и Аранея осознает, что понимает язык змееподобных тварей. – Ну охуеть, – говорит она вслух и от этого комментария просыпается. Проходит какое-то время, пока она полностью осознает реальность – довольно мерзкую, надо сказать, потому что ночуют они с Биггсом и Веджем сегодня в болотах. Сон оказывается слишком реалистичным, его не так-то просто стряхнуть, и Аранея долго трет глаза и дергает себя за волосы, напоминая, что она все еще здесь, а не перенеслась в Альтиссию и не поучаствовала в призыве Гидреи вместо безвременно почившей Оракула Лунафрейи… Но до чего же правдоподобно все ощущалось, если отбросить дурацкое белое платье! Аранея мотает головой. Сон есть сон, какой только чуши не приснится, особенно если полночи бить демонов, а потом выключаться от усталости. А если, как это делает она, еще и алкоголем не брезговать… Она выбрасывает сон из головы, встает. Подходит к развалившемуся на земле Биггсу, садится на корточки и трогает его за плечо. – Подъем. Все на свете проспите, лежебоки. Через час выдвигаемся; я сыта по горло этим болотом, мне уже от испарений всякая дичь снится. Давайте до завтрака десяток демонов убьем? Пока Биггс и Ведж собирают вещи, Аранея проверяет заточку копья и совершенно выбрасывает идиотский сон из головы. Снова это происходит прямо в бою, и Аранея пугается так, что едва не командует отступление. Многое с ней в жизни бывало, но глюки и бред наяву – это что-то новенькое. Аранея сражается, как всегда, ее копье разит без промаха, отыскивая слабые места в броне демонов – и вдруг она оказывается совсем в другом, хоть и также кишащем демонами месте. Это Гралея, одна из центральных улиц ночью: электричество погасло, идет дождь, а из всех подворотен, из дворов, из канализационных люков волной лезут демоны. Аранея смотрит на них, понимая, что с таким количеством не справится, что нужно разворачиваться и сваливать как можно дальше и как можно быстрее – и, как это обычно бывает во снах, не может пошевелиться. Демоны щелкают челюстями у самого ее лица, норовят откусить голову, но все, что она может – смотреть. – Леди А! – кричит Ведж, и это вырывает ее из странного видения. Демон действительно щелкает зубами совсем рядом; Аранея уходит от челюстей головокружительным прыжком, сделавшим бы честь многим поколениям Хайвиндов, и всаживает копье демону в глаз. Когда бой заканчивается, Биггс и Ведж смотрят на нее с абсолютно одинаковыми лицами, но спрашивать не решаются. Аранея ругается сквозь стиснутые зубы. – Переутомилась, бывает. Давайте-ка в цивилизацию, к гостинице, постели, ванной и все такое. Отдохну – и перестану залипать. Когда они добираются до заправки и Аранея ожесточенно торгуется с продавцом брони, потому что считает, что пять тысяч гил за обыкновенный браслет с усилением прыжков — это безбожное обдиралово, Ведж прибегает с газетой. – Смотрите, Леди А! Она выхватывает у него газету, забыв об ушлом торговце. Всю первую страницу занимают страшные фотографии разрушенной Гралеи, а заголовок – «Столицу Империи заполонили орды демонов» – тем более не внушает оптимизма. Аранея тычет газету обратно Веджу в руки, отходит за угол и достает телефон. Но абонент недоступен, и ее вопрос остается без ответа. Вопреки ее надеждам, отдых, усиленное белковое питание и ванная ничуть не помогают. После первого приступа бреда наяву приходит второй – к счастью, Аранея в этот момент лежит в своем номере на кровати, и опасность быть сожранной ей не грозит. В один миг она оказывается где-то за тридевять земель, рядом с принцем Ноктисом и его друзьями. Они сидят у костра и молчат, атмосфера гнетущая, а в руках у них – быстрорастворимая лапша. «А как же ваш супер-кулинар, Игнис?» – удивляется Аранея и тут же замечает, что вокруг глаз у Игниса шрамы, а сами глаза закрыты. Он ослеп, что ли? Что с ними всеми случилось? Она не успевает узнать больше: на сей раз она возвращается из видения самостоятельно. Она все еще лежит на кровати, ее тело покрыто потом, а легкие разрывает болью, как после долгого бега. Наконец, Аранея понимает, на что похожи эти приступы, но эта мысль слишком бредовая, чтобы действительно принять ее на веру. Она опять достает телефон, слушает, что «в данный момент абонент не может принять ваш звонок, перезвоните» и вздыхает. На этом, конечно, ничего не заканчивается. Аранея отключается в пути и в бою, в лагерях и в гостиницах. Каждый раз она оказывается за много километров от себя самой, видит сцены, которые никак не могла бы видеть, и узнает из них то, что больше неоткуда узнать. Биггс и Ведж шепчутся, сначала робко, а потом все более и более настойчиво советуют ей медицинскую помощь. – На опыты сдать меня хотите? – огрызается Аранея и, вместо звонка врачам, набирает один и тот же номер – с одним и тем же результатом. «Вот мудила, – думает она. – Вот поэтому меня тошнит от сложных мужиков с полной головой тараканов. Когда нужен, не дозовешься». Но она не представляет, где еще можно найти ответы, и поэтому продолжает бесплодные попытки. В Лесталлуме она в очередной раз решает отдохнуть, напивается допьяна в гостиничном баре, почти уверенная, что достаточная доза алкоголя поможет ей хотя бы сегодня ночью никуда не переноситься. Только ее отвратительно пьяным состоянием можно объяснить то, что происходит дальше, потому что трезвой Аранея бы в жизни не проворонила то, что в ее номер, пока ее не было, пробрался чужой. А пьяной – не обращает внимания, спокойно заходит, не включая света, ставит на скамейку для обувания недопитую бутылку и принимается стаскивать сапоги, как тут ее хватают за плечо и прижимают к стене. Аранея трезвеет в один момент, целую секунду борется всерьез, хотя противник явно сильнее. Потом нащупывает металл. У человека, который держит ее в крепком захвате, вместо руки металлический протез, и Аранея закатывает глаза, хотя в темноте и не видно ее гримасы. – Воу-воу-воу. Что ж так сразу. А где прелюдия? А как же девушку в ресторан сводить или хотя бы букет подарить? Ну нельзя же так, в самом деле, ваше высочество. – Перестань придуриваться, Астралов ради, – шепчет он ей в ухо. – Я пришел кое-что узнать. У тебя видения были в последнее время? Словно сны наяву? Аранея взвивается: – Если бы кое-кто брал трубку, когда ему звонят, ему бы не пришлось сейчас меня лапать! Я раз пятьдесят пыталась сказать тебе об этих идиотских видениях, но включать телефон – слишком сложно, похоже! – Я утопил свой телефон во время боя в Альтиссии, – отвечает он и наконец отпускает ее. Отступает на пару шагов, щелкает выключателем – и Аранея морщится от резкого холодного света. Равус Нокс Флёре, бывший, а теперь беглый главнокомандующий армии Нифльхейма, а по крови – принц Тенебре и Оракул, стоит в крошечной прихожей гостиничного номера, скрестив руки на груди. Выглядит он, надо сказать, паршиво — на щеках щетина, глаза глубоко запали, лицо серое и помятое – как будто он очень мало спал и очень много работал в последнее время. Но смерть сестры и статус государственного преступника и предателя вообще никого не красят. – Значит, я был прав, – бормочет он и, не дожидаясь приглашения, идет в комнату. Там достает из-за пазухи какую-то пачку бумаги и бросает на кровать. – Что это? – спрашивает Аранея. – Посмотри, – Равус пожимает плечами и садится в кресло. Она подходит к кровати и видит, что то, что она приняла за пачку бумаги, на самом деле конверты – старые, пожелтевшие от времени. Аранея берет верхний, достает из него письмо. «Дорогой Сервий, я скучаю. Особняк без тебя пуст, а каждый семейный ужин превращается в пытку. Слушать дурацкие шутки Филиппа невыносимо, зная, что ты в Тенебре, и мы не увидимся еще долго. Надеюсь, поездка не сорвется…» – Что это? – повторяет Аранея, отложив письмо. – Ты притащился в Лесталлум и облапал меня, чтобы показать замшелые любовные признания? – Далось тебе это «облапал», – ехидно отвечает Равус и тут же серьезнеет. – Это не шутки, Хайвинд. На самом деле, если все так, как я думаю, то все очень, очень плохо. – Так давай ближе к сути. – Она садится на кровать, рядом с дурацкими письмами, и готовится слушать. Равус вздыхает, трет уставшие глаза. – Если совсем коротко, это письма Элины Хайвинд, твоей, насколько я понимаю, бабушки, к Сервию Флёре, дяде моей матери. Я прочитал их все: судя по всему, у наших родственников был бурный роман, который длился годами. – Ну и что? – не понимает Аранея. – Как будто редкость. Да аристократы во все века заводили себе любовников, некоторые прямо из-под венца в супружескую постель третьего тащили, это обычное дело. Или что ты хочешь сказать? – А рождение от этих связей внебрачных детей – тоже обычное дело? Аранея хмурится. – Таких детей обычно записывают на законного му… Подожди. Ты о чем сейчас сказать пытаешься? Что моя бабка забеременела от твоего деда, родила моего отца, и я – кровь Оракулов? Но разве Оракулы все не пересчитаны? – Их затруднительно пересчитать, если мужчины из рода заводят романы с замужними, а детей те записывают на мужей, – устало говорит Равус. – Конечно, у меня нет стопроцентных доказательств. Но посмотри на свой цвет волос. Аранея ловит прядь, долго рассматривает в свете лампы. А ведь и правда. В Империи немало блондинов, сам род Хайвинд из поколения в поколение передает светлые волосы, но именно такого оттенка – серебристого – кроме отца и ее самой, в семье ни у кого не было. Она, помнится, вообще считала себя каким-то генетическим мутантом – пока не встретила Равуса с точно такими же волосами… – Способности Оракула всегда передавались по прямой линии, от матери к дочери. Если прямая линия вдруг прерывалась, то они переходили к ближайшей кровной родственнице – лучше по женской линии, какой-нибудь младшей сестре или племяннице, дочери сестры, но в крайнем случае и по мужской. С гибелью Лунафрейи линия в очередной раз прервалась, ее единственный близкий родственник – я, а у меня нет дочерей. У матери не было братьев и сестер, я пошел по родословной вверх, к бабушке, и обнаружил эту историю с ее братом, – Равус кивает на письма. – Представь мой шок, когда я увидел фамилию «Хайвинд» и сообразил, что ты – внучка этой самой Элины. Аранея мотает головой. – Даже если это и правда… Я не умею Оракульствовать! Я умею драться, прыгать, деньги считать, пить, как сапожник, материться и трахаться с огоньком, но это все ты и так знаешь! Я вообще ничего не знаю об Оракулах, кроме того, что в газетах о твоей сестре читала! Равус вздыхает, подпирает подбородок металлической рукой. – Ну а я на что? Аранея долго, затейливо ругается. Когда она с комфортом располагается в кресле дредноута и готовится вздремнуть, Равус не дает – проходя мимо, вываливает ей на колени целую стопку книжек. – Оракульская матчасть, ознакомься, – сухо произносит он. Аранея берет верхнюю – это «Космогония» – и листает, задерживаясь взглядом на картинках. – А краткое изложение можно? Наверняка ты читал всю эту муть. – Читал, – отвечает он. – И именно потому принес тебе. Это базис, минимальные знания о мире и сути Оракула, которые необходимы члену семьи. Аранея вздыхает и открывает «Космогонию» на первой странице. Дредноут плавно идет вниз, Биггс с Веджем о чем-то переговариваются. К счастью, за годы работы с ней они отвыкли задавать лишние вопросы. Полетит вместе с ними беглый главнокомандующий, приговоренный в Империи к смерти – значит, так надо. Да и сами они, отказавшись подчиняться приказам командования, тоже стали предателями, так что одним больше, одним меньше – без разницы. – Подожди, – Равус вспоминает еще о чем-то. – Есть в семье Хайвинд еще женщины – прямые потомки Элины? Аранея пожимает плечами. – У отца был старший брат, у него есть внучка, но, насколько я поняла из твоих писем, старшего сына бабушка родила еще до начала романа с твоим двоюродным дедом. У меня самой – только младший брат, у него вроде как нет детей, хотя с вами, мужиками, никогда нельзя быть уверенной. – Понятно, будем пока считать, что нет… Тогда выбора не остается – тебе быть Оракулом, хочешь ты того или нет. Если ты погибнешь, конечно, начнутся проблемы. – Я умею драться, – фыркает она. – Я не беспомощная неженка, как Лунафрейя, и точно не дам убить себя так ле… Движение такое быстрое, что она не успевает отреагировать. Просто – только что она говорила, и вот уже металлические пальцы стискивают ее шею, пережимают трахею, не давая вдохнуть, книжки падают на пол, Аранея хрипит, скребет ногтями по металлу, пытаясь вырваться из этой хватки или хотя бы ослабить ее, чтобы опять получить возможность дышать. – Эй, отпусти ее! – слышит она голос кого-то из помощников и, скосив глаза, видит, что Биггс целится из пистолета Равусу в голову. Биггс всегда хорошо стрелял, с такого расстояния он не промахнется, но Равус, подержав ее еще пять секунд, отпускает. Аранея мешком валится обратно в кресло, хватается за шею, кашляет, пытаясь отдышаться. – Еще одно слово о Лунафрейе, – шепчет он, наклоняясь над ней, – и я не посмотрю, что ты Оракул и моя новоявленная родственница. Он бросает равнодушный взгляд на Биггса, который все еще не сводит с него оружия, и отходит в сторону. – Псих ненормальный, – ворчит Аранея и начинает поднимать книжки. «Космогония» неожиданно оказывается очень интересной: Аранея увлеченно следит за перипетиями отношений Астралов, но все еще не может поверить, что теперь ее задача – общаться с этими самыми Астралами. – Слушай, я же участвовала в бою против Гласии, – вспоминает она однажды. – Она точно не обидится на меня и не отомстит? – Не знаю, – честно отвечает Равус. – Судя по Гидрее, Астралы вообще бывают теми еще суками, так что как именно она себя поведет, я даже предположить не могу. Когда она не читает, Равус учит ее справляться с видениями, контролировать их, вызывать и обрывать по своей воле. Занятия идут ни шатко, ни валко: Равус слышал эти инструкции от матери, но сам Оракулом никогда не был и с видениями не сталкивался, так что недостаток практического опыта сильно мешает ему. Но Аранея все-таки улавливает суть и каким-то невероятным усилием воли берет новоявленные способности под контроль – по крайней мере, посреди боя уже в видения не проваливается. С попытками вызвать их по своей воле хуже: Аранея начинает с простого, пытается увидеть, например, что Ведж приготовит на ужин, но толку чуть. В половине случаев она не видит вообще ничего, а в другой – не то, что нужно. Равус ей может помочь разве что теми самыми уроками от матери, но дать конкретный совет неспособен. – Ладно, – говорит однажды Аранея после целого вечера изнуряющих упражнений, от которых пересыхает в горле и раскалывается голова. – Ты теоретически подкован, но мужик. Я об Оракульстве не знаю ничего, но баба. Вдвоем на одного плохонького Оракула потянем. Равус делает такое сложное лицо, что Аранея начинает хохотать, и неожиданно он тоже улыбается – кажется, впервые после их встречи в гостинице Лесталлума. Все это время Аранея не особенно интересуется, куда именно они направляются: летят и ладно, для государственных предателей и военных преступников особенной разницы в направлениях нет. Но однажды ближе к вечеру Равус неожиданно командует снижаться. – Догнали, – говорит он и, в ответ на ее вопросительный взгляд, показывает вперед – туда, где в тихом закутке между скал горит костер. – Мы тут не сядем, – Ведж безуспешно сканирует поверхность. – Тут не найдется ровной площадки достаточного размера. – Опусти пониже, мы с Аранеей выйдем, а сами где-то неподалеку сядьте. – Зачем «выйдем»? – спрашивает она, и он опять показывает на костер. – Это Ноктис с дружками, я все это время пытался их догнать. Во-первых, дело есть, во-вторых, ты Оракул, а значит, теперь привязана к нему. Аранея пожимает плечами. Ей без разницы, с кем общаться, но это может быть, по крайней мере, интересно. Ноктис ей всегда нравился. Ведж опускает дредноут еще ниже, отбрасывает люк. Равус спрыгивает на камни, ловит в прыжке Аранею и осторожно ставит на землю. Она хочет было возмутиться – она же, в конце концов, драгун – но прикусывает язык. Она уже успела немного разобраться в том, что есть Оракулы, и что такое – родиться мальчиком в этой семье, всю жизнь воспитываться в идеях служения матери и сестрам. Равус с пеленок обучен защищать Оракула, быть для нее щитом, мечом, охранником и слугой, и не ей сейчас пытаться его переделать. Бок о бок идут между скал на свет костра. Их шаги слышат: когда они вступают в световой круг, Ноктис и его друзья стоят в боевой стойке, ощетинившись оружием; увидев Аранею, они это оружие опускают, а увидев Равуса – поднимают опять. Аранея откашливается, ставит ногу на камень побольше и патетически протягивает руку к Ноктису. – Король Королей, я, Оракул, избранный Астралами, пришла, чтобы исполнить пророчество и… – на этом ее фантазия иссякает. – И всякое такое, – она оборачивается к Равусу. – Я все правильно сказала? – Ты дура, – отвечает он и поднимает руки. – Спокойно. Мы пришли не драться: дело есть. Игнис – теперь Аранея видит, что у него и правда шрамы вокруг глаз, интересно, что с ним случилось? – действительно опускает кинжалы. Ноктис колеблется. А вот Промпто и Гладио все еще насторожены. – Ты какой-то слишком живой для публично казненного, – произносит Гладио в тишине. – Все вопросы к имперской пропаганде, – пожимает плечами Равус. – Давайте их выслушаем, – тихо произносит Игнис, и все смотрят на него. Похоже, за этими его словами стоит что-то большее, что-то, чего Аранея не знает, и после серии переглядок Ноктис убирает меч и садится. – Стульев больше нет, – ехидно говорит Гладио. Промпто порывается уступить свой стул ей, но Аранея, фыркнув, устраивается прямо на земле. Равус остается стоять. – Первое и главное, – начинает он, когда все рассаживаются, – у меня есть кое-что твое. Он отбрасывает полу плаща, и Аранея видит, что на его боку висит меч с вычурной рукоятью. Для нее это просто меч как меч – она в копьях все равно лучше разбирается – но Ноктис вскакивает на ноги. – Меч отца! – Я забрал его из Инсомнии после боя, – объясняет Равус. – И я бы с радостью отдал тебе эту железяку и навсегда о тебе забыл, но есть еще и второе. Он смотрит на Аранею. – К сожалению, то, что она несла про Оракула и исполнение пророчества – правда. Это долгая история, но Аранея принадлежит к побочной ветви семьи Флёре, и после гибели Лунафрейи, как ближайшая кровная родственница женского пола, получила способности Оракула. Аранея разводит руками, как бы говоря: «Сюрприз!» Эту новость встречают гробовой тишиной. Ноктис хмурится, явно пытаясь переварить. Промпто переводит обалдевший взгляд с Аранеи на него и обратно. Игнис трет виски. – Честно говоря, я даже не знаю, как реагировать, – наконец произносит он. – Равус, ты уверен? У него странный тон, когда он задает этот вопрос. Таким тоном обращаются к друзьям, и Аранея задумывается о том, что связывает Игниса и Равуса, что они пережили вместе такое, что превратило их из врагов пусть не в друзей, но в достаточно близких для такого тона людей. – Абсолютно, – отвечает Равус. – У нее уже бывают видения. И остальные способности тоже откроются – скорее раньше, чем позже. Ноктис смотрит ей в глаза, и Аранея пожимает плечами, дескать, ну что я могу поделать, виновата я, что ли, что моя бабка Оракульского брата в койку затащила. И вообще, у нас это семейное… – Подождите, – не выдерживает Гладио. – Ладно, Аранея – нормальная, насколько я понял по нашему сотрудничеству. Но, извините, получить прицепом к ней отбитого Равуса – это перебор. – Я иду в комплекте, потому что второго Оракула я угробить не дам, – холодно отвечает Равус, и в его голосе появляются угрожающие нотки. – Этот ваш, простите Астралы, «Избранный Король» уже погубил мою сестру, так что либо я буду рядом с Аранеей, либо до свидания, мы оба уходим, и ебитесь, как хотите. Аранея пучит глаза: она никогда раньше не слышала, чтобы Равус матерился. У него, в конце концов, воспитание принца, и он никогда не позволял себе непечатной лексики – не то что сама Аранея. Видимо, она все-таки лежала в его внутренней классификации отношений на другой полке, чем Ноктис и его друзья. – Я тоже отбитая, – пожимает она плечами. – Слушайте, парни, смотрите, в чем суть. Я никогда не была Оракулом и до последних дней понятия не имела, что Лунафейя – моя троюродная сестра. Я драгун, всю жизнь была драгуном и никогда не хотела другой судьбы, кроме быть драгуном. Но меня никто не спрашивал, я просто проснулась однажды утром и увидела видение. А потом еще одно. Если б Равус не объяснил, что это за хрень, я бы уже в психушке валялась. А сейчас я вообще начитанная умных книжек и знаю, что пророчество ничьего желания не спрашивает, оно поимеет всех, и все, что мы можем – попытаться разойтись с ним с минимальными последствиями. Я так это понимаю. – Слышали бы это поколения Оракулов… – бормочет Равус, но не возражает. Аранея переводит дух и заканчивает: – Так что давайте побыстрее спасем мир, или что там еще, и разойдемся. Вы – к своим охотам на бегемотов и быстрорастворимой лапше, я – к своему копью и драгунству, Равус… Ну, наверное, тоже найдет себе занятие. Кроме того, я неплохо дерусь, вы разве были против, когда я вам раньше помогала? Ноктис переглядывается с остальными. – Нам надо посоветоваться, – говорит Игнис. – Без вопросов, – Аранея оглядывается. – Ужином-то поделитесь? Промпто кивает раньше, чем Гладио успевает снова возмутиться. Принятие окончательного решения откладывают на утро, и Аранее всю ночь не спится. Кто-то из парней храпит, ее все время прижимают к стенке палатки, и в конце концов, проворочавшись полночи, она выбирается наружу. Равус дремлет, сидя у костра. Он в палатку идти отказался сразу – похоже, мысль о том, чтобы лежать рядом с Ноктисом, вызывает у него искреннее отвращение. Аранея садится рядом, шевелит угли – те взрываются снопом искр. – Жаль, Лунафрейя не думала, как ты, – вдруг произносит Равус, и Аранея вздрагивает от неожиданности. – Как – «как я»? – Жаль, она не воспринимала пророчество как что-то, что нужно просто пережить. Для нее оно было целью, смыслом жизни, чем-то, ради чего она существовала. Меня это ужасно ранило всегда, я хотел, чтобы она жила собственной жизнью, ради себя, а не ради высоких идеалов. Мне кажется, думай она, как ты, она бы сейчас была со мной. – Ты очень любил ее? – шепотом спрашивает Аранея. – Я… – Равус осекается, как будто чуть не сказал что-то лишнее. – Я не хочу об этом говорить. Он недолго молчит, и пляшущие искры отражаются в его разноцветных глазах. – Я не хотел жить после ее смерти, – признается он. – Мне даже пришла в голову дикая мысль пойти к Императору и об него убиться: понятно, что меня уничтожили бы, явись я в Зегнавт, но вдруг удалось бы добраться до него и немного поковырять мечом? Но потом я… это сложно описать… словом, моя кровь подсказала мне, что Оракул не умер. Целый день я, как псих, верил, что это Лунафрейя каким-то образом осталась жива, но потом смог взять себя в руки и начать искать. И, честно говоря, когда я понял, что Оракул – ты, мне показалось, что это то ли судьба, то ли жестокая шутка Астралов. Что, забрав одного Оракула, которого я любил, они дали мне другого, который тоже не чужой мне. Но второй раз я не допущу такой ошибки. Я не доверю тебя ни Ноктису, ни кому-то еще. – Я, знаешь ли, могу и сама защитить себя, – говорит Аранея. – А заодно и тебя, и Ноктиса, и Биггса с Веджем, и вообще всех. Вообще, когда я поставила перед собой конкретную цель «спасти мир», стало гораздо проще. Я просто буду драться, как дралась всегда, до тех пор, пока не останется никого, кто мог бы этому миру навредить. И я не умру, не бойся. Я очень хороший драгун, и Изуния, если я прыгну ему на голову, этого точно не переживет. Равус улыбается, и Аранея ловит себя на мысли о том, что у него хорошая улыбка. – Мы собираемся в Зегнавт, – объявляет Промпто утром, и Ноктис кивает: – Да, мы решили отвоевать Кристалл Люциса. – Мы надеемся, что вы поможете, – добавляет Игнис. Гладио молчит, но хотя бы не возмущается, как вечером. Равус потирает щеку, смотрит на Аранею, но та не собирается напоминать ему о ночном разговоре. – Я знаю, где Кристалл, – говорит он. – Собственно, вся имперская верхушка знала, из этого большой тайны не делали. Но добраться туда и не подохнуть – та еще задачка, особенно сейчас, когда и Зегнавт, и вся столица кишат демонами, а еще где-то там Изуния ошивается. Кстати, держитесь вместе: он умеет принимать чужой облик, нас с Игнисом один раз чуть не провел уже. – Да, было, – кивает Игнис. – Но ты тогда, помнится, без труда его узнал. – Я сам не понял, что меня насторожило, и не уверен, что смогу повторить это прозрение в других обстоятельствах. Так что просто не расходитесь, а если расходитесь, вернувшись, задавайте друг другу секретные вопросы. Или давайте пароль-отзыв придумаем. – Мы что, в шпионском романе? – интересуется Аранея. – Намного хуже, – бормочет Ноктис. – Аранея, можно тебя на пару слов наедине? Она кивает и вместе с ним отходит в сторону, за скалу. Там Ноктис лезет в карман и достает из него неприметное темное кольцо. Аранея, хоть никогда раньше его не видела, мгновенно его узнает: читала рапорты после боя в Инсомнии, да и в книжках, подсунутых Равусом, оно упоминалось достаточно часто. – Луна хранила его, а после ее смерти оно досталось мне. Я не уверен, что знаю, что дальше делать. Я понимаю, ты еще не очень опытный Оракул, но, может, у тебя есть идеи? Аранея берет с его ладони это кольцо, взвешивает в руке, вертит между пальцами. Кольцо как кольцо, не знала бы, что это – приняла бы за простой перстень без каких-либо свойств, да и без особенной ценности тоже. – Равус остался без руки, – бормочет она. – Не надевай его без нужды. А если захочешь все-таки напялить, лучше дай мне, уж я-то с вашими белыми королями общий язык найду. – Потому что ты Оракул? – Потому что я драгун! И у меня копье! – она улыбается, хлопает его по плечу. – Не бойся, Избранный Король. Натянем вдвоем твое пророчество так, что оно пожалеет, что существует. Про Изунию и Астралов вообще молчу. В конце концов, они никогда не имели дела с Оракулом-драгуном. Ноктис смотрит на нее сначала с недоверием, но потом криво усмехается, и Аранея думает, что у них, наверное, и правда получится. Не может не получиться.