Fucking Awesome

Иногда к Клаусу приходят странные идеи. Он на кухне, делает себе яичный сэндвич с бананом и майонезом, (- Милый, у тебя все в порядке? - Да, мам. - Тебе что-нибудь приготовить? - Ээ, нет, я сам. ) и внезапно думает: а каково это, поцеловать Диего? И с того момента это становится его идеей-фикс. Следующие два дня он ищет наркотики с таким рвением, что будь он полицейской шавкой, давно бы заслужил повышение; рвением в два раза активнее его обычного. Поэтому когда Диего находит его, чтобы сообщить какие-то важные новости, или спросить чушь, или что угодно (на самом деле: когда это Клаус был по-настоящему нужен кому-нибудь в этом доме?), Клаус уже минут десять смотрит в потолок и беспрестанно хихикает. У него в наушниках музыка, на потолке – солнечные блики, танцующие под бит и ему хорошо ровно до тех пор, пока Диего бесцеремонно не выдирает один наушник у него из уха. Клаус безуспешно пытается вытолкнуть себя обратно в реальный мир. - Какого хрена, мужик? Диего смотрит жалостливо и слегка презрительно. Клауса, по-правде, это бесит, но он уже привык. - Вставай. Поедем, покатаемся. - Что? – Клаус действительно не понимает – обычно это он тот, кто запрыгивает без разрешения в машину, невзирая на протесты, - зачем? Но Диего просто разворачивается и уходит, не удостаивая его ответом. Они и правда просто катаются до самой темноты. Клауса отпускает и он начинает стучать зубами, то ли от озноба, то ли от чего-то еще, и Бэн не появлялся целый день, поэтому Клаус болтает без остановки, чтобы скрыть свое состояние (как будто такое можно скрыть), но Диего, на удивление, не затыкает его. Вряд ли слушает, но он не злится и это уже хорошо. Чуть позже Клаус узнает, что он злился, но как ни странно, не на него. - Понимаешь, Космобой едет крышей, - говорит Диего внезапно. Они зависают в каком-то баре – приглушенный свет, дымная завеса сигаретного смога, липкая барная стойка, приглушенная музыка на фоне. Клаус предпочел бы какой-нибудь ночной клуб – много людей, громкие электронные биты, стробоскопы и он бы точно раздобыл себе колес или марок, и уже унесся бы в прекрасный радужный мир без проблем и всего прочего, но он сидит тут, потому что Диего говорит – и хочет, чтобы его выслушали. - Четыре года на луне кого угодно сведут с ума, так ведь? – Диего заводится все больше, накручивая сам себя. Он почти не пьет, потому что смысл сегодняшнего вечера не в алкоголе или забытье, смысл в том, чтобы высказаться и чтобы кто-то услышал – и Клаус потрясенно понимает, что именно его Диего избрал на эту роль. Вау. Но есть кое-что еще, что не дает Клаусу покоя помимо всей остальной странности происходящего вечера – его идея-фикс, которая зудит в мозгу с самого утра, то тише, то громче. «Каково это будет, поцеловать Диего?» И из-за нее, из-за этой проклятой назойливой мысли Клаус все чаще залипает на губах брата («думай про него так, это твой брат, думай, что ты хочешь сделать, он ведь твой брат»), придвигает свой стул ближе, наваливается. - И когда успел так нажраться, бро? – бормочет Диего, пытаясь его оттолкнуть. Но Клаус вцепляется в его плечи и в мысль о том, что он пьян (хотя на самом деле не так сильно), как в спасательный круг. - Поедем домой, - просит жалобно, - поедем, Диего? Диего низко рычит на выдохе, он все еще на взводе, и возможно он даже хотел бы с кем-то поспорить, или подраться, или, на крайний случай, потрахаться, что угодно, чтобы спустить пар. Сегодня он хочет быть плохим парнем, но Клаус смотрит так жалобно снизу вверх, что Диего сдается (знакомьтесь, проклятая Мать Тереза всей семьи Харгривзов – Диего Харгривз). Он тащит Клауса к выходу, сожалея, что взял его с собой, но уже в машине медленно остывает, думает, может оно и к лучшему – не разносить бар в импульсивном приступе ярости, не чувствовать стыд и отвращение утром, проснувшись в кровати с незнакомой шлюхой. Клаус сидит тихо и Диего наклоняется проверить – заснул, что ли? - когда брат изворачивается и тыкается в его губы каким-то неловким, подростковым поцелуем. Блядь, что? У Диего перед глазами красная пелена. Он толком не помнит, как отшатывается, бьет Клауса раскрытой ладонью в переносицу (мальчик с отличными реакциями), ударяется сам об дверцу, пытается вылезти и приходит в себя от сдавленного глухого воя. Клаус держится за нос и утробно, низко воет на одной ноте. Диего пробирает до костей, и вопреки всему он остается в машине, трет устало лицо, и все-таки спрашивает: - Ну и какого хуя ты это сделал? Совсем в своих наркоманских приходах рамок не видишь? Клаус убирает руки от лица и Диего понимает, что выл он не от боли, и перестает вообще что-либо понимать. - Это не наркотики, - отвечает Клаус, стуча зубами от мелкой дрожи. Диего с ужасом осознает, что он фактически даже не пьян. Они оба не пьяны, но сидят здесь, в этой тупой неловкой ситуации из-за того, что Клаус… а что Клаус? - Тогда зачем? – шипит Диего, потому что ему хочется кричать. - Просто подумал: каково это будет – поцеловать тебя? – отвечает Клаус ровным тоном. Диего снова бьет его по лицу. Это не помогает. Да, ура, Клаус узнал, каково это - поцеловать Диего (на заметку: это больно, грустно и немного обидно), но теперь он хочет большего. Теперь он хочет, чтобы Диего задался вопросом - каково это, поцеловать Клауса? И, ей-богу, Клаус - прирожденный мазохист. Может быть (скорее всего), Диего и не придал той странной, глупой ситуации значения - ведь так легко списать все на алкогольное или наркотическое опьянение - но он все равно замечает, как много времени стал проводить с ним Клаус. Он, буквально, не дает ему прохода. Прямо сейчас. Прямо сейчас он загораживает проем двери, раскинув руки в стороны, в своей дурацкой короткой майке (светит оголяющимся животом) и кожаных штанах, и Диего так сильно раздражен. Не то, чтобы ему не хватило сил просто оттолкнуть Клауса в сторону, но после нескольких нелепых ситуаций, когда он так или иначе прикасался к Клаусу, тот лип к нему просто как... пиявка, или кто там, Диего не силен в метафорах, и теперь он просто старается (не опасается, окей? просто старается) лишний раз не касаться брата. Но ситуация критическая: Диего опаздывает на встречу, а Клаус стоит тут и загораживает проход, и он снова или пьян, или обдолбан, и Диего очень, очень зол. - Давай, мужик, пропусти меня, - цедит он сквозь зубы, сжимая кулаки. Диего на самом деле (хоть ему никто и не верит) не любит бессмысленное насилие, но если очень нужно... - мне пора идти. И Клаус, он перекатывается с пятки на носок, прищелкивает языком и мурлычет пьяно: - Только за поцелуй. Ну и да - бессмысленное насилие. Диего бьет Клауса поддых быстрее, чем успевает это осознать, подхватывает бережно, почти нежно, и усаживает на пол. - Прости, бро, ты сам напросился. Клаус только стонет. В конце концов, Клаус решает, что единственный выход - это алкоголь. Он достаточно часто решал с помощью алкоголя свои проблемы, (- Решал? - смеется Бэн, - ты имеешь в виду, "сбегал от них таким способом"? - О, заткнись, пожалуйста, - устало бормочет Клаус, прикрывая глаза. Эллисон смотрит на него недоуменно.) чтобы знать, что это работает. Ну, в большинстве случаев. И, посмотрим правде в глаза - Диего вряд ли согласится на наркотики. Хотя, может быть, если подкинуть незаметно... Клаус мотает головой. Он замышляет диверсию, но в его планы не входит окончательно все испортить, а то, что Диего придет в ярость и перестанет с ним общаться из-за наркотиков - ясно как день. Он и так уже... Клаус грустит так сильно, что ему хочется кричать. Последнюю неделю Диего избегает его всеми возможными способами. И Клаус не понимает - не то, что он считает все происходящее игрой, но это ведь весело, разве нет? Поцеловать собственного брата это как прокатиться на американских горках - пугающе, завораживающе, весело. Блин, да каждый хоть раз в жизни катался на американских горках! - Если бы ты был в здравом уме, - шепчет ему Бэн на ухо (издевается, засранец, ведь знает, что в этом нет смысла - никто кроме Клауса его все равно не слышит), - если бы ты был чист, ты бы понял, что не так с твоим планом. Ты бы понял, что это совсем не весело. Клаус только отмахивается от него как от назойливой мухи. У него есть план, Лучший План в Мире, и Клаус собирается претворить его в жизнь. Следующие несколько дней он ведет себя как примерный мальчик - не раздражает Диего, не несет чушь, не разговаривает с Бэном на глазах у всех, говорит Эллисон, что хотел бы встретиться с ее дочкой, позволяет маме приготовить ему завтрак - словом, ведет себя как Лучший Брат в Мире. И все равно они смотрят на него как на сумасшедшего, когда Клаус собирает всех в гостиной и приглашает в бар - "проведем этот вечер как друзья". Пятый так сильно смеется, что едва не падает со стула, Эллисон смотрит на Лютера, Лютер - на Эллисон, а Диего не смотрит вообще никуда, крутит только нервно в руках один из своих ножей. Клаусу хочется разрыдаться прям здесь и сейчас, потому что его план катится коту под хвост, когда Диего вдруг поднимает взгляд, смотрит прямо на Клауса и говорит: - А я за. Кто с нами? В итоге идут все, даже Пятый (и Клаус чувствует себя отмщенным за его обидный смех, когда бармен ставит перед ним стакан с колой) и вечер на самом деле, на удивление, выходит очень хорошим. Лютер рассказывает истории про луну и Эллисон смеется над ними так, словно ничего плохого в ее жизни не происходило и не произойдет больше. И Клаус завидует этим двоим так сильно, и злится из-за них в то же время - их так сильно тянет друг к другу, но они все еще чего-то боятся, теряют все свои шансы. Клаус задумывается глубоко, неосознанно скользит по дерматину их застольного диванчика, чтобы освободить место для Бэна (такая странная, глупая, трогательная привычка) и прижимается бедром к бедру Диего. И замирает, когда осознает. Диего дергается едва заметно, но (сердце Клауса подскакивает и бьется где-то в горле) - не отодвигается. Клаусу хочется смеяться, но он сдерживает себя изо всех сил и улыбается Лютеру, на его очередную историю, так сильно, что сводит скулы. И когда Диего встает из-за стола (его пошатывает и Клаус ликует - алкоголь все еще решение многих проблем) и уходит в сторону туалета, Клаус выдерживает всего пару минут и идет за ним. Взгляд Диего в отражении зеркала острый, как один из его ножей. Клаус прикрывает дверь, прижимает ее спиной - и будь он проклят, если позволит хоть кому-то зайти (или выйти) - ловит тяжелый вгляд Диего. - Проблемы? - хрипло спрашивает тот, набирает полные пригоршни воды, умывает лицо, проводит влажной рукой по волосам. Клаус медленно сходит с ума, следя за каплями, скользящими по шее брата. "Брата. Он мой брат. Я хочу поцеловать его так сильно... И получить ответ." - Нет, - отвечает, наконец, Клаус, понимая, что молчит слишком долго. Это странно для него - долго молчать, разве нет? - решил, что ты можешь не справиться один. Диего хмыкает, резко разворачивается. - Как видишь, справился, - отвечает он, вытирая руки бумажным полотенцем, затем комкает его, бросает через плечо, не глядя, и попадает ровно в урну. "Позер", насмешливо думает Клаус, но у него все равно предательски подкашиваются колени, - и долго ты еще... - Диего делает несколько быстрых, резких шагов по направлению к двери и Клаусу, останавливается так близко, что Клаус чувствует жар его тела, - будешь мне мешать? И Диего не бьет его фактически, но Клаус задыхается точно так же, как от недавнего удара в солнечное сплетение. Он вдруг понимает, что Диего зол и трезв, а единственный здесь, кто пьян и дезинформирован - только он, Клаус. Он отходит от двери на нетвердых ногах, позволяет, позволяет, позволяет Диего просто уйти, а потом бросается в кабинку, где его долго и мучительно выворачивает наизнанку. В итоге, он сдается. Ни одни американские горки не стоят таких усилий. Он сдается и продолжает жить своей обычной жизнью - ну, по-крайней мере, он так думает, пока однажды его не ловит в гостиной Эллисон, не интересуется озабоченно: - Клаус? У тебя все в порядке? И Клаус оглядывается недоуменно, растерянно приглаживает рукой волосы. - Да... Да. А что? Эллисон смотрит странно - не жалостливо, но как-то... сочувствующе? - Ты словно сам не свой... Перестал брать мои вещи. Клаус смеется натянуто, освобождает свою руку из ее хватки. - Ну это должно тебя радовать, разве нет? - и уходит, но все думает об этом "ты сам не свой", как будто кто-то из них знает, какой он на самом деле. Как будто, перестав быть глупым нариком в женских шмотках, он становится самим не собой. Клаус вновь смеется, но теперь зло, раскатисто. Диего за кухонным столом вздрагивает, едва не расплескав свой кофе из кружки. - Крышей поехал? - спрашивает недовольно, а затем вдруг смотрит так пристально, что Клаусу становится неловко, - это что, моя водолазка? И Клаус опускает голову и смотрит на водолазку так, словно видит ее впервые. - Да, - говорит после заминки, - я полагаю, что да. Вернуть? - Оставь себе, - отвечает Диего, и Клаус очень, о-о-очень медленно поднимает глаза, боясь увидеть отвращение, но видит только мягкую ухмылку, - тебе идет. И, пожалуйста, Клаус ведь только отказался от своего плана, только захотел все забыть, вернуться в свой привычный больной ритм жизни, но Диего сидит тут, кривит уголок губ, и Клаус просто умирает от того, как сильно он хочет... - ... тебя поцеловать, - и только видя огонь ярости, разгорающийся в глазах Диего, понимает, что сказал это вслух. Единственное, что ему остается - спасаться бегством с кухни. Бэн гомерически хохочет ему вслед. И только поздно ночью, лежа без сна, ему в голову вдруг приходит мысль - его ведь в этой водолазке видели все, и все они поняли, наверное. Он снова смеется, до тех пор, пока от двери, из темноты, не доносится угрюмое: - Ты все-таки поехал крышей. Клаус вздрагивает нервно, но потом говорит раздраженно: - Уйди, глюк. Я сегодня даже не принимал. И это видение, материальный призрак Диего, только хмыкает на его заявление, присаживается на край кровати и на несколько мгновений Клаус задумывается, почему под галлюцинацией прогибается матрас. - Что у тебя за пунктик? - спрашивает галлюцинация. Клаус чувствует запах шампуня Диего и проклинает свое воображение, - почему ты так сильно хочешь меня поцеловать? Клаус стонет от отчаяния. - Серьезно?! Ты приходишь в мою голову и начинаешь обсуждать это? Может быть, раз уж ты мой глюк, лучше сделаешь то, что не может Диего, и поцелуешь меня? Галлюцинация смотрит озадаченно, а потом вдруг смеется. - Ты такой... - Диего качает головой, а потом вдруг наклоняется и _ "Пусть это и галлюцинация, но - о господи! пусть и я не верю в тебя - я наконец-то целую Диего!" Клаус зарывается пальцами в волосы Диего, притягивает его ближе, углубляет поцелуй. К черту все; если единственное, что он может получить - это наркотический приход, в котором он наконец-то целует своего брата, он не собирается отказываться от этого, как бы жалко это не звучало. И - еще раз, господи, прости, поминаю тебя всуе, - если настоящий Диего целуется так же крышесносно, Клаус готов продать душу кому угодно, чтобы хоть раз испытать такое в реальности. Они целуются долго, отрываясь друг от друга только чтобы глотнуть воздуха и в конце концов, Клаус думает: к черту, если это моя фантазия, если это только одна ночь, я хочу большего. Он выпутывает пальцы из волос Диего и скользит ими по шее, ох эта шея, по спине, ох эта спина, оглаживает резинку пижамных штанов, но решает не спешить - если уж наслаждаться, то всем сполна - поэтому ныряет под футболку, оглаживает спину, прослеживает пальцами каждый шрам (отстранено думает, есть ли у настоящего Диего эти шрамы или это только его фантазия? И что это вообще за фантазия такая?), стонет протяжно в поцелуй. Диего вдруг вздрагивает, отстраняется, смотрит так странно, так испытующе. Клаус протестующе мычит и тянется вслед за ним, чтобы вернуть это ощущение неправильной правильности происходящего - его руки на спине Диего, его губы на губах... но Диего вдруг говорит резко: - У тебя и правда бывают настолько реальные глюки? Клаус чего-то не понимает. И тогда Диего бьет его по лицу наотмашь раскрытой ладонью. Больше обидно, чем больно, и Клаус хватается за горящую щеку, шипит: - Ты с ума сошел? - Я сошел с ума? - Диего смотрит насмешливо, - сам же говорил, что сегодня не принимал. И это как гром среди ясного неба. Клаус замирает на кровати, ошарашенный, оглушенный, смотрит на Диего - на настоящего Диего, и цепляется за одну-единственную мысль в голове: значит, шрамы у него все-таки настоящие. Диего (это и правда он) сутулится, прячет лицо в ладонях. Они сидят так довольно долго, в тишине, Клаус - в растерянности, Диего - кто его знает, что там с ним происходит, в конце концов, это именно он пришел сегодня ночью к Клаусу, первый поцеловал его... И сейчас он говорит, голос звучит глухо: - Как до этого дошло? Клаус не слышит интонаций, не понимает, вопрос ли это и нужно ли ему отвечать, но Диего продолжает, не показывая лица: - Ты просто проводил очередной свой дурацкий эксперимент, баловался с веществами и тебе пришла эта идея в голову, разве нет? Почему в итоге я оказался тем, кто думает, - он наконец отрывает руки от лица, поднимает голову и смотрит Клаусу прямо в глаза, - каково это будет - поцеловать Клауса? И Клаус замирает на секунду, до него не доходит услышанное, а когда доходит, он начинает улыбаться, как бешеный, спрашивает, не контролируя себя: - И каково же это? И Диего отвечает до боли медленно: - Потрясающе. Они не знают, кто подается вперед первым, знают только, что сталкиваются на середине, Клаус впивается Диего в губы до боли, а Диего пытается сорвать с него очередную дурацкую цветастую тесную майку, но для этого нужно разорвать поцелуй, что, по мнению Клауса, абсолютно невозможно. - Подожди, - шепчет Диего горячечно, - дай мне... Клаус прерывает его, снова увлекая в поцелуй, никак не может остановиться, оторваться хоть на секунду, но Диего, у него всегда было лучше с выдержкой и дисциплиной, он мягко отстраняет Клауса, помогает ему снять майку, стягивает свою футболку, ухмыляется, когда слышит восхищенный вздох. Клаус завороженно оглаживает плечи Диего, дуреет от ощущения тугих мышц под ладонями, пытается провалиться в смущение за свое тощее тщедушное тело, но Диего отвлекает его - ведет языком по шее, прикусывает ключицу. Клаус сдерживает себя - кто знает, вдруг его стон в этот раз снова отпугнет Диего, заставит его - их обоих - проснуться от этого... он все еще не верит в происходящее. Диего нависает над ним, уперевшись предплечьями в подушку, смотрит испытующе и толкается бедрами вперед. Клаус с шипением втягивает воздух сквозь зубы и закрывает глаза, потому что больше не может, не может, выносить этого взгляда. Диего снова его целует, но теперь он еще и двигается, мучительно медленно, так сладко. Клаус снова обнимает его, уже зная, что это не сон, не иллюзия, и эти их неловкие движения, сумбурные поцелуи, трение членов сквозь два слоя ткани пижамных штанов, приглушенные вздохи - они как два подростка, впервые пробующие что-то новое, неопытные, глупые, но такие возбужденные, бездумно жаждущие почувствовать жар и желание чужого тела. Клаус кончает первым, но продолжает лениво царапать короткими ногтями спину Диего и тот вскоре его догоняет - напрягается всем телом, прячет короткий рык в шее Клауса, и падает сверху, обессиленный. Они лежат так некоторое время, но потом Клаус начинает ощущать всю тяжесть крепкого мужского тела. - Эм, Диего, ты не мог бы?.. Диего скатывается со вздохом на сторону кровати, которая ближе к стене, прикрывает лицо локтем. - Не смей ничего говорить, - бормочет сонно. А Клаус, ну он и не собирался. В кои-то веки, даже ему не хватает слов. Он собирается стянуть испачканные штаны и пойти в ванную, и даже позвать с собой Диего, вот только полежит так немного... И уже сквозь сон слышит: - Так каково это было - поцеловать меня? Клаус улыбается и отвечает, не открывая глаз: - Потрясающе.