Слушай исповедь

      Рассвет слегка золотит верхушки деревьев и пляшет на стеклах бликами восходящего солнца. Привычный к ранним подъемам Александр распахивает окно и, облокотившись на подоконник, наблюдает за старым дворником, который огромной и массивной метлой сметает с крыльца первые пожелтевшие листья. Сгибая спины под немалым весом до краев наполненных водой ведер, прислуга спешит в дом, чтобы успеть приготовить завтрак для хозяев. Для них утро в поместье наступает еще раньше.       На крыльцо выходит Саша, он тоже не привык задерживаться в постели до полудня. Александр вовремя успевает задернуть тяжелую штору на своем окне, избегая встречи с его взглядом, когда Головин, слегка потягиваясь, смотрит наверх.       В столовой все накрыто, но Юрий Иванович и Саша не приступают к завтраку, пока к ним не присоединяется Александр. При его появлении Саша опускает глаза в тарелку и еле слышно шепчет слова приветствия. Равнодушный взгляд Ерохина вскользь проходится по нему, ни на миг не задерживаясь. На его лице нескрываемое недовольство из-за необходимости сидеть за одним столом с крепостным. Его сдержанность – заслуга отца, ради которого он ограничивается едва заметным ответным кивком и занимает свое место напротив Юрия Ивановича.       Почти светские беседы о хозяйстве, лошадях и засушливом лете безопасны и проходят в относительном спокойствии. Они не требуют раздражающего вмешательства Сашки, за кроткой и вежливой улыбкой которого скрывается прорва страха и ненависти к Александру.       Надежда на благополучное завершение завтрака оказывается разрушенной. За чашкой горячего кофе Юрий Иванович вновь поднимает вопрос, о котором Александр самостоятельно предпочитает не задумываться. — Завтра на спектакле будет Петр Николаевич с дочерью, — сообщает барон Ерохин с нескрываемой гордостью, — ты помнишь Елизавету? Такая красавица выросла!       Он, конечно, помнит и хорошо знает эту всегда веселую девушку с белокурыми волнистыми волосами. Лиза, младшая из трех дочерей князя Петра Николаевича Назимова, знакома ему с самого раннего детства. Вместе со своим старшим братом Алексеем они были частыми гостями в поместье Ерохиных. И, как поговаривают уже много лет, давно обещана ему в жены.       Только увидеть друг в друге кого-то большего, чем просто старых друзей, они не могут. Елизавета часто повторяет Петру Николаевичу, что замуж выйдет исключительно по любви и в этом ее стремлении, Александр Юрьевич ее полностью поддерживает.       Сам Ерохин после долгой борьбы вынужденно признает свое поражение, принимая факт, что ни одна красавица не может полностью завладеть его мыслями и не заставляет трепетать душу.       Это открытие не становится для него пугающим. В глубине души он рад, что никогда не познает любви к девушке. Александр уверен, что в его жизни больше нет места романтическим порывам. Зато есть служба и поместье, которым необходимо управлять, а сотни крепостных, чересчур распущенных отцом, требуют жесткой руки.       Вечерами, отдыхая от ежедневной рутины, он может украдкой слушать рояль, а после, с наступлением темноты, смотреть в освещенные пламенем свеч окна. И если в эти мгновения его сердце замирает, то причина этого никак не связана с любовной тоской. — Буду рад видеть Лизу вместе с ее братом, — отвечает Александр, заранее опасаясь последующих слов отца и его намеков на светлое будущее с княжной. — Алексея не будет. Он вчера уехал в Петербург. Служба. Но, надеюсь, ты не позволишь Лизоньке заскучать!       Звон неосторожно опущенной Сашей вилки отвлек не только Юрия Ивановича, но и Александра, избавив его от необходимости дать обещание стать ее спутником на весь вечер. — Простите, — Саша виновато опускает глаза в пол и поднимается, откладывая в сторону белоснежную салфетку, — мне необходимо репетировать. — Конечно-конечно, Сашенька, — Юрий Иванович не задерживает его и с улыбкой провожает взглядом. — Мне тоже пора, отец, — Александр поднимается следом, — разрешите идти? - Иди, но подумай о моих словах. Лучшей жены, чем Лиза, тебе не найти! Да и сколько можно выбирать? — Мужчине брак не столько важен… — Какие глупости! В поместье нужна хозяйка! Женская рука. Когда меня не станет… — Я прошу Вас, не говорите подобных вещей…. — он перебивает Юрия Ивановича, забыв обо всех правилах приличия. Но подобные беседы, что последнее время все чаще поднимались Юрием Ивановичем, ему неприятны. —Я же не молодею, Саша! Но пока еще надеюсь, что успею посмотреть на своих внуков. — Я Вас услышал. Разрешите идти? — вновь просит Александр, отгоняя закравшиеся в сознание переменчивые мысли о браке и детях. Перспектива женитьбы, до сих пор эфемерная и далекая, становясь реальной, вызывает осязаемую боль. — Иди, — отмахивается барон Ерохин, поднимается из-за стола и опускается в свое любимое кресло возле камина. Александр покидает столовую, ровно держа осанку и мастерски демонстрируя, насколько он равнодушен к откровенной снисходительности, мелькнувшей в глазах отца. ***       Всё свободное время Саша обещал посвятить репетициям, но в действительности он уже больше часа молча сидит на кухне напротив пышной невысокой кухарки Маруси, которая мастерски быстро шинкует капустные листы. — Не в себе ты что-то, Саша. Молчишь все время, даже к спектаклю своему не готовишься, — она первая прерывает затянувшееся молчание и, вытирая руки о передник, садится напротив, не спуская с него нахмуренного обеспокоенного взгляда. — А что готовиться? Я эту роль наизусть с десяти лет знаю. Да и кто смотреть будет? Соседи все съедутся. Никого нового. Только Юрия Ивановича разочаровывать не хочется… —  Разве можешь ты его разочаровать? Он же в тебе души не чает! — Возможно, но Александр Юрьевич? Он-то уж точно вновь будет мной недоволен! — Вот с этим согласна! — кивает Маруся, поднимаясь и убирая в сторону нож, — обидел ты его, видимо. Волком смотрит вечно. — Знать бы только, чем... Несмотря на свои давние подозрения, озвучить их он конечно не решается. — А ты подумай! Спорил с ним когда-то? Перечил ему? — Конечно, нет! Разве бы я посмел?       Закинув нарубленные овощи в котелок, она с шумом опускает доску на стол и, стягивая запачканный фартук, недоверчиво качает головой. — Скрываешь ты что-то, Сашка! Ну-ка, расскажи мне все как есть! — Да нечего рассказывать! Ненавидит он меня. Почему, я не знаю… — Ох, Сашенька, разве в ненависти дело? Другое там что-то. Душа у меня из-за тебя не на месте. Не ненависть это, уж я насмотрелась за свою жизнь на хозяев и крепостных! Будь ты девицей, подумала бы, что любит он тебя… — она усаживается обратно, и Головин вновь оказывается атакован ее пристальным и острым как нож взглядом. — Да что ты говоришь такое?! — дыхание Саши перехватывает и он поднимает на нее испуганный взгляд. Неужто догадывается? —  Не допускай даже мыслей подобных!       И как он не заметил ее подозрений сразу? Его беспечность позволила разрастись слухам в угрожающе откровенные признания. Но ни один из ее домыслов он не собирается подтверждать. — А что ты так встревожился? Ты же не девка крепостная! — Марья подпирает кулаком щеку и качает головой, — ох, сам ты не знаешь, видимо, что тебе надо и чего на самом деле ты хочешь… — Бог с тобой, — Сашка торопливо поднимается, прижимая к себе том с пьесой, — мне и правда пора репетировать. Он спешно покидает кухню, намеренно не замечая тяжелого взгляда в спину. ***       В зале собирается немало зрителей. Пусть и нет среди них незнакомых Саше лиц, и смотрят они его спектакль не в первый раз, все же он волнуется, опасаясь дальнейших расспросов, что непременно посыпятся на него после. Роль благородного была и остается для него самой тяжелой, а объективных причин для оправдания, почему он, дворянин, играет с крепостными, у него по-прежнему нет.       Кем только ни был он за последние года! Но роль Ромео для него самая важная. Слишком уж любит Юрий Иванович Шекспира, и страх не оправдать его надежд мучает всех актеров крепостного театра.       Выглядывая из-за кулис, Саша видит, как Александр Юрьевич проводит Елизавету на третий ряд, чтобы девушка с не очень хорошим зрением чувствовала себя комфортно. Но в глубине души Саша подозревает, что причина не столько в Лизе, сколько в желании извести его своим осуждающим взглядом, который может привести к полному провалу.       Весь первый акт он держится, намеренно не поворачиваясь в сторону зрительного зала и чувствуя себя насекомым, которое внимательно изучают через лупу.       От пристального тяжелого взгляда Александра по телу бежит дрожь, вынуждая Сашу переводить дыхание перед каждой своей репликой.       Елизавета – прекрасная девушка. Ее воспитание и образование для многих княжеских семей является эталоном. Учтивость и такт с рождения в ее крови, а умение подобрать верные фразы, вовремя кивнуть головой, кротко улыбаясь, вызывает восхищение. Многие семьи не скрывают желания породниться с князем Назимовым и назвать его дочь своей невесткой. А кавалеры наперебой засыпают ее любовными посланиями.       Но только не Александр. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, он видит в ней маленькую, еще совсем неразумную девочку, до сих пор живущую в мечтах о любви и романтике. Не кривя душой и не давая ложных надежд, он признается ей, что никогда не поведет ее под венец по собственной воле. Девичья влюбленность Лизы рассыпается, несбывшееся мечты княжны Назимовой оставляют после себя руины рухнувших воздушных замков. Но Александр Ерохин не чувствует своей вины, а лишь легкое сожаление за столь тяжелое и болезненное разочарование, которое он ей причиняет.       Первый акт спектакля Александр смотрит, кусая губы и не отводя взгляд от сцены. Он внимательно следит, за каждым жестом и изменением в мимике Саши, а с наступлением антракта пренебрежительно хмыкает уголком рта, всем своим видом демонстрируя сожаление о потерянном впустую времени.       Оставаясь единственным, от кого не ускользает едва уловимая дрожь в Сашином голосе, на второй акт он не возвращается, зная, что именно его присутствие причина того, что от Саши слишком сильно веет страхом и едва сдерживаемой паникой. Не задерживаясь в зале ни на одну лишнюю минуту, Ерохин смотрит второй акт спектакля, прячась за тяжелой шторой кулис. Он видит, как расслабляется Саша и слышит его вновь уверенный, четкий голос. Отсутствие Александра позволяет ему не смущаясь демонстрировать всем свой врожденный талант.       Когда зрительный зал взрывается шквалом аплодисментов, Ерохин спешит покинуть театр, не желая выдавать кому-либо свое присутствие. Единственным человеком, кто все же замечает его бегство, становится Маруся, которая качает головой и проявляет несвойственный крепостным такт. На прощание она любовно сжимает его ладонь, шепчет что-то невнятное, нечеткое. Ее голос полон понимания и сочувствия несмотря на то, что внутри она сгорает от осуждения и неодобрения. ***       Стремительно вечереет. У Александра нет ни малейшего желания находится в обществе восторженных зрителей, которые не спешат покидать поместье Ерохиных. Еще больше не хочется с наступлением темноты прогуливаться с Лизой по парку и слушать ее похвалу в адрес по большей части неопытных актеров. Когда гости переходят в парк, где уже играет музыка, а на столах расставлены высокие фужеры с заранее охлажденным шампанским, оставаясь незамеченным, он возвращается в пустующий дом и натыкается на сплошную умиротворяющую тишину.       Тяжелые портьеры гостиной с шумом распахиваются и привлекают внимание Саши, который в одиночестве сидит на перилах веранды, залитой лунным светом. Он вздрагивает, замечая того, от кого прячется, кажется, уже вечность. На долю секунды их глаза встречаются и, сжимая плотную ткань шторы, Александр медлит, прежде чем выйти к нему. — Так утомили поклонники? — останавливаясь в паре шагов от Головина, он скользит по нему своим тяжелым взглядом.       В легком смущении Саша не может подобрать слов, чтобы достойно ответить на очередной привычный уже укол в свой адрес. — Разрешите мне вернуться в свою комнату, Александр Юрьевич? — он спускается на пол и, не дожидаясь ответа, спешит покинуть веранду. — Я разве позволил тебе идти? — пальцы Александра сжимают его плечо, грубо останавливая. — Простите, — Головин вновь замолкает, давя в себе страх и попросту не зная что еще добавить, замирает, не смея выдернуть свою руку из крепкой хватки, — мое непослушание… — За твою дерзость тебя давно пора высечь прилюдно! — Несомненно вы бы лично это сделали. Это доставит Вам особое удовольствие! —  на его губах появляется легкая, едва уловимая улыбка, сошедшая с картин итальянских мастеров и манящая за собой в самый Ад.       Этот тон, дерзость и наглость заставляют кровь Ерохина кипеть. С силой сжимая его плечи, он одним движением притягивает Сашу к себе и, наклонившись, касается его губ болезненным укусом. Эта близость разрушает душу, проникая в сердце. Она растекается лавиной неимоверного наслаждения, так ярко и остро накрывает блаженством от этих робких касаний, а из самой глубины естества вырываются тихие стоны. Александр притягивает Сашу ближе, чувствуя, как напрягается его скованное страхом неизбежного тело и вынужденно замирает. — Что же вы остановились, хозяин? — он смотрит уверенно, глаза в глаза, насмехаясь и не скрывая наигранную, излишне показную неприязнь во взгляде, — разве не этого вы так желали? — эти слова охлаждают пыл Ерохина и, отпуская его шею, он резко отступает в сторону.       Как только он ослабляет хватку, Саша замолкает и тут же отстраняется. Он не желает встречаться с Ерохиным взглядом, опасаясь выдать свое желание подчиниться воле того, кто владеет его жизнью по закону. Впечатления от пережитого принуждения, хоть и окутаны удовольствием, все же еще слишком ярки. Они не дают возможности забыться и, попрощавшись с опасениями, добровольно оказаться в его власти. — Пошел вон, — приказывает Ерохин, сжимая пальцами перекладину перил. Легкая прощальная ухмылка на губах Саши ощутимо бьет его по самолюбию. Головин неспеша покидает веранду, бесшумно закрывая за собой дверь. Ночной воздух слишком жаркий, он с трудом проникает в легкие и застревает в груди, из которой стремительно рвется сердце. ***       Все последующие дни Александр старается избегать встреч с Сашей, подозревая, что они не принесут ему ничего, кроме стыда за свою несдержанность. Головин это желание, по-видимому, разделяет и на глаза ему не попадается. Он мастерски избегает совместных обедов под самыми нелепыми предлогами, в достоверности которых Юрий Иванович ни на мгновение не сомневается. Саша действительно оказывается неплохим актером. Александр таким талантом не обладает, ему сложно скрывать свое волнение, а чувство раскаяния мучает, не давая ни малейшей передышки. Единственная надежда, что он сможет в ближайшие дни вернуться в Петербург, и там жизнь, войдя в привычное русло, вновь даст ему возможность все забыть.       Каждый новый день, проведенный им в поместье, усиливает чувство вины и сожаления за свой поступок, а влечение, которое до этого нечаянного поцелуя он смело называл ненавистью, наконец-то обнажает свое истинное лицо.       Одного бокала вина оказывается недостаточно, чтобы заглушить разрывающее изнутри чувство, и по вечерам их количество увеличивается. Александр не считает, сколько раз он наполняет его до краев. Когда страх и сомнения отступают, он достает из ящика стола листок бумаги и макает перо в чернильницу. Александр заранее уверен, что утром его голова будет болеть не только из-за выпитого, но и из-за поступка, в правильности которого сейчас он не сомневается.       Строчки плывут перед затуманенным взором, каллиграфически красивый почерк Александра сбивается и пляшет на бумаге. Не прерываясь, он излагает все свои мысли, опасаясь, что малейшее промедление лишит его уверенности, а чернила, капнувшие с гусиного пера, поставят кляксу, испортив письмо. Переписывать его вновь Александр точно не решится.       Глубоко вздыхая, он стряхивает с листка впитавший излишки чернил песок и, распрямляясь, нервно касается подбородка, заросшего аккуратной щетиной. Сворачивая бумагу в трубочку, Ерохин перевязывает его тонкой ярко-алой лентой и поднимается наверх.       Ночь, опустившаяся плотным полотном за окнами, надежно скрывает его присутствие. Оставив письмо на пороге, он направляется в свою комнату, бросив напоследок полный тоски взгляд на Сашину слегка приоткрытую дверь. ***       «Теперь я, наконец, могу открыться перед Вами, Александр, не боясь показаться жалким и слабым. Одного взгляда Ваших глаз достаточно, что бы мои мысли начали путаться, а земля ушла из под ног. Невозможность прикоснуться к Вам убивает, а улыбка то – что заставляет просыпаться каждое утро.       Я благодарен судьбе за возможность видеть Вас, слышать Ваш голос. Без Вас моя жизнь пуста, а каждый лишний день потерян.       Я не могу без Вас жить. Я люблю Вас и буду любить до конца моих дней. Я верю, что когда-нибудь преодолею свой страх и повторю эти слова, посмев поднять на Вас взгляд. И если Вы ответите на мои чувства, прервется череда бессмысленно проживаемых мною дней»       Заканчивая чтение, Саша сворачивает письмо и надежно прячет в ящике комода. Он ни на миг не допускает мысли о том, что уничтожить его будет куда более разумным решением. Его желание сохранить письмо, столь же провокационно, как и поступок Александра, нарушающий все правила морали.       Остановившись возле распахнутого настежь окна, Саша вдыхает свежий бодрящий воздух. Яркое теплое солнце и смех дворовых детей служат последним штрихом для этого по настоящему счастливого утра. Улыбаясь, он прячет лицо в ладонях. Проснувшееся в душе волнение намеренно игнорируется, Саша не позволяет себе омрачать столь долгожданный момент признания и бросить тень стыда на переполняющее его счастье. Он падает спиной на кровать и прижимает к себе мягкую перьевую подушку. Вера в то, что столь необходимый им разговор скоро состоится, не оставляет никаких сомнений.       Но реальность оказывается куда более жестокой. Подходит к концу второй день, за который Александр ни взглядом, ни словом не дает понять, что готов к встрече с глазу на глаз. Попытки Саши задержать его хоть на миг так же остаются безрезультатны.       Только письмо, написанное хорошо знакомым ему почерком, является неоспоримым доказательством того, что все произошедшее – не сон. А подозрения в том, что Александр подкинул его, поддавшись минутному порыву, и теперь сожалеет о своем необдуманном поступке, пугают своей правдоподобностью.       Совместные поездки в церковь по воле Юрия Ивановича уже много лет являются семейной традицией. Каждое воскресенье они втроем отправляются в старую деревянную церковь на окраине поместья.       Всю дорогу Саша смотрит в окно, намеренно избегая встречи с мучительно пристальным взглядом Александра. Юрия Ивановича не тревожат повисшее в экипаже молчание и неловкость от душащего ощущения затаенных обид. Он с улыбкой осматривает свои владения, находясь в полной уверенности, что все его окружение так же безоговорочно счастливо, как и он сам.       Запах ладана душит, а от сильного голоса, читающего молитвы, по телу бежит дрожь. Пламя тонких восковых свечей пляшет на стенах, бросая отблески на золоченые рамы икон. Саша, потупив взгляд, благоговейно осеняет себя троеперстным крестным знамением, воздавая славу Господу, Иисусу Христу, признавая греховность и недопустимость своих желаний. Ни одно, даже самое искреннее покаяние не очистит его душу от страшного греха, очернившего его помыслы, ни одна молитва не принесет облегчения и не дарует искупление.       Целуя распятие, он ждет, когда ударит гром с небес, воздавая ему заслуженную кару. Но она не постигает Сашу ни в момент прикосновения его губ к кресту, ни позже. Видимо, не пришло его время расплаты.       По окончании службы зал пустеет, и Саша остается один перед иконой Богородицы в ожидании, когда маленький огонек его свечи потухнет. Погруженный в свои мысли Головин не слышит шагов за своей спиной и вздрагивает, когда от его свечи поджигают другую.       Молчание тяжелым грузом ложится на сердце Александра. Опущенный в страхе взгляд Саши выворачивает его душу наизнанку. — Почему вы вернулись, Александр Юрьевич? — учтивости в его голосе не меньше, чем холодной, отстраненной заботы. — Отец просит тебя поторопиться. Служба давно закончилась. — Ерохин в ответ разворачивается к нему и, помедлив, поднимает его лицо к себе, крепко удерживая за подбородок. — Прошу, дайте мне еще пару минут, я еще не успел замолить все свои грехи. — Разве они есть у тебя? — пальцы Александра сильнее сжимают его, пресекая все попытки отстраниться. — Есть, Александр Юрьевич. Гордыня и чувства, испытывать которые мне нельзя, потому что они… — Саша… — Александр знает, какие слова последует после, а чтобы разгадать его желания, достаточно украдкой брошенного взгляда. Задыхаясь, он прижимается губами к его запястью, чувствуя, как в ответ ускоряется пульс под кожей, — Сашенька, скажи мне, ты любишь меня? — легкая дрожь в голосе больше не пугает и он задает единственный вопрос, который имеет для него значение.       Молчание опускается на его плечи и придавливает к полу. Мягко сжимая Сашину руку, он не спускает взгляда с его лица освященного десятком свечей. — Александр Юрьевич…. — Саша все еще избегает встречи глаза в глаза, опасаясь оказаться беззащитным и лишиться последней сомнительной преграды. — Прости меня. Прости за всю боль и унижение, что я причинил тебе… — давно застывшее сердце начало биться, а откровенная, обличающая истинные чувства речь, вытягивает его душу, умоляя о помощи. — Александр Юрьевич, вам не стоит извиняться передо мной, — бормочет Саша и, делая шаг навстречу, смотрит на него снизу вверх, — вы всегда были правы и не допустите ошибок в дальнейшем. Я всего лишь крепостной в театре вашего отца. И прошу у Вас позволения оставаться им и дальше. Раз уж суждено Елизавете Назимовой стать вашей женой, то в Ваших же интересах не менять ничего в отношении ко мне.       Освобождая свою ладонь, Головин отходит в сторону. Секунды, на которые их взгляды замирают в короткой встрече, тянутся вечностью. Время вновь начинает для Александра свой привычный ход вместе со звуком удаляющихся шагов.       Хлопок закрывшейся дубовой двери отдается в груди Александра болезненным эхом. В эти мгновения он вновь ненавидит. Не Сашу, а мир, правилам которого они обязаны подчиняться. Он шепчет слова молитвы, опускаясь на колени и закрывая глаза, надеясь, что когда откроет их вновь, увидит перед собой лицо, черты которого может воспроизвести по памяти. Спустя пару секунд, убедившись, что по прежнему один в стенах церкви, он смотрит на догорающие свечи, которые, потухая, оставляют его в полной темноте.