frozen.

Когда я впервые вижу его, меня не затрагивает ничего, только внутри просыпаются опасения. Казалось, Густаво Акоста слишком странный и не вписывается в привычные рамки всего происходящего вокруг. Он скорее сгусток темной энергии, которая не то, чтобы пугает — скорее отталкивает. Он слишком непонятный и мне не хочется его понимать, хотя раньше люди вызывали у меня глубокую заинтересованность. Мне нравилось то, что вокруг все считали меня вышедшей со страниц глянцевого журнала, чем девушкой, пережившей пожар внутри. Все из Лэйквудской шестерки выглядели потрепанными после прошлого года, и только мне удалось сохранить стойкость и невозмутимость. Виной тому внутренний стержень, что никогда бы не позволил никому увидеть больше, чем они заслуживали. Слишком глупо было полагаться на человеческое понимание, а уж тем более сочувствие. Я ненавидела его. Ненавидела, потому что быть жертвой было не по мне. Моя душа скорее требовала быть охотником, который любого может положить на лопатки. Даже когда по моим волосам и телу стекает кровь моего парня, я не впадаю в дикую панику и слезы. Слезы. Слишком личное. Я стою на пошатывающихся ногах, стараясь смотреть перед собой, пока миссис Дюваль делает свою работу. Я автоматически отвечаю ей «все хорошо» холодным тоном, пытаясь вписать это «хорошо» в свою картину мира, который теперь назывался реальностью. Теперь это сочетание букв кажется мне странным. Что для меня стало хорошим или нормальным, для остальных людей хаос. Я и сама стала этим самым хаосом, стараясь не выпустить его за рамки собственного тела. Воспоминания о Джейке сковывают моё горло железными цепями, и мне хочется опять кричать. И не важно, что никакой крик не поможет выплеснуть наружу всё то, что накопилось внутри. Я вспоминаю его дурашливое поведение и глаза закрываются сами собой. Что дается другим людям с таким трудом, для меня раз плюнуть. Ты просто держишь внутри всю ту боль. Люди любят говорить о боли, ища утешение в тех, кто находится рядом. Видимо, им становится легче от того, что чья-то легкая рука поглаживает их по волосам и успокаивающим тоном заверяет их в том, что скоро всё изменится. Плохие времена пройдут, и всё станет на свои места. Кто-то учится притворятся, кто-то начинает верить, что всё наладилось. Но на самом деле уже ничего не становится таким, каким было ранее. Когда Акоста приближается, становится проще. Хочется выдохнуть, а вместе с воздухом выходит всё отчаяние, что накопилось. Он никогда не спросит нужен ли он мне рядом, он у з н а е т это сам. Не берусь больше говорить за чувства или ощущения, но что-то внутри него самого подсказывало ему как нужно действовать. Пока все опасались его, и оглядывались на него как на ходячий клинок, я приближалась всё ближе. Мы оба были оружием и только мир это понимал. Мы оба были настолько изломаны внутри, что никто другой бы не понял нас так, как это делали мы. — Особое место для особых друзей? — спрашивает он, и дыхание спирает. В голове ничего не повернётся назвать его другом, но язык изменчиво произносит очередную колкость, как по заданной программе. «Не подпущу» — кричит всё естество, бешено колотясь внутри, словно загнанный зверь. Слишком уж много я потеряла, чтобы потом бороться с потерей его. Он уйдёт/с ним что-то случится. Всегда что-то происходит. Невольно завидуя Эмме с Кираном, я бьюсь в панике от того, что у меня не выходит хороших концов. Только не у меня. Чередой событий, что обостряли мое восприятие мира, стали сплошные разочарования в близких, друзьях... отце. Когда он прикасается, электрический заряд пронзает мое тело, и я невольно ловлю себя на мысли, что с Джейком такое случалось редко. Он словно самый верный товарищ, рядом и готов подставить своё плече. С ним ты можешь быть слабой, а вот с Густаво этого не получится. И не потому, что он не позволит, нет. Потому что рядом с сильным человеком хочется быть стойкой. Словно пример, которому ты следуешь и не имеешь права опустить планку. Я никогда не скрывала свои эмоции, несмотря на то, что думали другие. Только пройдя эту дорогу в адский год, что довелось пережить нашему городку, я научилась не реагировать. Эмоции проскакивали сами собой, и с ним держать себя в руках было сложнее. Ты не покажешь публике, собравшейся возле сцены и лицезрея представление в виде «Озерной девы» своё разбитое сердце. Но ты всегда можешь преподнести им на блюдечке ненависть. Это намного приятнее, чем первое. Ты бросаешь им всё это, и ждешь когда же они наконец подавятся чёртовым отвращением от них самих же в купе с их лицемерием. — Вы – это посмешище. И город давно прогнил, до основания разрушенный вашими деловитыми выступлениями. Джейк мёртв. Он должен был быть здесь со мной, а вместо этого отправился в пустоту. Вы знаете об этом? Хоть один из вас задумывался над тем, что там? Потому что, чёрт возьми, я видела. Там большое ничего, а вы превратили скорбь в лицедейство. Вы отвратительны, и всё, чего бы мне хотелось, чтобы Лэйквуд исчез с лица земли. Я бросаю микрофон на землю, даже не задумываясь над тем, чтобы остаться и взглянуть на реакцию людей. Выпитое из фляги Зои помогает мне стать еще смелее и не искать утешения даже в друзьях. Никого не хочу видеть. Никого, если этот кто-то не Ставо. Он приходит ночью, когда никто не может его заметить. Как призрак врывается в мою комнату вместе с ветром и ложится рядом. Тепло от его тела наконец-то согревает меня и дарит умиротворение. Странное чувство тошнотворной нежности, которое раньше могло бы оттолкнуть, но теперь заставляет меня прижаться к нему и укрыться в его объятиях от черных красок остального мира. Когда всё заканчивается, я впервые позволяю себе слабость. Впервые. Но я не жалею Эмму, не берусь утешать её от того, что её возлюбленный оказался настоящим монстром. Этой девочке не нужно было утешение, ей нужна была обычная жизнь. Вырваться из рутины [теперь убийства и то, что люди на расстоянии вытянутой руки оказывались настоящими чудовищами стало обычным делом, и пугало скорее отсутствие этого нежели наличие в нашей жизни]. Отправится куда подальше вкупе с самыми близкими – идеально. Отправится туда, дабы забыть настоящие кошмары или сбежать от собственных [сбежишь ли ты от снов?] и оторваться по настоящему. Впервые за долгое время в мой мир врываются яркие краски. Они разрисовывают улыбки окружающих, и даже мою, от чего становится легче дышать. — За новую жизнь, — поднимаю я баночку с пивом, будто это был самый изысканный напиток из всех, что я пила. Эмма обнимает меня как-то по доброму и предупреждает о том, чтобы я не смела сегодня переставать улыбаться. Я качаю головой в ответ, но ничего не отвечаю. Глазами встречаюсь с Густаво по другую сторону огромного костра, но лишь на мгновение. Маленькая вечеринка перерастает во что-то сумбурное и слишком громкое. Рядом с парнем стоит девушка и что-то оживленно рассказывает ему. Он отвечает ей так же, улыбаясь, уходя в разговор целиком и полностью. Меня словно что-то сшибает с ног, и я отвожу взгляд в сторону. В голове всплывают картинки с Джейком и тем, как он пытался вывести меня на эмоции, заигрывая с другой девушкой. Акоста был другим. Ему не нужно было ничего делать мне на зло, он бы и не стал. Картинка выглядела такой натуральной, что мутило. Я передаю свой напиток Эмме, которая через мгновение уже смотрит непонимающим взглядом мне вслед. Я не хочу оставаться здесь, я хочу скрыться где-нибудь от посторонних взглядов и лишних вопросов. Слишком сложные отношения, слишком сложные мы. Невозможно быть такими разными и похожими одновременно, но парадоксы случаются. Мир полон дерьма, и одно из них – это настоящие чувства. Когда ты уже не знаешь, что следует сделать, и уж тем более не знаешь, когда следует сделать шаг навстречу. «Скоро это всё закончится и я уеду». Повторяю это как мантру, словно убеждая себя в том, что все эмоции утихнут как только перед моими глазами перестанет представать все лица знакомых и друзей. Возлюбленных. Отъезд. Вот настоящая причина разлада. Всё, чего мне хотелось, это сбежать с Ставо и больше никогда не быть запертыми где-то в пределах определенного штата, и уж тем более городка. Он всегда сковывал меня, не давая раскрыть свои возможности на полную. Нью Йорк казался выходом. Это словно сбежать и начать всё с начала. Но мне впервые не хотелось бежать одной. Когда я осознаю, что зашла слишком далеко, становится поздно. Я достаю телефон, но обнаруживаю лишь то, что связь не ловит. «Отлично»- делаю заключения про себя и оборачиваюсь по сторонам. Тьма леса лишь окутывает меня, словно отражение моей собственной души. Где- то слышится гром. Значит, приближается буря. Я поворачиваюсь, и пытаюсь выйти так же, как и зашла сюда. Но найти дорогу обратно оказывается совсем не просто. Внезапно я слышу чьи-то шаги. Под ногами идущего ломаются ветки, и мне становится не по себе. Интересно, какие звери водятся в этих лесах? Или это был кто-то из ребят? — Эй! — окликаю я, пытаясь вложить в свой голос как можно больше уверенности. — Здесь кто-то есть? Я немного сбилась с пути. Вспышка молнии осветляет всё вокруг, и я вижу силуэт в плаще. По коже бегут мурашки, ведь стоящий напоминает мне того самого маньяка, с которым нам удалось наконец-то покончить в Лэйквуде. Инстинкт самосохранения тут же срабатывает и адреналин заставляет меня сорваться с места и бежать что есть мочи. Но мне не удается уйти далеко, кто-то хватает меня за волосы и я почти падаю на колени. Человек в маске удручающе молчит, наматывая прядь волос на кулак, не давая мне вырваться. Я пытаюсь отбиться от него, но ничерта не помогает. Когда в следующей вспышке я вижу поблескивания кинжала в руках у стоящего, я обмякаю. Имеет ли смысл кричать? Дергаться? Что вообще имеет смысл? Забавное стечение обстоятельств: приехав сюда, мы пытались сбежать от всего того, что преследовало нас на протяжении долгих месяцев дома. Мы надеялись превратить эту поездку в праздник выживших, но кошмар не закончился. Я поднимаю голову вверх, чтобы посмотреть в лицо собственной смерти. Очередная вспышка озарила пространство, и я встречаюсь взглядом со слишком знакомыми меня глазами. Такого не может быть. Это просто очередной из кошмаров, которые преследуют меня ночью каждый день. Но никак не правда. Это не он. — Брук Мэддокс, — раздается грубый компьютерный голос, и хватка этого человека ослабевает. — Я оставлю тебя в живых только для того, чтобы ты передала остальным. Наша игра еще не закончена. Ничего не будет закончено, пока я не позволю. И если ты сделаешь хотя бы шаг за пределы Лэйквуда.. — он запинается, словно оговорившись, и тут же продолжает: — Если кто либо из вас его сделает, ты умрешь первая. Человек в плаще буквально бросает меня на землю, отправляясь восвояси. Всего несколько секунд, и я начинаю истошно вопить и бить землю руками. Волна ненависти охватывает меня, накрывая с головой и желая смерти всему живому вокруг меня. Наплевать, друзья это или недруги. Наплевать на всё. Пусть все умрут, а вместе с ними и я. Пусть все канут в небытие, и чтобы никогда не существовало. Поднимаясь на ватных ногах, я растираю по лицу грязь, стараясь остановить нахлынувшие слезы. Они были не от того, что мне было больно. И даже не от страха. Они подступали от озлобленности на собственное бессилие. Кое как добравшись до дома, я захожу внутрь, падая на колени прямо на пороге. Ко мне подлетают Одри и Эмма, пытаясь расспросить где я была и что со мной произошло. Со всей силой, присущей мне, я отталкиваю девушек, вновь поднимаясь на ноги. На пороге комнаты возникает Ставо. Слишком невозмутимый. В его глазах не читается не единого намека на волнение. Он знал где я. Он знал, что со мной. Он никогда не отпустит меня. Я подхожу к нему и руки смыкаются на его шее. Обнимая меня в ответ, он прижимает меня к себе так, словно годами не видел. Он прижимает меня так сильно, что воздуха перестает хватать. Но мне становится всё равно. Я приподнимаюсь на носочках и шепчу ему на ухо: — Твоя взяла.