Взрослые дети

Астрид знает, что так не должно быть. Все происходит само собой, так быстро и неожиданно, что ни она, ни Иккинг, не успевают понять. В какой-то момент, смотря на нависающего над ней Иккинга, который снял броню, она понимает, что все происходящее не правильно. Но горячие прикосновения и сладкие поцелуи слишком затуманили ей разум и трезво думать, просто не получается. Голос Хэддока смешивается с её стонами и дурацким скрипом деревянной кровати. О произошедшем никто не должен знать. В те дни, когда Иккинг остается у неё на ночь, она замечает, что он ненавидит быть вождем. Она знает это лучше, чем он сам. Возможно, Хэддок этого даже не осознает, спрятав это под мерзкое и липкое слово «должен». Она видит это и в какой-то момент, понимание накрывает её словно ледяной ушат воды. Иккинг все испортит. Он поведет их за собой, принесет потери и боль. Когда? Она не знает, но мысленно готовится к этому. Иккинг хочет другой жизни. Где-то там, далеко за облаками. Там где не будет долга служить «своему» народу, там, где будет свобода и вечные полёты на драконах. Астрид умеет хранить секреты, но сейчас их слишком много. Они заполнили каждый уголок её жизни. Секреты в амбаре, под кроватью в её комнате, догорают в камине, в кармане на седле Громгильды, в волосах у Иккинга меж косичек. Астрид Хофферсон тошнит от собственной жизни, скрипа половиц у неё в доме и от противного слова «свадьба». Каждая часть её жизни неправильная и какая-то извращенная. Но она наслаждается пороками и ошибками, не думая о последствиях. Они вместе с Иккингом не думают. И Хофферсон не знает, кто из них больший безумец. Иккинг выматывается после каждого дня на Олухе. После тех жарких речей, которые так любил его отец, после разговоров с людьми и после постоянных правил и запретов, которые теперь его работа. Его долг. Но все эти силы и потерянная энергия, словно уходят в пустоту, в никуда, оставляя вождя пустым. Когда Астрид смотрит на него, то не видит вождя, она видит ребенка, которого сломали. Каждую пятницу и среду, у них с Иккингом один и тот же разговор. По пятницам эту тему поднимает Иккинг, а по средам Астрид. После того, как у неё в спальне наступает тишина, одеяло перестает быть таким колючим, а по телу расплывается приятная нега от удовольствия, начинается их вечный разговор. — Астрид, ты же знаешь, что это неправильно? — Иккинг откидывается на подушки и проводит пальцами по светлым, растрепанным волосам девушки. — Не будь бараном, Иккинг, я и без тебя это знаю, — Астрид смотрит на него и понимает, что он лжет. Иккинг не думает что это неправильно или плохо, так же как и она. Иккингу нравится то, что происходит между ними. — Это я виноват, — Хоффресон подавляет в себе желания закатить глаза, она должна следовать правилам их игры — я опорочил тебя и втянул в этот срам. Она знает, что Иккинг не чувствует себя виноватым. Он чувствует себя достойным и ужасно гордится тем, что затащил Астрид Хофферсон в постель раньше времени. Астрид тоже не жалеет, она наслаждается всем этим «срамом» с таким же извращенным удовольствием как и Хэддок. — Перестань, — по привычке — мы оба в этом виноваты. Они молчат какое-то время, прежде чем меняют тему или засыпают. Но Астрид знает, что в среду они возвратятся к этому разговору. Иккинг тащит на остров все новых и новых драконов. Каждый раз, возвращаясь на остров с новым драконом он говорит довольное — «я дома». Но Астрид знает, что он дома только потому, что драконов на Олухе сейчас больше чем людей. Иккинг словно пытается изменить Олух, растянуть его, сделать с ним хоть что-нибудь, чтобы он перестал напоминать то место, где он вырос. Астрид знает, что Иккинг — это драконий принц, а его мать королева. Им комфортно быть здесь, окруженными созданиями приисподни. Астрид ничего не имеет против драконов и того, что делает новый вождь, но предчувствие опасности её не оставляет. Потому что она понимает — Иккинг не вождь. В какой-то момент, Астрид начинает беспокоиться слишком сильно, чувство надвигающейся опасности не дает ей покоя ни днем, ни ночью. И только рядом с Иккингом это чувство притупляется, уходит, словно Иккинг — это луч света, разгоняющий тьму сердца Астрид. А потом, случается это. От Готи Астрид летит к Иккингу на драконе, чуть не сбив по пути парочку викингов и овец. — Иккинг Ужасающий Карасик Третий, тролля ты сын! — она врывается в дом Хэддока словно ураган. — Астрид? — вождь на удивление дома. Он бодр и весел, потому что пятнадцать минут назад вернулся с прогулки на Беззубике — что случилось? Хофферсон достает топор и тупой стороной прижимает его к горлу парня, заставляя отступить того к стене. Сердце у неё бьется о ребра так сильно, что дышать больно. Иккинг выше её на две головы и держать топор, угрожая ему, не так удобно, как пару лет назад. Хофферсон пытается привести дыхание в порядок, но, Один, это невозможно, потому что она не в порядке! — Ты, — тяжело дыша, начинает она — женишься на мне. — Что? — Иккинг удивляется, слыша от девушки такие заявления — ты же говорила, что сейчас не время? Да и сама посуди, сейчас у нас столько проблем, видела, что твориться с Беззубиком? — Заткнись, и слушай сюда, Хэддок, — она делает нажим на слове «заткнись» — ты женишься на мне, потому что я ношу под сердцем твоего ребенка. Иккинг от удивления открывает рот и с немым вопросом смотрит в глаза Хофферсон. У него в глазах - страх и ужас. — Мы были правы, — почти шепотом начинает Астрид, сдерживая слезы. Если сейчас она начнет плакать то, кажется, уже никогда не сможет перестать — все это было неправильно… — Астри… — Иккинг опускает топор, который девушка все еще держала у его шеи и обнимает её — мне жаль, это моя вина… И почему-то она больше не слышит фальши в его голосе. Так ярко, словно солнце в воде, отражается боль и чувство вины. Сейчас его время быть сильным. — Да, это твоя вина — Астрид не хочет больше лгать, ни Иккингу ни себе. И в этот момент, она понимает, что они больше не дети.