Страшный кошмар.

       Почему так страшно?        Женщина бродит, как привидение, ступает на цыпочках, ищет выход, но боится вырваться.        После смерти Фугаку, по невыясненным обстоятельствам, главой их клана стал её старший сын — Итачи. И всё будто повернулось вспять, стало её самым жутким кошмаром, долгим и беспробудным, тянувшимся, как нитка под упорной иглой. Всё превратилось в какую-то пучину, статика дней захватила её в этот долгий момент, когда ей только что сообщили, что Фугаку мёртв. Она всегда вспоминала этот момент, стоя на том самом месте, где и стояла тогда, смотрела на себя извне, на ту, другую, что не плакала вовсе, ведь жизнь была несладка, ведь ей не повезло. Брак по приказу, любовь по приказу, жизнь по приказу. Она боялась дышать в присутствии мужа, так страшно было нарушать его стучащий молотком, голос, бьющий первую панихиду.        Она всегда всего шарахалась. Не общалась с соклановцами, зная, что в спину ей посылают проклятия, что недоумевают, что злятся, ведь она не такая, как они.        И ей было страшно идти домой одной, она оглядывалась, как сплошной нерв, дрожала, ведь страшно, ведь очень страшно.        Внутри клана её ненавидели, даже требовали, чтобы Фугаку отказался от неё, нашёл другую, ведь слово клана — закон. Но Фугаку молчал. И с ней рядом молчал, и не слышно было его голоса, и не видно было его глаз.        Ей повезло тогда, что она забеременела. Но и это было лишь полдела. Нужно вынести ребёнка, родить его здоровым, а главное мальчиком, иначе ей сломают шею, а она у неё тонкая, мужицкие руки и не будут напрягаться.        И она просыпалась в кошмаре, с вывернутой шеей, держалась, чтобы не зарыдать в голос. Тень самой себя, тень своего мужа, тень своего страха,— она вынесла первенца. Мальчика, который в будущем возглавит клан.        Она ненавидела этого ребёнка. Ведь с ним связаны её страхи, её сны, где она с вывернутой шеей, лежит, неподвижно, а глаза стекленеют, заполненные слезами. И она не хотела даже подходить к этому ребёнку, пока её не ударили по щеке, пока не упала. Пока не сказали, что это её обязанность. И она воспитывала это дитя, тихая и спокойная, неприступная для детских ручонок, тянувшихся к ней, чтобы сцапать прядь её волос в свои пальчики, сжимать их в кулачок, оказывая ей поддержку.        Вскоре, страх отступил. Пришло лишь опустошение и усталость. В клане её до сих пор недолюбливали, но теперь молчали. Ведь она мать будущего лидера клана. Так-то.        Дни тянулись долго и неинтересно, нудно и скучно. Потом она снова забеременела. В этот день ей снился хороший сон, где младенец кричит во сне, зовёт её, а рядом с ней, умолкает, становится ангелочком и тихо дышит, и звуки его дыхания напоминают ей райскую мелодию, сыгранную на арфе.        И она любила Саске больше жизни. Это был её ребёнок. Не клана, не общественности, а именно её сын, что родился для неё, чтобы быть её чадом.        Микото боялась мужа, боялась, что отберёт, не замечая, что Итачи, как хищная крыса подкрадывается к её ребёнку, чтобы быть с ним рядом всё время её страха.        Дни продолжались тянуться, а она спала тревожно, вскакивая и выбираясь из постели мужа. На цыпочках, в комнату Саске, чтобы посмотреть на него, такого красивого в этой своей безмятежности и бесстрашии, ведь во сне он становился маленьким принцом, что спасает этот мир.        И тогда пришёл страх. Ведь Саске в кровати нет, ведь комната пуста. Тогда ей стало дурно, она выбежала прочь, подавляя крик ужаса. Бегом, не обращая внимание на воронье карканье, куда-нибудь, лишь бы к сыну.        Она решила заглянуть в комнату Итачи, если что попросить найти, но тут ей предстала картина: Саске, мирно посапывающий, спит на груди брата, чья рука лежит у него на талии. Саске дышит ему почти в шею, согревая её теплом, а руки Итачи сжимаются на талии Саске крепко, как жгуты прочные, не вырваться.        И она поняла. Вот он её страх, страх, что Итачи отберёт у неё её мальчика, её ребёнка. И этот страх, как горячее железо, колышет тихий океан, вызывая бурю.        Её ненависть к Итачи стала сильнее. Она прятала Саске, не отпускала его от себя, видя, что он тянется к старшему брату, который, как злобная крыса, смотрел на неё злыми глазами, обещая расправу.        Вся жизнь, как под страхом, вся жизнь, как в паутине. Она плакала, боясь всего, дрожала, зная, что Саске сейчас с Итачи, что её свет тянется к этой темноте, что поглотит его вот-вот.        Фугаку никогда не обращал на неё внимания. Чего бы ему и сейчас обращать внимания? Но с ним было привычно, однобоко и уютно. С ним было просто никак.        Но пристанище рядом с ним было, как причал для неё.        А сейчас Фугаку нет, сейчас Итачи главный, сейчас крыса стала больше, сейчас опаснее.        И вот она входит в его комнату, видит Саске, сидящего у него на коленях, обнимающий подростковыми ручками, которые, как веточки, обнимает и улыбается, а она с вывернутой уже давным-давно шеей смотрит пусто и холодно. Все кошмары сбылись.