Одержимость

Похороны Билла Амундсена должны были состояться уже на следующее утро: крепкий на вид юноша с золотистыми волосами будто бы спал в гробу, пока его родственники, а так же друзья, знакомые и прочие, и прочие медленно покидали церковь, отстояв прежде продолжительную отповедь по усопшему. Священник, покачивая головой из стороны в сторону, попросил более молодых служителей водрузить на гроб крышку, а после сказал уже и им расходиться по домам, сетуя на уже более, чем позднее время суток. Проследив за тем, как обитель господа на земле окончательно опустеет, он — седовласый уже старик с маленькими круглыми очками на носу — аккуратно присел на ближайшую к гробу скамейку и, локтями о колени, тихо произнёс: — Ну что же, раб господень, Билл. Теперь пришла и моя очередь высказать тебе пару слов, как думаешь? В ответ была лишь тишина да потрескивание с десяток свечей на алтаре. — Такой чудесный юноша, а что же в итоге? Какая-то болезнь сумела будто бы съесть тебя! Как глупо, о, как глупо… — священник спрятал лицо в ладонях и шумно вдохнул. После, неожиданно выпрямившись, он всплеснул руками и продолжил говорить уже более громко и уверенно. — Ну, раз на то была Воля Божья… Да какая Воля Божья? Я каждый раз произношу это фразу, будто заклинание, когда происходит что-то такое, чего по идее Всевышний допустить никак не мог! Старик замолк. Лишь через какое-то время он вновь пришел в движение, запрокинув голову назад, чтобы тихо и хрипло рассмеяться. — Ну, какой из меня священник, если каждый раз говорю людям о силе веры, когда эту самую силу не могу найти у себя самого! — сетовал он.  — О, Билл… Если все же существует что-то такое, что немного сильнее всего сущего, я бы хотел попросить, чтобы твоя душа вновь вернулась на землю. Туда, за пределы мироздания должны уходить те, кто уже выполнил свой земной долг, а значит может быть свободен от болезней и невзгод реальности. О, Билл — я, конечно, понимаю, что ты не был совершенно идеальным юношей и любил заниматься тем, что взрослые запрещают, но… — священник осекся. Ненадолго задумавшись, старик, после, быстро произнёс уже резко раздраженным тоном. — Господи, я говорю с трупом лишь потому, что выговориться больше некому! Скажи кому, что я считаю веру лишь хорошей психологией, костры инквизиции вновь введут в оборот! Священник медленно поднялся со своего места, опираясь на спинку, и направился к главной двери дабы запереть её — однако, сделав всего пару шагов, тот остановился, судорожно вслушиваясь в тишину. Откуда-то позади отчетливо доносилось шуршание: но не от мышей, нет! церковь вытравила их ещё с полгода тому назад; из людей тоже никто остаться просто не мог — оттого-то на лбу священника и выступил холодный пот, а голова его разом выдала все молитвы. Абсолютно все молитвы, что даже считались стариком напрочь забытыми. Шуршание резко прекратилось — но лишь для того, чтобы в каламбурной гробовой тишине, звук съехавшей крышки гроба был сравним с выстрелом из артиллерийской пушки. Священник не упал лишь потому, что успел схватиться за спинку ближайшей скамьи и, дернувшись всем телом, он развернулся к деревянному ящику, вид коего, в тусклом свете свечей, казался более, чем ужасающим. На несгибающихся ногах, старик сделал пару шагов в сторону, чтобы, издалека взглянув на труп, все же успокоить нервно колотящееся сердце. Эти движения дались ему с невероятным трудом, даже несмотря на все старательные попытки мысленно смахнуть все на плохую работу служителей, не удосужившихся проверить, насколько хорошо легла крышка на её законное место… Лишь спустя целое мгновение, священник обратил внимание на то, как рука покойного Билла Амундсена аккуратно водружается на деревяшку. После, столь же медленно, тело приняло сидячее положение, с хрипом вдыхая воздух. Костяшки на его ладонях побелели, когда труп переместил весь свой вес на руки в попытке перебраться через достаточно высокий бортик — однако дело вышло неудачно и вроде как бы усопший Билл так и остался в гробу. Старик, наблюдавший за происходящим широко распахнутыми глазами, только и мог, что нервно икнуть да начать медленное ретирование к двери: вот только непослушные со страху конечности подвели, и священник с грохотом оказался на полу, отчего на него тут же обратил своё внимание покойник, удивленно уставившись на того голубыми, будто бы светящимися изнутри, глазами: головы, впрочем, толком не поворачивая. Старик, какое-то время побыв в состоянии оцепенения, вновь вернулся к аккуратному отступлению к двери — только уже ползком. Труп тоже перестал пялиться на шевелящийся объект в черном одеянии и, переставив руки по-удобнее, наконец встал на пол, перемахнув через борт гроба. Пару секунд Билл стоял слегка пошатываясь, отчего ему пришлось найти временную опору — после, пригладив жёлтые, словно пшеница, волосы и убрав их в одну сторону, парень провёл с той же аккуратностью ладонью и по лицу: бледная, уже отдающая синевой, кожа тут же приобрела более живой оттенок, синяки под глазами почти пропали, а поначалу дерганные движения тела стали плавными и оттого напоминающие движения уже взрослого мужчины, но никак не едва совершеннолетнего подростка. Священник наблюдал эту перемену и потянулся к кресту на шее, тем самым преодолевая весь свой внутренний ужас перед необъяснимым. Покойник, впрочем уже переставший выглядеть таковым, сделал уверенный шаг вперёд, но тут же приостановился для того, чтобы убрать с плеча небольшой бутон белой хризантемы — повертев объект в ладони, он водрузил его себе за ухо. Сделав пару шагов, как раз оказываясь в проходе рядом со священником, юноша вновь остановился, слегка склонив голову по направлению к старику, который, едва шевеля губами, при этом сжимая в руке большой крест, прошептал: — Изыди, демон! — Какой из меня демон, если я нахожусь в церкви? — спокойно произнёс юноша, присаживаясь на корточки для того, чтобы вынуть из онемевших пальцев металлический предмет. Покрутив тот в руке, парень, не приложив никаких усилий, смял крест, будто жестянку, и, словно задумавшись, уронил его на пол. — Мне нужна моя трость. Точно, трость… — юноша стал сжимать и разжимать ладонь, где прежде был объект, а после, поднявшись на ноги, не спеша зашагал к входным воротам, отчего по помещению разнесся равномерный стук соприкосновения каблуков с напольной плиткой. Среди тишины хлопок отворившихся дверных створок показался просто оглушительным — ветер, получив доступ в помещение, первым же делом потушил свечи. Силуэт на фоне ночного города показался священнику настолько четким, будто «сама тьма ада спустилась на землю»: другая же тьма застлала его глаза уже в последующее мгновение, когда организм старика решил, что теперь точно можно впасть в беспамятство.

***

— Это просто невозможно! — твердили на перебой супруги, едва оказавшись на пороге друга их семейства. Эдмунд, как его звали, был совершенно против такого посягательства на личное пространство, но отказать в приёме не имел ни малейшей возможности: поэтому, со скучающим видом устроившись в кресле, он уже как час выслушивал одну и ту же информацию. — Если это чья-то шутка, то это невероятно кошмарная шутка! — мисс Амундсен, всплеснула руками, отчего её белокурые короткие локоны синхронно дернулись вверх-вниз. — Кому это могло понадобиться, я ума не приложу, — мистер же Амундсен почти не двигался, глядя куда-то в сторону Эдмунда, однако никак не на него самого. — Не мог же труп, прости Господи… Мой сын восстать и просто уйти из церкви! — выдала мисс и покачала головой. — А почему бы и нет, — с абсолютно ровной интонацией отреагировал на это Эдмунд, отпивая из чашки кофе. — Ты это сейчас серьёзно? — мужчина напротив него приподнял бровь, отодвигаясь от спинки диванчика. — Абсолютно, — Эдмунд брякнул чашкой о блюдце, располагаемое на низком столике, и тихо простонал, спрятав лицо в ладонях. — Нет, я больше не могу молчать, больше не могу… — было едва различимо в его бормотании. Семейная чета переглянулась и не понимающе уставилась на молодого мужчину, пока тот, наконец, не обратился к ним. — Джей, Клара, я знаю, что произошло на самом деле и куда делся ваш покойный сын… Только пообещайте мне воспринять все серьёзно, хорошо? Эдмунд обвел взглядом присутствующих: те, переглянувшись, ничего не ответили, а лишь продолжили смотреть в ожидании на мужчину. Тот, сделав глубокий выдох, продолжил: — Билла действительно нет, а вот его бренное тело… А кстати! вот и его бренное тело, — Эдмунд, с нервным смешком, указал куда-то позади себя. Пара проследила за направлением этого жеста и, взглянув на арочный проем, ведущий в другие комнаты, застыли, не смея что-либо сказать. — Мое имя Нон, — представился юноша, поправляя дорогой плащ цвета бордо и, убрав за спину трость с позолоченным набалдашником в виде некой птичьей головы с заострённым концом, плавно поклонился и вновь выпрямился во весь рост. — Билл? — почти синхронно прошептали супруги, однако мужчина так и продолжил сидеть неподвижно с широко распахнутыми от шока глазами, а леди же поднялась со своего места и, подошла к юноше, впрочем, остановившись за пару шагов до него, в нерешительности дерганно приложив уже было протянутую руку обратно к груди. — Этого просто не может быть. Но ты же ведь Билл, мой Билл… — шептала женщина, не отрываясь смотря на того. — Ваш Билл уже как двое суток тому назад отправился за грань. Я же просто позаимствовал его тело, — парень замолк, чтобы через пару мгновений быстро добавить. — На время.  — И кто же ты такой, если не Билл, чёрт возьми?! — мужчина поднялся со своего места и с ненавистью взглянул на него. — Я Нон и я чистая энергия… — невозмутимо начал юноша, но его тут же перебил Эдмунд: — А если точнее, то вполне реальный человек, который… сдох эдак с пару веков тому назад. — Эд, не нужно каждый раз напоминать, что я несколько… В возрасте. — В возрасте? — мужчина развернулся в кресле, дабы взглянуть юноше прямо в глаза. — Ты не просто в возрасте, Нон. Ты крайне хитрожопая душа, что раз за разом возвращается в реальность просто потому… Да просто потому, что может! Нон плавно подошёл к креслу, в коем Эдмунд, ссутулившись, скрыл лицо в ладонях. Юноша присел на подлокотник и, со вниманием оглядев сидящего, резко поднял глаза, обращая внимание на фразу. — И это все… Действительно правда? — подал голос Джейкоб. — Действительно, — тут же отреагировал Нон, широко улыбнувшись. Эдмунд наконец отнял голову от рук и, с отсутствующим выражением лица, принялся смотреть уже куда-то себе под ноги. — Это не наш Билл, Клара, — подвёл свой итог глава семейства и, тяжёлым взором уставившись на юношу, продолжил. -… Однако, я считаю пропажу тела нашего сына и столь четкую его копию перед моими глазами крайне грубой шуткой и богохульством. Вы знаете, что это… Уголовно наказуемо? — О, вы все же… Не верите? — улыбка с лица Нона спала, но тут же появилась вновь, словно юноша, поначалу глубоко удивившись, тут же пришёл к осознанию ситуации. — Ох, все время забываю, что имею дело с людьми, которые дальше своих мирских забот просто не видят. Я, конечно, не люблю что-либо доказывать… Нон поднялся со своего места и встал в стойку, выставив одну ногу вперёд: развернувшись боком, он, одним плавным и оттого медленным движением, переместил ладонь от набалдашника своей трости ближе к середине древка и, в получившимся замахе, протянул трость по направлению к лицу Джейкоба Амундсена. Тот замер, пошатнувшись, и не моргая уставился на тонкое лезвие прямо перед своим носом: основание трости, пребывавшее прежде в неком сложенном состоянии, прямо на глазах в несколько раз увеличилась в размерах, приобретая из цвета красного дерева цвет перламутровой раковины и начав словно бы светиться изнутри — то же действо произошло и с набалдашником, который, растянувшийся в ширину, стал плоским, как металл меча. Не убирая светящееся «опахало» от лица собеседника, юноша закончил фразу: -…Раз дело обстоит так, то я считаю необходимым продемонстрировать свою истинную природу. Эдмунд, проследив за действиями Нона и оценив ситуацию, подскочил с места и буквально повис на странном орудии: — Нон, не смей! — он буквально налег всем весом на чужую конечность, и юноша, хотя и бывши ниже ростом, поначалу вообще не сдвинулся с места, словно не ощущая давления, но все же медленно опустил то, что раньше было обыкновенной тростью. — Вы… — испуганно начала женщина и осеклась. — Нет, не угадали — я не демон, — грубоватым тоном выпалил Нон. — Я просто энергия, душа, что нашла лазейку в этот мир дабы закончить все свои дела… Это тело лишь оболочка! Бесполезная настолько, что её в итоге похоронят под слоем земли — я просто занял пустой сосуд! … И, хватит смотреть на меня с таким видом, словно я посягнул на важнейшую из святынь! — Хей, что за крики? — внезапный возглас имел огромный эффект: все замерли и, инстинктивно, перевели взгляд на входную дверь. Там, в проеме, стоял человек, одетый в полицейскую форму и, несколько по-хозяйски, аккуратно пытался повесить зонт на вешалку. — Эдмунд, к тебе вечно как не зайдешь, у тебя то тишина гробовая, то шум, будто у себя бал прини… маешь, — мужчина осекся, стоило ему окончательно развернуться и обвести взглядом присутствующих: наткнувшись именно на юношу, полицейский потерял дар речи, а после, уже позабыв про предмет своего гардероба, попятился к двери, не отводя от Нона расширенных зрачков. В это же мгновение все предметы — чашки на кофейном столике да и сам столик; вешалка в углу, комод и прочее-прочее — все разом подлетело в воздух, однако совсем невысоко и лишь для того, чтобы с грохотом вернуться в исходное положение. Полицейский буквально вылетел из помещения, в впопыхах чуть не чертыхнувшись на пороге дома: семейную чету явно передернуло, а после, под негодующий взор Нона, уже и они покинули сие место. Как только в помещении вновь воцарилась совершенная тишина, лицо юноши приобрело умиротворенное выражение — увы, лишь на пару мгновений — после чего тот стал удивленно рассматривать обозленный лик прямо перед своим носом. — Нон, вот ты говоришь «я не демон, я не демон», а ведешь себя прямо как он! — Эдмунд со всей силы тряханул парня, вцепившись в ткань рубашки, отчего плащ Нона неминуемо сполз на пол, глухо ударившись о поверхность. — Ты самая натуральная мразь, слышишь?! — Ш-ш, не кипятись, — юноша положил руки на чужие плечи. — В моих силах слегка подправить им память… — О, я помню, как ты в последний раз подставлял память, — прошипел Эдмунд. — Ты просто убил того журналиста! — Надо же и я его вспомнил! Ну, да, тогда я действительно увлекся… А ещё он не только про тебя гадости писал — ну вот как я еще должен был поступить? — Да хоть напугать его, но не убивать же?! — Эдмунд отпустил юношу и принялся нервно расхаживать по комнате. — Он бы в любом случае покинул бренный мир эдак пару дней спустя! — Послушай… вот откуда у тебя такая уверенность? — зло выплюнул мужчина, останавливаясь около кресла. — Помниться мы уже разговаривали на эту тему, — Нон задумчиво приложил палец к губам и аккуратно стал приближаться к собеседнику. — Я уже пытался объяснить тебе, что моим глазам дано видеть некоторые вещи за гранью твоего понима… — Кресты на людских судьбах, да я помню, — резко перебил его Эдмунд, однако уже не выглядевший озлобленным, а скорее усталым. — О, силы мира сего, а я уже начал отвыкать от твоего присутствия в своей жизни…

***

— Чаю? — Нон появился перед самым носом Эдмунда крайне внезапно, отчего того предсказуемо передернуло. — Спаси… Когда это ты успел заварить чай? — спросил тот, принимая чашку из чужих рук и наконец-то усаживаясь в кресло. — О, я чего только не успел, пока внимал краем уха твою чудесную проповедь, — юноша сделал несколько шагов до арочного прохода, но уже было зайдя за него, резко остановился, выглядывая из-за поворота. — К чаю я сделал небольшой пирог, так как твои закрома, к сожалею, оказались пусты. — Нон, вечно у тебя все разговоры к еде сводятся… Если пирог не отравлен, то да, я не откажусь, — мужчина отставил от себя чашку на столик и, откинувшись на спинку, проходил говорить, даже несмотря на тот факт, что Нон уже скрылся в другой комнате. — Я тебя ненавижу. — Но не прогоняешь же, — невозмутимо раздалось с кухни. — Видимо тебя все-таки все устраивает, верно? — Твоя сатанинская сущность-то? — Эдмунд чуть усмехнулся. А после, договорив, позволил себе нервно рассмеяться. — Знаешь, и да и нет: с одной стороны ты гребанный призрак, что выбрал меня, без моего соглашения! своим проводником, а с другой… Ты самый настоящий гребанный призрак, что действительно… круто? — Одной фразой: я привнес в твою скучную жизнь немало изменений, но ты оказался совершенно не против, — Нон звякнул подносом о стол и приземлился на диван прямо напротив. — Какое горе, что я пока не ощущаю голода! Чуть не позабыл, что не только ты нуждаешься в еде. — А ты в своих прошлых жизнях случайно поваром не был? — спустя некоторое время выдал Эдмунд, поглощая уже третий кусок угощения. — Поваром не был, но сие хобби умудрился пронести через все прелести пребывания за гранью, — Нон отодвинул от себя блюдце и тут же пододвинул остатки пирога по направлению к собеседнику. — Кстати, ты никогда не рассказывал, что там, за гранью? — мужчина покачал головой. — Во-первых, помрешь — сам узнаешь, а, во-вторых, для меня это обошлось очередной кипой бесполезных разговоров. — Что-то не замечал, чтобы бы ты не любил поговорить? — отозвался Эдмунд. — Поговорить-то я люблю, однако лишь на те темы, что мне действительно интересны… — медленно ответил Нон, мрачнея в лице. — Неужели сама смерть донимала тебя историями о бытии? — быстро произнес мужчина и коротко рассмеялся. — Смерти и так известно обо мне все и даже больше, — юноша отвел задумчивый взгляд. — Не скажешь? — через некоторое время аккуратно спросил Эдмунд. — Нет, не скажу. Повисла тишина: мужчина опустил глаза, став перебирать пальцами, а Нон, ещё сколько продолжив смотреть прямо перед собой с чуть грустным выражением лица, обратил внимание на часы над арочным проходом. — Середина осени. В этой местности в это время уже начинает темнеть, — изрек он, прежде проводив взглядом пару путешествий стрелки по кругу. — Ты куда-то торопишься? — Эдмунд поднял голову. — Возможно, — растягивая гласные произнёс Нон, вставая со своего места и собирая столовые приборы на поднос. После, одним аккуратным движением обойдя столик и подняв серебристое блюдо, юноша быстро отнес то на кухню. Эдмунд, лишь спустя несколько секунд заметив пропажу, выпрямился в кресле и развернулся так, чтобы видеть проход позади себя. Нон, вновь оказавшись в гостиной, незамедлительно проследовал до дивана для того, чтобы закинув, прихватив с дивана, себе на плечо плащ, а также не забыв про прислоненную к предмету мебели трость, направиться уже к двери. Мужчина, проследив за данными телодвижениями, поднялся с кресла и сделал пару шагов вперёд, обращаясь к юноше: — Куда ты? — М? — Нон развернулся, уже было протянувшись к ручке, и, с выражением удивления, остановился. — Ты не сказал, куда собираешься, — мужчина сложил руки на груди. — Правда? — Нон неловко улыбнулся. — Ох, ну тогда мне придётся сказать тебе, что меня ждут дела неотложной важности. — Если ты не говоришь напрямую, значит эти дела довольно… грязные, — Эдмунд подошёл ещё ближе и с вызовом взглянул прямо в глаза юноше. Тот, усиленно строя из себя ничего не понимающее существо, выглядел даже умиротворенным. — Нон! Мне это не нравится! — Почти по слогам выдал из себя Эдмунд, находясь уже в жалких сантиметрах от юноши. — Если тебя так уже важно знать, то я могу сказать тебе одно лишь слово — се-кта, — Нон произнёс последнее слово крайне медленно, выделяя его. — Секта? В 21 веке? — Эдмунд поднял бровь. — Прямиком из средневековья, не то слово. Даже искать особо не пришлось, — разведя руками. — Пойду, наведаюсь к ужину, дабы напомнить им о делах прошлого… — А можно уже напрямую ответить?! — Некоторое сообщество, сравнительно недавно поселившееся в данной местности, является прямым виновником моей гибели. Последней, если быть точным, — сказав это, Нон развел руками и, оскалившись, мягко ткнул мужчине в район груди. — Моя душа считает нужным исключить данных личностей из списка, хм… Живых? — То есть два года назад… Тебя, то есть твоё прошлое тело, прирезали во имя ритуала? — Эдмунд не веря покачал головой. — Знаешь не во имя ахти какого ритуала, а потому как они посчитали меня одержимым, друг мой! — мужчина стал плавно отходить назад, в то время как Нон перешёл в активное наступление, граничащее с истерикой. — Причём не просто каким одержимым, а одержимым таким демоном, который отказался с ними сотрудничать, представляешь?! О… Я далеко не чистая душа, но все же все мои действия искренние — а меня распяли на алтаре как какое-то животное… — Хей, ты же обладаешь этой своей гребанной силой, не так ли? — Эдмунд слегка толкнул Нона, словно пытаясь привести его в чувства. — И ты хочешь спросить почему я ею не воспользовался? — юноша дернул уголком губ. — Да потому что я могу подчистить память паре-тройке людей, но никак не целому городу, который, буквально в ближайшие два дня, тоже посчитал меня самым натуральным Джеком-Потрошителем, ну или демоном на худой случай. Мне позапрошлого столетия с его мозговыми вывертами по всему странному и немыслимому с лихвой хватило! Не делай то, не веди себя так… Нон вновь развернулся к входной двери и, накинув плащ на плечи, уже явно собрался ретироваться на улицу. — Слушай, прости, что на мозги тебе капаю, но… Я все же не одобряю того, что ты собираешься сделать, — Эдмунд протянул руку по направлению с юноше и тут же приложил ладонь к груди. — На их судьбах сама смерть поставила свой крест. Раз она решила самолично не забирать их души, это сделаю я, — Нон обратился к мужчине так, словно речь шла о погоде. — И не говори мне о том, какой грех я на себя беру и так далее. Я полностью отдаю себе отчёт в совершаемом и отказываться от сие умысла не имею никакого желания — послушай, а тебе-то не страшно находиться в опасной близости от сектантов? — Как в дешёвых романах хочется сказать, что «рядом с тобой нет», — бодро закончив фразу, Эдмунд, видимо осознав смысл собственных слов, слегка смутился. — А без меня ты бы и не догадывался о их существовании, пока они не решили бы нагрянуть к тебе домой. Я стараюсь решать проблемы по мере их поступления: и вот, пока что, присутствие таковых гадов в природе вообще несколько меня тревожит, — улыбнувшись, Нон добавил. — Пока тревожит. Юноша отпер дверь и замер на пороге, вслушиваясь, не поворачивая головы. — У меня одна просьба, Нон: вернись к утру. А ещё я хотел бы тебе сказать, что я был вовсе не рад твоему отсутствию. — Настолько успел привыкнуть до этого? — Нон чуть повернул голову в сторону. — Скорее стал одержим. Ты же «демон», как никак. — Странный ты: сколько лет тебя знаю, а называешь меня как угодно, только не другом. Дверь захлопнулась.