***
— Мисс Пейдж, вызывали? — Входя в кабинет, вежливо поздоровался Декс, чуть склоняя голову. — Да, присаживайся. Надолго не задержу. — Махнув рукой на кресло, девушка придвинулась ближе к столу. — Я прочла отчёт и даже не подшитую его часть. Поэтому, как тебе предложение стать наставником Мэтта? Может, хоть у тебя получится сделать из него достойного члена нашего общества? — Без предисловий и сразу переходя к сути, спросила Карен. Она всегда так делала, оставляя прелюдии за гранью страницы текста с самым интересным. — Конечно, мэм. Но, вы мне предлагаете его... воспитать? — Неуверенно переспросив, он взглянул на девушку. Ехидная улыбка на её лице стала ему ответом. — И вы принимаете любые методы? — Все, кроме конечной смерти. Он твой, Декс. — Все так же улыбаясь, она махнула ему рукой, разрешая все возможные действия и рычаги давления, на которые только можно надавить. — А что скажет сам Мердок на это? — Вскинув бровь, спросил Поиндекстер. Хотя на самом деле ему было плевать на мнение Мэтта. Это так, вопрос для вежливости. — Его уже давно никто не спрашивает. И вот ещё что, я свяжусь с Мелвином, и он сделает тебе костюм Сорвиголовы. Пора Дьяволу Адской Кухни стать Дьяволом для всех, а не только для преступников. — Вставая из-за стола и подходя к окну, продолжила она. — Весьма жестоко и умно. Я могу идти? — Вставая следом, спросил он. — Иди. Детали обсудим позже, скажем, завтра утром. Сейчас отдыхай. — Карен подошла к нему и провела рукой по плечу, доброжелательно улыбаясь. Она знала, как подобрать ключик ко всем, но в некоторых ситуациях в этом не было такой необходимости. Они с Дексом уже убивали и отлично понимали друг друга в своих чувствах. Для нее он был инструментом достижения цели, а для него она была маяком и путеводной звездой, не дающей слететь с катушек. Все были довольны. — Спасибо, мэм. — Он взглянул на нее с легким обожанием и не спеша направился к двери. Бен вышел в коридор, нос к носу сталкиваясь с Уэсли и Мэттом. Взглянув на последнего, он мерзко оскалился и бросил на ходу едкую фразу, тут же скрываясь за поворотом: — Скоро у нас будут весёлые будни. — Что это было? — Поправив очки, непонимающе спросил Мэтт. — Мерзкая ухмылка. Мне кажется, зря ты сегодня характер показал. — Отходя от двери кабинета Карен, Уэсли облокотился о противоположную стену. — Удачи. Я буду неподалёку. Мэтт кивнул, открывая дверь и медленно заходя в кабинет, словно смирившийся со своей участью человек, добровольно идущий на заклание. У него были сотни попыток сбежать, и порой ему это даже удавалось, пока он снова не возвращался обратно в эти сырые застенки под внимательным взглядом его Карен. Но она не его уже очень давно, а вот он принадлежит ей со всеми потрохами и своей жалкой душонкой. Он её и он уже смирился с этим, раз за разом смотря на горящий силуэт девушки, которую любит болезненной и нездоровой любовью. Ради которой давно готов перерезать себе глотку или сидеть сутки на пролет у нее в ногах. Он сломался, но продолжает играть гордого человека, чтобы хотя бы попытаться убедить Карен, что он еще не её. Хотя уже все поняли, что это грубая игра одного актера, растерявшего свой навык вживания в личину придуманного им самим героя. Он продолжает надевать маски, хоть и знает, что в этом почти не осталось смысла. В его жизни осталась только Карен и больше никого. Он остановился посреди комнаты, не зная, куда себя деть. Он чувствовал, что Карен стоит лишь в паре шагов от него, а потом возвращается за стол. Послышался шелест разворачиваемых бумаг, звук просевшего под весом кресла. Мердок почувствовал, что с него свели взгляд, не собираясь прожигать в нем дыру. Но от этого было не легче. Карен часто заставляла его стоять, вот так подолгу, посреди комнаты. Она долго не обращала на него внимания, лишь иногда, когда Мэтт уже уставал стоять и хотел на что-то облокотиться или куда-то сесть, ему давали хлесткое замечание, и он снова оставался стоять посреди комнаты, пока Карен не решит с ним заговорить. Вот и сейчас, он уже стоял минут пятнадцать на мягком ворсе ковра, бездумно смотря вокруг и ожидая, когда, наконец, Карен обратит на него своё внимание. — Скажи мне, сколько раз я говорила, чтобы ты снимал очки, когда я нахожусь в одном с тобой помещении? — Не отрываясь от бумаг, спросила Карен. — Много. — Ответил Мэтт, и стащил очки. Он и забыл об их существовании на своей переносице. — Подойди ко мне, Мэтти. — Начала она нежно, разворачиваясь боком к столу и внимательно глядя на Мердока. Тот, опустив голову вниз, медленно подошел к ней. — Ближе, Мэтти. — Проговорила она, когда он остановился в паре шагов от нее. Ему ничего не оставалось, как подойти к ней еще ближе, оказавшись почти вплотную к Карен. — На колени, Мердок. — Сменив нежный тон на холодную сталь, произнесла она. Мэтта всегда пугала такая перемена в ней. Она была куда лучшей актрисой, чем он, раз не смог разгадать тайну Карен еще до всей этой круговерти, а вот она его смогла раскусить как детскую задачку, вопрос которой был «сколько будет два плюс два?». — Знаешь, Мэтти, — глядя как мужчина стоит перед ней на коленях со склоненной головой, затаенные желания Карен просыпаются где-то в глубине её далеко не светлой души и отзываются тягучей болью внизу живота. — Мы с тобой уже так долго вместе. И я все думаю, почему ты ведешь себя так? — Она зарылась рукой в его волосы, нежно поглаживая кожу. Даря мнимое ощущение безопасности. — Ты всегда добиваешься наказаний от моей руки. — Карен сделала паузу, чувствуя, как напрягся Мердок. — Злишь меня, хоть и знаешь, что я тебя не убью. Ты охотник за болью, мой милый. Тебе доставляет это извращенное удовольствие, наслаждение. Даже, если ты не в состоянии встать на следующий день с кровати. Я права? — Она с силой сжала его волосы в кулаке, оттягивая пряди вверх. Мэтт приглушенно простонал. — Видишь, я права. У тебя больная любовь ко мне. Психологи бы назвали это «стокгольмским синдромом», и я уверена, что ты тоже об этом думал. — Чуть расслабляя хватку, она смотрела прямо в лицо Мэтта. Оно было едва искажено гримасой боли: шальной взгляд, чуть приоткрытые губы, сбившееся дыхание и, наверняка, сердцебиение. — Ты пытался пустить пыль в глаза, что не сломлен. Театр одного актера. Весьма паршивого актера. — Она с силой ударила голову Мэтта о столешницу, кажется, разбивая нос. Она убрала руку, наслаждаясь сдавленными стонами Мердока и его потерянным видом. — Тогда ты знаешь, почему я все еще здесь, с тобой. — Он прикрыл нос рукой, стараясь заглушить боль. Столь желанную боль. — Но ведь я и не задавала такого вопроса, Мэтти. Будь внимательней. — Ввернув ему фразу, закончила она более спокойно. Мэтт привалился к ящику стола, впрочем, даже не стараясь встать с колен. Карен попала в самую точку. У него болезненная любовь к ней. И от этого не сбежать, не скрыться. Он навечно оказался привязан к той, кто не может испытывать чистых чувств. Один испытывает удовлетворение, получая боль, а другой — причиняя. Они оба молча это признавали, эту их аксиому. И обоим легче от осознания этого не становилось. — Я не довольна твоими выходками на важных операциях. Оставляй их в этих стенах, раз уж тебе не терпится. Однажды наши отношения зайдут еще дальше. Туда, откуда уже не будет возврата. Не приближай эту черту. У меня свои демоны, которые жаждут крови. И лучше их не дразнить. — Продолжила она, следя за каплями крови, стекающими по шероховатой коже лица мужчины. Мэтт чуть дрогнул на последних словах. Сознание кричало об осторожности, а тьма шептала о проступках, что еще можно совершить. Борьба здравомыслия и желания, где полигоном стал его разум. Вот только, ему самому казалось, что разум он уже давно потерял. И речь даже не о моменте, когда он узнал кто Карен на самом деле, а о его первой драке. О маске, что впервые надел в том переулке, защищая невинных. О своей маске двуличности, которую носил, не снимая, уже очень много лет. — Ты добился очередной порции унижения. — Она склонилась над ним, проводя рукой по груди, вниз. — Теперь Поиндекстер твой куратор. Мне плевать, что ты думаешь. И тебя это заводит, верно? — Она с силой сжала ствол Мердока, что тот от неожиданности зашелся громким одиночным криком, ударяясь головой о жесткое дерево, причиняя себе еще больше боли. Мучительно-сладкой боли. Ненормальной боли. — К-карен… — Его глаза слепо смотрели по сторонам. Глаза, в которых отражалась мольба. Мольба продолжить и остановиться. Мердок называл это двоемыслием — принятие во внимание двух взаимоисключающих себя фактов и, самое главное, верить в них. — Ты просишь меня продолжить или остановиться? — Чуть ослабив хватку на плоти Мердока, спросила она. Ей было приятно наблюдать за таким Мердоком. Это было пищей для ее личных демонов, что толкнули ее саму в эту пропасть, что кишит мафией и вурдалаками на каждом шагу. Она любит играть со смертью. Но и брать в свои руки чужие жизни она тоже любит не меньше. Мердок не знает, что ответить. Моменты боли всегда хочется прогнать, но когда они уходят, их хочется ему вернуть. Чтобы снова ощутить. Доказать, что он живой. Получить удовлетворение. — Не знаю, Карен. — Шепчет он обветренными губами чистую правду. И она ему верит. Верит, и потому перемещает руку с паха на горло, начиная немного душить. Мердок хватается своими руками за ее, сражаясь за глоток воздуха и наслаждаясь. Карен усиливает хватку на горле. Пусть она слабее, но Мердок и не особо-то сопротивляется. Это распаляет. О, как бы она хотела поиметь его прямо здесь и сейчас, выбивая из него все остатки непокорности, что все еще маячат на поверхности очередной маски. Но это все позже. Когда-нибудь и это произойдет. Она отпускает его горло, и тот заходится хриплым кашлем, сгибаясь пополам. Стараясь вдохнуть. Прийти в себя. Он держится за горло, судорожно хватая воздух, и смотрит потерянным взглядом вокруг. В уголках его глаз скопились слезы, стекающие одинокими солеными полосками вниз. — Забудь о своем костюме Сорвиголовы. Это больше не твоя роль. Можешь уходить. — Возвращаясь к бумагам, проговорила она снова холодным тоном. Мердок перекатился на колени и медленно встал, все еще часто дыша. Он смотрел туда, откуда слышно сердцебиение, надеясь увидеть огненные очертания, взглянуть на её лицо. Но каждый раз, в реальности, его взгляд сквозил то чуть левее, то чуть правее, редко попадая в цель. Он развернулся к двери и вышел из помещения, не говоря ни слова. И только тут он вспоминает о разбитом носе, кровь с которого уже присохла к коже. Он медленно побрел по коридору, спускаясь к себе в комнатку. Уэсли не будет рад снова увидеть его лицо в крови, но и помешать этому он не мог. «Мог, но не хотел», — поправляет он себя мысленно уже в который раз. В любом случае, он уже вернулся в комнату и взял полотенце, смачивая его водой и стирая на ощупь кровь с лица. Только сейчас до него дошел смысл сказанных фраз Карен: его наставник — Декс; он больше не Сорвиголова. Ему захотелось взвыть. Взвыть, подобно раненному зверю, не имеющему путей отступления. Ведь все, ради чего он работал, Карен уничтожает всего лишь одной фразой. Всего лишь одним приказом. Разбивает весь его труд в дребезги хрупкого зеркала, каждое из осколков которого показывает различные варианты будущего. Он знал, что этот день наступит. Он боялся этого дня. Но известие о Дексе его подкосило еще сильней. Казалось бы, еще сильней ударить уже нельзя было. Жестокая ошибка. Очень жестокая. Она и его и не его одновременно. «Двоемыслие», — снова вспомнилось ему понятие из старого романа Оруэлла. Чертовски верное понятие для всей его жизни.***
— Ну же, Мердок! Вставай! Я ведь могу и к полу пригвоздить. И тебе это точно не понравится.— Декс откровенно насмехался уже которую тренировку подряд, когда Мэтт снова, и снова, и снова падал под его ударами. Не важно, прямыми или косвенными, но Мэтт к концу тренировки не чувствовал вообще ни одной конечности. А затем, на следующий день, он уже не мог встать с постели. А Декс, прознав об этом, устроил три тренировки в неделю, выжимая из Мердока не просто все соки, а выпивая его до дна. Но на самом деле, до самого дна он его ещё не испивал, и Бен намерен это исправить. Мэтт отползает от Декса подальше, насколько хватает сил. Все его положение сейчас говорит сколько не об измотанности, столько об униженности. Карен отрывается на нем по полной программе, задействовав один из своих главных рычагов. Мэтт знал, что когда-нибудь и у него и у Бена сорвет крышу и так же он знал, что это лишь вопрос времени. Декс в два шага сокращает расстояние между ним и Мердоком и ставит ногу на его поясницу. Мэтт и рад бы скинуть дополнительный вес, но, кажется, сил уже не осталось даже для лишнего вдоха. — Мда, похоже, что я снова сделал из тебя свежий фарш. Но если из фарша сделают котлеты, то из тебя я сделаю отбивную. — Ехидно подмечая, Бен одним сильным рывком поднял его на ноги, толкнув к стене. Мэтт издал болезненный стон — он ударился о стену вывихнутым плечом, что не преминуло тут же отозваться жгучей болью, наполняя измученное тело новой волной агонии. Он сполз по стене вниз, оседая на пол, а затем пораженно застыл: Карен здесь! И она наблюдает за ними! Боже, когда он уже сможет отвязаться от Поиндекстера и уйти в свою подвальную каморку, подальше ото всех? Чтобы избежать позора. За размышлениями Мэтт не заметил, как к нему подошёл Декс, внимательно на него глядя. — Жаль, что ты не видишь, насколько ты красив. Потому что я понимаю, почему Карен сохраняет тебе твою жалкую жизнь. — Начал полутоном тише он. — А ещё я понимаю, почему ты меня заводишь. — Склонившись над ним, прошептал Декс Мэтту в губы. А затем увлёк в глубокий поцелуй, наполненный болью, унижением и привкусом металла, оседающем на языке. Мэтт задохнулся от ощущений. Ему всегда было интересно, какого это, когда тебя целует мужчина? Насколько эти ощущения отличаются от поцелуя женщины? От поцелуя Карен? Сейчас он это узнал. И ему не понравилось. — Декс, остановись. — Внезапно голос стал до ужаса хриплым. Голос, которого сам Мердок не узнавал. — Ради чего? — Вопрос, не требующий ответа. Вопрос, ответ на который не имеет смысла. Декс встряхнул его и прижал к стене, разворачивая лицом к грубой поверхности, отделанной желтой специфической краской. Мэтт попытался вырваться, он абсолютно не принимал то, что сейчас произойдёт. Если он не остановит это, то это его сломает. Сделает из него живую куклу, которой будет чертовски удобно управлять. Декс впился зубами в вывихнутое плечо, наслаждаясь болезненным стонами и слабым трепыханием своей жертвы. Он знал, что ему ничего не будет за эту выходку, потому что знал, что Карен сама этого желала, только не могла осуществить в силу своих физиологических возможностей. Мэтт постарался вывернуться, уйти от нежеланных, грязных прикосновений. Но ничего не вышло. Он был слишком измотан после тренировки, чтобы хотя бы попытаться дать отпор. Декс стал быстро стягивать штаны и нижнее бельё с Мердока вниз, делая его ещё более незащищённым, чем до этого. Он сильней придавил мужчину к стене, оглаживая нежную кожу ягодиц и расставляя его ноги шире в стороны. Мэтт задергался сильней, стараясь задеть своего насильника руками, насколько это возможно. Декс отвлекся и стянул с себя рубашку, грубо отрывая от нее рукав. Он поймал обе руки Мэтта, связывая их куском ткани за его спиной. — Ты невероятен. Мой член давно стоял колом при виде тебя. — Шептал Декс в перерывах между укусами по многострадальной шее Мердока. — И моим наваждением стало трахнуть тебя так, чтобы ты сломался. Чтобы твой стержень, что все ещё держал тебя на плаву, раскрошился к чертовой матери. — Его рука внезапно оказалась на затылке, зарываясь в отросшие волосы, и с силой приложила о стенку. Мэтт в очередной раз застонал, теряя ориентацию в пространстве. Декс, пользуясь временным замешательством Мердока, стянул с себя штаны, и стал нащупывать пальцами тугое колечко мышц. Мердок едва не зашелся руганью, но следующее действие полностью выбило из него весь воздух, — Декс, используя в качестве смазки свою сперму, сочащуюся из его члена, вошёл в него. Резко и жёстко. Наверное, первый раз должен был быть другим. Более нежным и чувствительным. С должным уделением внимания друг другу. Но не их первый раз. Декс брал то, что давно хотел, выполняя приказ своей Путеводной и удовлетворяя свои потребности. Мэтт же чувствовал себя неимоверно грязным. Он был готов к какой угодно боли, но только не к этой. О, это будет настоящее чудо, если он не сломается, когда все кончится. Только ему казалось, что он сломается. Во всяком случае, психологическая травма ему обеспечена. И что делать, чтобы этого не допустить во второй раз, он не знает. Мердок беспомощно дернул руками, пытаясь вырваться из хватки. А ещё он пытается дышать. Толчки Декса, что сейчас так грубо вбивается в его тело, причиняя ему адскую боль и унижая, выбивали из лёгких весь воздух, а из глаз уже давно стекали слёзы, прочерчивая себе дорожки к шее по шершавой коже щёк. Он старался не думать, что сейчас происходит, но чувствовать всё это, было ещё хуже. Чувствовать в себе его член, слышать пошлые и влажные шлепки, сбившееся дыхание и сумасшедшее сердцебиение было просто крышесносно. Декс чувствовал, что он уже на грани. Сделав пару особо сильных толчков, он излился полностью в горячее и тесное нутро, присваивая, помечая его. Навалившись сверху, он прикрыл глаза, переживая один из самых фееричных оргазмов в его жизни. Чего нельзя было сказать о самом Мэтте, что почувствовал себя сломленным. Его использовали. Его трахнули, как последнюю шлюху в переулке. Его разбили. Они добились того, что последняя маска, наконец, треснула, обнажая жидкий воск. Чистый лист. Пластичную глину. Словом то, из чего можно слепить все, что угодно. Случилось то, чего он так боялся. Осознание факта навалилось на него тяжестью тонны свинца, придавливая его. Спустя пару минут Декс пришёл в себя и вышел из столь желанной тесноты, приводя себя в порядок. Мэтт, без опоры, сполз вниз, утыкаясь горячим лбом в прохладную стену и тяжело дыша. Ему было чертовски плохо. Все тело ныло, особенно там. И только сейчас Бен заметил, что у Мэтта даже не встало. Он ожидал нечто подобное, и предполагал, что это можно будет использовать в качестве наказания. В противном бы случае, они бы оба получили того, чего так страстно желали. — Думаю, на сегодня достаточно. — С улыбкой мартовского кота, произнёс Декс. — Мисс Пейдж. — Он склонил перед девушкой голову и гордо вышел из помещения. Точно, Карен. Она... видела весь его позор? Осознание ещё и этого факта раздавило его окончательно. Да, он мазохист и болен любовью к девушке, что не способна на взаимность. Но его психика далеко не самая стойкая вещь в нем, к тому же она и так была расшатана до этого тяжелой жизнью, а сегодня разрушили её фундамент. Мэтт привалился здоровым плечом к стене, чувствуя, как из него вытекает его кровь и чужая сперма. К горлу подступила тошнота, и ему очень сильно захотелось вырвать все, что было внутри. Очиститься. Но даже такой радикальный способ не спасет его от этого чувства загрязненности. Вымойся он с головы до ног, это не принесёт ровно никакого результата. — К-карен... — Беспомощно позвал он девушку. Её сердцебиение оставалось все таким же — леденяще спокойным. — Надеюсь, ты станешь куда послушнее. — В помещении раздалась пара одиноких шагов на каблуках низкого хода. Она остановилась возле него, замерев молчаливым изваянием. Изваянием, что распространяет тьму и страх вокруг себя. Вот и Мэтту стало страшно. Страшнее, чем обычно, чем до этого. Она смотрела на него, изучая каждую черточку, каждый изгиб. Он притянул к себе колени, стараясь хоть немного скрыть наготу, насколько это возможно со связанными руками и болью, в которой утопает его физическое и ментальное тело. Мэтт чувствовал её взгляд и стыдливо опустил голову вниз. Карен молча подошла к нему со спины, развязывая узел на руках, кидая изорванную ткань в сторону. А затем она все так же молча уходит, оставляя его одного. Избитого, сломленного и раздавленного. Он размял затекшие руки, только сейчас выведя их из-за спины, — при Карен он это сделать побоялся. Шатаясь, он поднялся на ноги, опираясь на стену здоровой рукой. Он притянул к себе грубо стянутые с него вещи и дрожащими, не слушающимися пальцами рук надел штаны. Задетый вход, из которого все ещё сочилась кровь, отозвался простреливающей болью. Мердок стиснул зубы, болезненно выдохнув, и побрел к выходу из помещения, впервые жалея, что его каморка, ставшая ему кровом в этом ужасном месте, находится на четыре этажа вниз, являясь третьим, последним подвальным. Лестница. Пролет. Чертовы ступеньки, кажущиеся бесконечными. Этаж. Ещё этаж. Сил уже почти не осталось. Но помогать ему никто не станет, кроме него самого. Снова пролет. Снова этаж. Он уже не может идти, но если ползти, то это заберет ещё больше сил. Последние силы. На самом донышке. Помыться ему сегодня уже не светит. Лишь бы добраться до кровати. Коридор. Расстояние, казавшееся слишком протяженным. Дверь. Идти больше нет сил и он падает на пол, вызывая боль в коленях. Он проползает к кровати несчастных пару метров, взбираясь на неё. Раньше ему не нравилось, что она так близко к полу, но не сегодня. Сегодня он был счастлив этому обстоятельству. Оказавшись на мягкой перине, Мэтт почувствовал облегчение. Он уткнулся лицом в подушку, протяжно выдыхая и забываясь блаженным сном. Завтра он подумает обо всем. Завтра он помоется и попытается смыть эту грязь. Завтра он поймёт, что больше ничто не будет как прежде. Все завтра. А сейчас сон. Сон без сновидений и кошмаров.