Ради этих серых глаз

Юный рыцарь мчался во весь опор на белом коне и его штандарт с родовым гербом гордо развивался на ветру – со стороны все это смотрелось просто великолепно. Однако, сам всадник был сосредоточен и хмур. Его жестоко мучила необходимость выбора: слава или любовь? Хотелось бы любви и славы, конечно, но условия поединка были определены однозначно: выиграет – почет ему и уважение, а заодно - рука принцессы, к которой его сердце не лежит, хоть ты тресни: она капризуля, вредина, вернее даже сказать, стерва еще та, при этом, глупа, как тетерев, да и не писаная красавица к тому ж. Но если бы даже была умницей и красавицей, то ничего бы не изменилось – сердце нашего славного рыцаря уже навеки принадлежало ее брату, единственному сыну несравненного короля этого благословенного королевства, Леопольда Третьего. Бедный Леопольд ужасно страдал от того, что сын его был явно не той ориентации – голубая кровь текла в нем взаправду, а не потому, что так принято говорить про королевских особ. Но король все же смирился с этим фактом, и в итоге, решил сына тоже заодно выдать замуж – за проигравшего. "И что же теперь получается – надо проиграть? А все эти люди? Они же сразу закидают неудачника гнилой картошкой и обольют помоями – средневековый люд никогда не отличался изящными манерами. Но зато принц сразу достанется ему – навеки и без лишних вопросов. Вот он, кстати, сидит на трибуне и не сводит глаз с двух несущихся друг другу навстречу всадников. Бледен, как никогда – замуж за этого ублюдка Луциана ему совсем не хочется. Лучше уж умереть, чем достаться этому неотесанному уроду, который будет обращаться с ним хуже, чем с мебелью. Черт, ну уж нет! Пускай Луциан забирает себе эту кралю, и делает с ней все, что захочет. А что же я? Неужели я должен этому ублюдку проиграть и покрыть себя несмываемым позором, став поводом для вечных колких насмешек? А моя карьера лучшего королевского рыцаря? Да, я первый, и привык быть им всегда, намереваясь и впредь отстаивать этот титул в честных поединках. Я этого чертова Луциана могу сразить одной левой, но как же тогда он, мой ненаглядный Ричард? Ведь я не смогу отдать его никому? Что же делать?" Противник несся навстречу на своем лихом коне черной масти и неумолимо шел на сближение. Пора было уже на что-нибудь решиться – либо отбить удар и свалить с коня этого недоумка, либо позволить ему выбить из седла себя самого. Но рыцарь так и не знал, как ему следует поступить в данной ситуации, а счет пошел уже на секунды. Еще одно мгновение – и стычка неизбежна. В отчаянии он бросил взгляд на трибуны и его глаза, глядящие из-под опущенного забрала, тут же встретились с печальным взглядом прекрасных серых глаз его возлюбленного. Боже мой! Он готов был смотреть в них вечно, забыв обо всем на свете, но внезапно страшный удар сокрушительной силы обрушился на него с таким грохотом, словно перед ним рухнула крепостная стена, и рыцарь, не удержавшись в седле, стремительно полетел вниз и тяжело рухнул на землю, подняв огромное облако желтой пыли. От такого головокружительного падения в ушах у него зазвенело, и на мгновение он вообще перестал понимать, что с ним, где он находится и жив ли вообще, а если жив – все ли кости целы. Потом понемногу рыцарь пришел в себя, тяжело поднялся с земли и огляделся вокруг. Толпа уже приветствовала нового героя, победителя турнира и законного обладателя руки королевской дочери. В его же сторону неслись лишь насмешки, свист и презрительные плевки. О блестящие латы неудачника с глухим стуком стукнулось и отлетело несколько деревянных башмаков. Во взгляде каждого из присутствующих читалось нескрываемое разочарование – кумир не смог оправдать возложенных на него ожиданий и толпа без сожаления сбросила его с пьедестала. И только один взгляд не был осуждающим, а, напротив, давал понять, что его обладатель безмерно гордится совершенным поступком и обещает, что эта жертва была не напрасной.