Золотистые крылья, к которым хочется прикоснуться

Ка­зах­стан, как и всег­да, си­дел в сво­ей ком­на­те, уку­тав­шись в свои крылья и нак­рывшись ещё и лёг­ким, лет­ним пле­дом. Оче­ред­ная стра­нич­ка но­вень­кой книж­ки, на об­ложке ко­торой кра­сова­лись звёз­ды и не­боль­шая, слов­но вы­тяну­тая кап­ля, пла­нета, пе­ревер­ну­лась и с не­боль­шим шо­рохом лег­ла на пре­дыду­щую. Ка­зах вздох­нул, за­воро­жен­ный ис­то­ри­ей кни­ги, и в ко­торый раз про­бегал­ся яс­ны­ми, яр­ко-жёл­ты­ми гла­зами по чёр­ным бук­вам. Та­ким кра­сивым и чис­тым. Да­же за­пах све­жена­печа­тан­но­го книж­но­го из­де­лия до сих пор сох­ра­нил­ся и ви­тал по ком­на­те, до­пол­няя аро­мат от не­боль­шой ва­зоч­ки с ро­маш­ка­ми и не­забуд­ка­ми. — Я да­же отор­вать­ся от неё не мо­гу. Жаль, что при­дет­ся, — Ка­зах­стан ски­нул плед, отложил книгу и по­тянул­ся, рас­прав­ляя свои за­тёк­шие крылья. Пос­ле нес­коль­ких ча­сов, что он скло­нил­ся над подарком отца, да­ли о се­бе знать и пос­лы­шал­ся нег­ромкий хруст поз­во­ноч­ни­ка, — Уфф! Как же я ус­тал! Не­дол­го под­тя­гива­ясь и раз­во­дя ру­ки в сто­роны, он сде­лал не­боль­шую раз­минку из па­ры уп­ражне­ний. По те­лу сра­зу же раз­ли­лось при­ят­ное ощу­щение рас­слаб­леннос­ти и по­коя, что Ка­зах­стан захо­тел вновь упасть на кро­вать, уже в ви­де кры­латой звёз­дочки и ва­лять­ся так до темноты. Но бы­ло кое-что очень важ­ное, та­кое, про­пус­тить ко­торое па­ренёк не хо­тел да­же ду­мать. От вос­по­мина­ний очер­та­ния ли­ца СССР, ко­торый дол­жен при­ехать к обе­ду до­мой, ещё не за­бытые ка­рие гла­за и чёр­ная по­вяз­ка, как у мор­ско­го пи­рата, веч­но под­го­ня­юще­го мат­ро­сов гром­ким и за­ливис­тым «Йо-хо-хо!», разливалась теплом по всему телу. И по­ка сол­нышко ставил книгу на её законное место — полку, а плед ак­ку­рат­но скла­дывал на кро­вать, в его дверь пос­ту­чались и раз­дался чуть ба­сис­тый го­лос Рос­сии. — Ка­зах­стан, по­ра обе­дать. На­де­юсь, ты не за­был об этом? — в го­лове про­мель­кну­ла мысль, что вов­ре­мя он на­читал­ся и сей­час чувс­тво­вал се­бя не толь­ко ус­тавшим (лишь на чуть-чуть), но и жут­ко го­лод­ным. — Сей­час спу­щусь! — отоз­вался ка­зах, под­бе­гая к две­ри и рез­ко её рас­па­хивая, зас­та­вив уди­вить­ся Рос­сию и ми­мо про­ходя­щего Ук­ра­ину, иду­щего вниз по зо­ву сво­его же­луд­ка, — Не ду­май, что я про­пущу та­кое важ­ное со­бытие, как воз­вра­щение па­пы с ко­ман­ди­ров­ки. Его так дав­но не бы­ло. Я силь­но сос­ку­чил­ся. Ка­зах­стан ще­бетал, точ­но ма­лень­кая пташ­ка, кру­жа вок­руг стар­ше­го бра­та, бу­дучи ни­же рус­ско­го боль­ше, чем на од­ну го­лову. Рос­сия улыб­нулся, пот­ре­пал мел­ко­го по го­лове и, ска­зав прос­тое «тог­да пош­ли», спус­тился по лес­тни­це на пер­вый этаж, где дав­но хо­зяй­ни­чала Бе­ларусь. Зо­лотис­тые перья яр­ко блес­ну­ли на сол­нце, слов­но вспыш­кой све­та оза­ряя ти­хий ко­ридор, и свет мгно­вен­но про­пал, впро­чем как и его вла­делец, что уже на всех па­рах мчал­ся на кух­ню с ог­ромным, всё на­рас­та­ющим пред­вку­шени­ем встре­чи с па­пой. *** Чёрный джип аккуратно вырулил в сторону двухэтажного домика, раскрашенного в некогда красный цвет, что сейчас, спустя несколько лет, казался розовым с едва ли различными алыми отголосками. В некоторых местах краска осыпалась, оставшись на стенах дома бежевым пятнышком, ямочкой на ровной поверхности. Мужчина, вышедший из машины, припаркованной на асфальтированном участке, глубоко вздохнул чистый воздух, подмечая про себя, что пора бы разукрасить этот дом заново, чтобы тот снова засиял красками заката. Ступая по ровно выложенным серым плиткам, ведущим к крыльцу дома, СССР мимолётно улыбнулся. Долгая дорога не могла не утомить коммуниста и, как казалось самому Союзу, единственное, что он хотел сделать — вновь увидеть своих, подросших за этот долгий месяц, детей. В особенности одного красочного, жёлтого птенчика. Не то что­бы СССР лю­бил пер­на­тых, но в ка­кой-то мо­мент не мог от­вести взгляд от од­но­го кон­крет­но­го, зо­лотис­то­го. Он и не за­метил как силь­но хо­тел про­вес­ти хо­тя бы кон­чи­ками паль­цев по за­литым зо­лотом крыль­ям Ка­зах­ста­на. Ему ка­залось, что крас­ный бу­дет иде­аль­но смот­реть­ся сре­ди зо­лото­го опе­рения. Этот ми­лый, веч­но ве­сёлый и на­ив­ный пар­нишка прив­ле­кал его, ма­нил к се­бе, слов­но си­рены мо­ряков, толь­ко не прек­расной пес­ней, а сво­ими незем­ны­ми, восозданными из волшебной сказки, крыль­ями. И Со­юз го­тов был уто­нуть в них, потому что знал — эти крылья мягкие и пушистые, точно вата или облака, озарённые ранним солнцем. Уже стоя на крыльце, дверь распахнулась перед Союзом, заставив мужчину улыбнуться ещё ярче, чем прежде. Казахстан налетел на своего — хоть и приёмного, но как ни как — отца, обвивая детские ручки вокруг его шеи. — Я соскучился, папа! — раньше слыша звонкий голос казаха, что называл его «папа», СССР горько усмехался. В памяти всплывал образ свободного кочевника с белыми, как первый снег, крыльями, чуть позже окрашенные своей же кровью, и тёмную, ржавую цепь, свисавшую с шеи некогда свободной птицы. Именно тогда коммуниста одолевало чувство сожаления за содеянное его отца. За смерть настоящего «папы» Казахстана. Но сейчас, видя доброту в глазах казаха, он уже не чувствовал былую тревогу и смятение, страх и отчаяние. СССР знал, он боялся потерять его — самое дорогое — навсегда. И пока этого не случилось, он будет всеми силами стараться для Казахстана, чтобы тому было с ним хорошо. Чтобы не повторять ошибку отца. — Я тоже скучал, солнышко. СССР бережно обнял сына, проводя ладонями по золотым крыльями, ощущая их мягкость. Пёрышки еле заметно задрожали, а обладатель золотого оперения выдохнул, сильнее прижимаясь к груди мужчины. Перебирая перья пальцами и чувствуя тёплое дыхание, Союз осознал, что всегда может дотронуться до желанных крыльев Казахстана. Не потому, что он старше и мог пользоваться статусом отца, как ему угодно, а лишь потому, что этот маленький комок счастья, радости и доброты сам прильнул к нему, требуя ласки. Может когда-то, Казахское Ханство так же перебирал ещё маленькие пёрышки на крыльях сына, и сейчас, вспоминая прошлое, маленький степной мальчишка возвращался в те далёкие «когда-то».