Лес чудес.

Доброе боброе! Как утверждал один маленький, но пока очень неизвестный бобёр Бо. Знаешь, каким было его любимое занятие? Точнее их было пять, но от того менее любимыми каждое из них не становилось. Он очень любил строить плотину, грызть дерево, смотреть на солнышко, когда оно было на небе и на небо, когда на нем были звёзды. А последним пятым любимым занятием был секрет, который никто-никто не знал и даже не догадывался! Ведь трудно догадаться о том, о чем даже не подозреваешь. А бобрик секреты хранить умел. Не в пример той сороке, что сейчас сидит над ним на сухой ветке и оглашает всю округу последними новостями. Уж ей-то слово не скажи, тотчас растрещит его по всему лесу. Однажды старый ёжик Фырк нашёл яблоко, так о том, и часа не прошло, знал весь лес. «Эка невидаль! -скажешь ты, -найти яблоко в лесу! Да под любой яблоней их столько, что и пирог испечь можно, да на компот ещё останется». И я с тобой категорически соглашусь! Только в том-то и дело — нашёл ёж яблоко не под яблоней, а под сосной! А вокруг на полверсты, почитай, ни одной яблоньки не росло! Как оно на той сосне выросло осталось загадкой. Ведь каждый мало-мальски разбирающийся в ботанике лесной житель твердо знал прописную истину — на соснах яблоки не растут! И точка! Но тем не менее факт оставался фактом — яблоко нашли под сосной! Из этого опытные сыщики-бельчата сделали лишь один правильный вывод, основываясь на извечно вековой традиции «шишка от сосны недалеко падает». А раз яблоко было найдено именно под сосной, значит… Но тут, должно сказать, мнения разделились. Кто-то настаивал на том, чтобы называть яблоки шишками, другие же, наоборот, считали, что теперь нужно сосны называть яблонями. И только два зверя молчали и не вступали в воцарившийся переполох. Как ты, наверное, уже правильно догадалась, первым был тот самый старый ёжик Фырк, который всего-то хотел полакомиться найденным яблоком. А все потому, что с самого утра у него во рту не было даже маковой росинки. И это даже не отменяет того, что ёжики никогда не ели маковых росинок, во рту же их держать никто им не запрещал. Вторым же молчавшим зверем был дядя кабанчика Вихрю кабан Вихрю. Это имя он получил от своего отца, который в свою очередь получил его от своего отца и так далее до первого предка рода Вихрю. Прошу не путать с ничем непримечательным родом французских дворян Вихрю. Тем не менее наш кабан имя свое носил не с меньшим достоинством и удовольствием. Если кого из знакомых попросить охарактеризовать его одним словом, то все сошлись бы на едином — незверим. Есть такие люди, которые держатся от других людей подальше, мало или же совсем с ними не общаются. Таких называют нелюдимыми. Но так как дядя кабанчика человеком не являлся даже номинально, данное определение ему и не подходит. Он, в принципе, никогда на этом не настаивал. А вот помолчать он любил, даже очень. Как любила говорить его матушка -желудями не корми, дай помолчать, а ее сестричка ей поддакивала — молчит, мол, словно желудей в рот набрал. Вот и сейчас, во время всего этого балагана не преминул воспользоваться ситуацией и помолчать. А если при этом учесть, что говорить совершенно не хотелось, то как говорят астрологи — звёзды сошлись, при том как нельзя лучше! Но не только молчать любил дядя Вихрю. Ничуть не меньше ему нравились цветы. Он влюбился в них ещё совсем маленьким кабанчиком и бережно хранил любовь к ним и по сей день. А вот недавно гуляя по лесу в своем любимом молчаливом настроении и не менее любимой компании, состоящей лишь из него самого, наткнулся на удивительную полянку, на которой росли цветы. Тебе, наверное, интересно что же было удивительного в той полянке? Не торопись, обещаю, сейчас ты все узнаешь. Нет, цветы там были совершенно обычные, точно такие же можно встретить и на любой другой полянке, если судить по внешним признакам. Необычность поляны была в том, что все цветы там были живыми, да к тому же они пели. «Динь-динь"-заводили васильки. «Динь-дилинь"-подхватывали песенку колокольчики. «"Дилинь-дзинь"-вторили им ромашки. И песня весело разносилась по всей поляне от цветка к цветку, завершаясь «Бон-бом» старого лопуха на ее конце. Кабан Вихрю быстро сдружился со всеми ее травянистыми обитателями, ведь у них оказалось немало общего. Во-первых, ему понравилось их пение, а цветам свое пение нравилось не меньше. Во-вторых, Вихрю любил цветы, а цветы любили себя. И в-третьих, цветам ничуть не мешало петь постоянное молчание Вихрю, а помолчать он любил. Даже вредная кривая колючка Зю не цеплялась к нему по мелочам. Кривой она стала будучи ещё молодым, стройным, но неопытным побегом. О тех временах она старалась не вспоминать. А если и вспоминала, то внутри всегда что-то кололо, да посильнее, чем могла уколоть кого-то она сама. А дело в том, что ее возлюбленный сорняк Грю, когда-то увивавшийся вокруг нее плющом, сбежал с какой-то лосихой, растоптав самые светлые чувства в ее маленьком, но широком растительном сердце и мимолетом задев ее саму. Все они сорняки одинаковые. Но Вихрю был кабаном деликатным, поэтому не лез ни к кому с расспросами. В отличии от непоседы и проказника Рыжа. Вот он был, как говорят, любопытен от природы, да к тому же молодым лисенком, поэтому совал свой черный носик в любую норку. Отчего зачастую с ним приключались забавные происшествия. Аккурат посередине между средой и пятницей сразу после кратковременных грибных осадков где-то измазался в краске. Так мало того, что на шкурке не осталось ни единого родного рыжего пятнышка, так и язык при этом оказался окрашен во все цвета радуги. При этом сам Рыж чувствовал себя замечательно, жалоб на самочувствие и радужность не выказывал. Но в узком кругу хвалился, что попробовал радугу на вкус. Через пару дней краска сошла, оставив единственным напоминанием о том случае разноцветный язык, но и тот появлялся ненадолго и лишь после дождя. А спустя ещё пару дней лесные жители, которые знали о том случае, благополучно о нем забыли, а те, кто не знали, так и вовсе не вспомнили.